По ту сторону черной дыры - Беразинский Дмитрий Вячеславович - Страница 38

• Предыдущая
• 38/104
• Следующая

– Ладно! – сказал Норвегов, – с Мухиным будете разбираться сами – я его по ваши души отправил. Готовьте литров десять.

Домой Галкин шел с женой.

– Представляешь, мать! – возбужденно размахивал он руками, – зверя видели! Не олень, не зубр, и рога – во!

– Это тур, – устало улыбнулась Алевтина Тимофеевна, – будь я помоложе, я бы тебе за эти штуки наставила еще большие рога. Устал бы носить, поводырь хренов!

Олег проснулся в полдевятого. Родители уже ушли на службу, и он мог еще немного поваляться. Его отец, начальник секретной части майор Локтев Михал свет Васильевич устроил свое чадо, которому уже было не много ни мало – двадцать четыре годика, на должность метеоролога. Олег, единственный из молодого поколения, видел приборы со стрелками и имел острый нюх на непогоду, в особенности, если речь шла о прополке клубники.

Идти на работу нужно было во второй половине дня: запускать зонд, возиться с барометрами, термометрами, гигрометрами и прочей военно-воздушной фигней.

Откуда– то из подмышки раздался стон. Затем одеяло отползло в сторону, и в образовавшееся отверстие просунулась взъерошенная блондинистая голова.

– Eh? Willkomm, Oleg. Kommen Sie her, Eine KuB!

– Я не понимаю по-немецки, – пошутил Олег, целуя светлый затылок.

– Ist Trottel! – отвернулась обиженно голова. Парень нежно обнял девушку.

– Und du, mein Schats! Was geht los?

– Der gute Junge, – вздохнула девушка, – Ich nicht Huren. Ich lieben dich.

– Боже, что за лингва! – вздохнул парень, – язык сломать можно.

Рената Кохтль упорно не желала учить русский. Уже даже мать Олега, дама с весьма невысокими лингвистическими способностями, выучила с, грехом пополам, несколько немецких фраз для общения с невесткой.

До катаклизма Олег работал на студии звукозаписи в Бобруйске. Однажды с напарником они отправились за очередной партией кассет в Польшу. В Лодзи остановились на несколько дней у знакомых, ожидая хорошего предложения. Игра в «гости» несколько затянулась по причине весьма банальной.

В результате очередной попойки «за приезд», Олег очнулся в незнакомом месте. Этим незнакомым местом оказался железнодорожный вокзал, выйдя из которого он прочитал название станции.

– Ну почему именно Гамбург! – застонал он, сжимая разламывающуюся от известной причины голову.

Организм требовал срочной опохмелки. Олег пошарил по карманам. В левом нагрудном нашлась бумажка достоинством в десять долларов. Она, да болтавшаяся на плече гитара – вот и все личные вещи, которые находились при нем. Решив, что на больную голову и пустой желудок решения не принимаются, он отправился в ближайший бар, сверкавший неподалеку своей вывеской. Начало смеркаться. Олег смутно помнил, что опохмеляться они сели, когда солнце только всходило.

Знание немецкого на уровне хорошей средней школы помогло ему в общении с барменом, оставив традиционный в таких случаях язык жестов на потом. Основательно утолив голод, и более, чем основательно, жажду, он понял, что в таком свинском состоянии серьезные решения принимают только идиоты. Поэтому, схватив свою музыкальную подружку, он отправился в разбитый неподалеку от бара скверик, где надеялся поспать на скамейке, но полицейский патруль заставил его отказаться от этого намерения. От скуки Олег начал перебирать струны гитары, напевая что-то из репертуара «Scorpions». Затем ему это надоело, и он завел песню Высоцкого «Баллада о детстве». Вокальные данные его оставляли желать лучшего, но он их компенсировал искренностью и страстью. По окончании песни раздались дружные хлопки. Парень поднял голову и открыл глаза – около полутора десятков человек расположилось около его скамейки и жадно внимали. В их числе были и двое полицейских, патрулировавших сквер.

– Noch, bitte! – попросила стоявшая рядом, удивительно симпатичная для немки, блондинка.

– Ну, арийцы, держитесь! – сказал Олег, и зашпарил «Охоту на волков».

Так продолжалось до поздней ночи, пока его пальцы не стали кровоточить. Рядом с ним крутилась компания каких-то битников, в которой верховодила та самая блондинка. Она протянула ему коробку, в которой Олег насчитал около семисот дойчмарок. Затем она сказала, что ее зовут Рената, она просит его придти сюда утром, а теперь пора по домам.

– Gut! – зевнул парень, укладываясь ночевать на скамейке, ибо было на редкость тепло.

Но уснуть ему не удалось. Девица его растормошила и увлекла за собой в какой-то погребок. Олег лишь успел прочитать, что он называется «У хромого Кристиана». То, что немцы гулять умеют, он понял, увидев несколько человек, лежащих на полу в интересном состоянии. Их постепенно отправляли по домам на такси более трезвые товарищи. Олег с Ренатой сели на свободные места, и все понеслось перед глазами. Впервые отведав национальных немецких коктейлей, парень понял, что попал. Тело отделилось от мозга, мозг от сознания, а сознание – от реальности.

Он пришел в себя лишь наутро. Реальность, вернувшаяся на своё законное место оказалась настолько нелепой, что бедняга подумал, что отъехал.

– Бред! – проговорил он вслух, надеясь на пробуждение. Но реальность расхохоталась ему в лицо.

Потолок был зеркальный, и в нем Олег увидел своё отражение. Он лежал на кровати в чем мать родила, а рядом посапывала вчерашняя блондинка. Кисть правой руки испытывала какое-то неудобство. Поднеся оную конечность к глазам, парень увидел на безымянном пальце обручальное кольцо. Нехорошее предчувствие кольнуло сердце.

– Рената! – позвал он и похлопал девушку по обнаженному плечу.

– Was? – отозвалось сонное тело.

– Was ist los?

– Wir sind Gatten! – вяло возликовала блондинка.

– Депрессия – это гнев без энтузиазма, – начал было Олег, но вдруг до него дошел смысл сказанного.

– Чего? – заорал он, падая с кровати на шкуру какого-то животного, служившую ковриком, – какие, нафиг, супруги?!? Где мои джинсы?!?

Разревевшись чисто немецкими слезами, Рената рассказала, что вчера после погребка они гуляли по вечернему Гамбургу. Что их заставило зайти в ту церковь, девушка толком объяснить не смогла. Но, в итоге, их обвенчал протестантский кюре, чему господин Локтев абсолютно не противился (на этом месте Олег удивленно изогнул брови). Их брак занесли в книгу прихода, свидетели расписались, а новоиспеченные супруги пошли праздновать брачную ночь к ней домой.

Рената жила с отцом, шефом какого-то, чрезвычайно популярного в Германии журнала. Герр Кохтль, едва учуяв русский дух, поднял руки вверх и сказал «Гитлер капут». Затем угостил их каким-то нацистским пойлом и, указав на дверь спальни, с идиотским видом пожелал «спокойной ночи». Дочь задержалась, чтобы звездануть старика по лысине за столь наглую выходку, а когда вернулась, молодой муж вовсю выводил носом Брамса. Рената его раздела, разделась сама и прилегла рядом, полночи наблюдая, как молодое сильное тело нагло пренебрегает супружескими обязанностями. Под утро она уснула.

– Крестили ли меня в детстве? – размышлял вполголоса парень, – крестили. Цепочка где-то дома валяется. Действителен ли брак, заключенный церковью между представителями двух различных ветвей христианской веры? Хрен его знает!

Разум возопил, но тело уже поняло, что попалось. Успокоившись усилием воли, Олег глянул на обнаженную девушку и понял, что успокаиваться не время.

… А через пару дней, во время небольшого скандальчика в вышеупомянутом погребке, его сгребла полиция и, ввиду того, что при нем не оказалось визы, парня депортировали из Фатерлянда. Так, пройдя семь кругов ада, он очутился в родной двухкомнатной квартире. Родители удивленно покосились на кольцо, но расспрашивать не стали – у сына было отвратительное настроение. Кольцо он решил не снимать, ибо брак его был заключен на небесах, да и вообще, шею оно пока что не давило.

И вот однажды, в начале мая, он сидел дома и ждал прихода предков. Отец обещал похлопотать насчет работы – студия звукозаписи медленно, но верно откидывала копыта. В полшестого раздался звонок в дверь. Олег пошел открывать. За дверью его ждал сюрприз: с воплем «Meine lieber!» на его шее повисла Рената. Сзади выглядывали довольные физиономии родителей.

• Предыдущая
• 38/104
• Следующая