Красавица в черном - Берд Николь - Страница 19

• Предыдущая
• 19/69
• Следующая

Она проглотила остальные гневные слова, которые уже собиралась обрушить на его голову. Он не вернулся в дом ее дяди, не пришел на другой день, не появился в качестве ее постоянного кавалера на танцах у источника, не повез ее кататься в двуколке по Бату. Она пережила сначала недоумение, а потом отчаяние и унижение, представляя, как знакомые барышни хихикают над ней втихомолку по поводу такого неожиданного и необъяснимого бегства поклонника.

– Луиза, тут дело не только в моей пострадавшей гордости, – сказал он с внезапной суровостью. – В тот день, пока я отвозил вас с вашей горничной домой и потом возвращался к себе, моя нога чудовищно распухла. Из экипажа я смог выйти только с помощью двух лакеев.

Луиза потрясенно смотрела на него. Она вдруг вспомнила, что тогда, после своего падения во время их прогулки по берегу реки, Лукас шел дальше прихрамывая. Но она-то думала, что друг ее притворяется, хочет вызвать в ней сочувствие, потому что его неуклюжее падение плашмя рассмешило ее. А он и правда тогда выглядел препотешно! Но ей и в голову не пришло, что он пострадал всерьез.

– Моя мать послала за врачом, тот ощупал распухшую ногу и решил, что я сломал лодыжку. Адская была боль! Мне пришлось месяц проваляться в постели. Я лежал у себя в комнате с обложенной подушками ногой, беспомощный как младенец. Это был нелегкий месяц!

– Почему же вы даже не прислали записку? – воскликнула Луиза. – Я ведь ничего не знала!

– Вы ни разу не справились обо мне! – ответил он, и за этим негодованием ей послышалась явная обида. – Вы знали, что я оступился. И вам могло бы прийти в голову…

– Но мне не пришло. – Луиза попыталась подавить чувство вины. – Откуда мне было знать? И никто вокруг ничего не знал. А в Бате обычно каждая мелочь становится общеизвестной.

– Мне не хотелось, чтобы это стало общеизвестно, – возразил Лукас, – Я запретил матери рассказывать кому бы то ни было. Каким бы я выглядел дураком. Сломать ногу, просто оступившись! Но вы-то знали, что я упал.

– Вы, Лукас, всегда были таким здоровым и крепким. У меня и в мыслях не было, что с вами могла приключиться беда. Я решила… решила, что вы на меня обиделись. Я понять не могла, отчего вы так внезапно перестали бывать у нас.

Они смотрели друг на друга в упор. И Луизе вдруг припомнилась одна старая ссора. Ей тогда было восемь лет, а ему девять. Они ссорились из-за покинутого птичьего гнезда, на которое претендовали оба. Но сейчас все было намного серьезнее. Неужели она потеряла свою первую любовь из-за такого нелепого недоразумения?

– Но теперь, когда я знаю, что вы на самом деле серьезно пострадали, Лукас… – начала она вкрадчиво, готовясь принести искренние извинения, но не успела закончить. Он отодвинулся от нее, и Луиза невольно замолчала.

– Тот раз был не единственным, когда вы думали только о себе, Луиза! Когда хотели, чтобы было по-вашему.

Она вспыхнула:

– А вам не следовало бы быть таким обидчивым! Джентльменам полагается быть снисходительными к дамам.

– Да, снисходительными! Но вы… вы всегда были слишком избалованной. Если бы ваш отец не бросался исполнять любую вашу прихоть…

– Не смейте говорить таким тоном о папочке! – Она гневно сверкнула глазами и топнула ногой. Лукас запнулся, но тут же упрямо заговорил снова:

– Я не сказал ничего плохого о вашем отце. Вы знаете, как я горевал о нем. Но теперь, когда я наконец понял, насколько вы суетны…

На этот раз Луиза от него отшатнулась, словно он дал ей пощечину.

– Как вы можете говорить мне такие обидные вещи!

– Френсис говорил то же самое. Он часто предостерегал меня, что вы разобьете мне сердце, только я не слушал. – Лукас отвел взгляд. Губы его были сжаты в узкую полоску.

– Мистер Лакленд? Этот полоумный! – горячо воскликнула Луиза. – И вы верили его суждениям о моем характере?

– Он мой друг и заботится обо мне. И у него есть основания для таких выводов. Как-то он написал вам поэму, где признавался в своей преданности, а вы сказали ему, что в ней хромают рифмы! – напомнил ей Лукас.

– Мне тогда было всего пятнадцать! – фыркнула она. – Теперь, когда я повзрослела, уже не выразилась бы так… откровенно.

– А это не важно. Он больше не повторит своей ошибки, да и я тоже, – сказал Лукас. Теперь он говорил твердо и спокойно. Луиза почувствовала, как у нее падает сердце. Она сама оттолкнула Лукаса. Дело оказалось вовсе не в его непостоянстве, как она полагала. Но ведь это была простая случайность, неудачное стечение обстоятельств. Надо же, он до сих пор дуется на нее из-за их прежних размолвок! Если бы только она могла заставить его выслушать ее…

Но Лукас явно не выказывал желания слушать ее оправдания.

– Теперь, когда мы все выяснили, я полагаю, вы не станете придавать значения встречам со мной? Мы сможем встречаться в обществе без взаимной неловкости?

– Будьте уверены, – сказала Луиза, стараясь сохранить невозмутимый вид. – Не беспокойтесь обо мне, сэр Лукас. У меня появились новые друзья, которые лучшего мнения обо мне. Весьма возможно, что в скором времени мой социальный статус изменится.

– С чем вас и поздравляю, – выговорил он сухо. Больше всего Луизе хотелось отвесить ему пощечину, но она все же выпрямилась и с достоинством присела в церемонном реверансе.

– Мне пора возвращаться, пока тетушка не хватилась, – сказала она. – Счастливого вам дня, сэр. Я желаю вам всего доброго.

Не дожидаясь, пока он скажет «до свидания» (он и так сказал уже достаточно), Луиза круто развернулась и поспешила к дому Марианны, Ева бежала за ней.

Едва оказавшись в прихожей, Луиза закрыла лицо руками, чувствуя, как слезы заструились между пальцами. В прихожую вышел Мастерс, но Луиза не обращала на него никакого внимания. Она побежала наверх, спеша укрыться в своей спальне.

– Простите, мисс, – обратилась к ней вошедшая следом Ева. – У вас разболелась голова? Прикажете что-нибудь принести?

– Да… нет… – проговорила Луиза. – Мне нужно побыть одной.

Служанка задернула шторы и выскользнула из комнаты. Луиза повалилась на кровать, зарывшись лицом в подушку, чтобы никто в доме не смог услышать ее рыданий.

Прошло долгое время, прежде чем источник слез в глубине ее души иссяк. Обессиленная, она заснула беспокойным сном. Проснувшись, Луиза обнаружила, что Ева принесла ей чашку чаю и нарезанный ломтиками огурец. Снова надо было скрывать следы слез, прикладывая огурец к распухшим векам и воспаленным щекам. Голова болела, на сердце лежала свинцовая тяжесть.

Лукас сказал, что она разбила ему сердце. Неужто это правда? И теперь он настолько решительно настроен против нее, что не остается никакой надежды на примирение? Похоже, что все обстоит именно так.

Она отхлебнула остывший чай и заставила себя проглотить жидкость, несмотря на стоявший в горле комок.

Теперь у нее есть гораздо более значительный поклонник, достаточно зрелый, чтобы не обижаться на пустяки и глупые недоразумения. Какая ей разница, если недалекий мальчишка увидел в естественном поведении девушки намеренное пренебрежение?

Луиза почувствовала на щеке одинокую слезинку и сердито смахнула ее ладонью. Нет, больше она не позволит себе киснуть. Взяв себя в руки, она потянулась к блюдцу с огурцом.

Когда Марианна, одевшись и позавтракав, спустилась вниз, то с удивлением узнала, что Луиза все еще у себя. Впрочем, это давало ей время разобрать почту: два приглашения, письмо от подруги, требующее ответа, и счет от портнихи за новые платья Луизы. Марианна отложила счет, чтобы потом оплатить его из Луизиных денег, и села за стол, чтобы написать ответное письмо подруге, вынужденной из-за болезни уехать на юг Франции. Над приглашениями Марианна размышляла недолго. Взглянув на календарь, а также зная, что Луиза будет рада любому поводу повеселиться, ответила согласием на оба.

Когда Луиза спустилась вниз, лицо ее показалось Марианне несколько бледноватым. Сообщив племяннице, что, они приглашены на обед и в оперу, Марианна, к своему удивлению, не заметила особой радости.

• Предыдущая
• 19/69
• Следующая