Вожделеющее семя - Берджесс Энтони - Страница 11

• Предыдущая
• 11/59
• Следующая

Тристрам шумно втянул носом воздух, наполненный запахом «Анафро», словно принюхиваясь к чему-то подозрительному.

— Что ему было нужно?

— Ты почему так рано пришел? — спросила Беатриса— Джоанна. — Плохо себя чувствуешь или что?

— Я почувствовал себя очень плохо после того, что мне сказали. Я не получу повышения. Чадолюбие моего отца лишило меня права на это. И моя собственная гетеросексуальность тоже.

Заложив руки за спину, Тристрам поплелся в спальню.

— У меня не было времени прибраться, — входя за ним, проговорила Беатриса-Джоанна и принялась расправлять простыни. — Я ходила в больницу. Меня долго не было дома.

— Похоже, что мы провели беспокойную ночь, — сказал Тристрам, выходя из спальни. — Да, — продолжал он, — работа теперь достается таким выскочкам-гомо, как Дерек. Мне нужно было ожидать того, что случилось.

— Мы переживаем мерзкое время, правда ведь? — спросила Беатриса-Джоанна. На мгновение она застыла, держа в руках конец мятой простыни. В лице ее было что-то жалкое. — Все так плохо…

— Ты мне так и не сказала, зачем приходил Дерек.

— Совершенно не поняла. Он тебя искал. — «Я на волоске,

— думала Беатриса-Джоанна. — Я едва-едва держусь». — Вообще— то видеть его так, вдруг, было несколько неожиданно, — сымпровизировала она.

— Он лжец! — убежденно произнес Тристрам. — Я думаю, что он приходил не затем, чтобы просто нам посочувствовать. Как он узнал о Роджере? Как он мог докопаться? Держу пари: он узнал только потому, что это ты ему сказала!

— Он знал, — соврала Беатриса-Джоанна. — Он увидел фамилию в Министерстве. В ежедневных сводках о смертности или где-то там еще. Ты есть будешь? Я совсем не хочу.

Она оставила в покое постель, прошла в столовую и заставила спуститься с потолка — словно какого-то полярного божка — маленький холодильник.

— Он что-то вынюхивает, — решил Тристрам. — Это точно. Я должен быть осторожен.

И тут в голову ему снова ударил алк.

— А хотя какого черта я должен осторожничать? Да пропади они все пропадом! Все эти людишки типа Дерека, которые правят страной.

Тристрам выдвинул из стены сиденье. Беатриса-Джоанна повернула к нему крышку стола, подняв его из пола.

— Я чувствую, что ненавижу этих людей, — признался Тристрам, — дико ненавижу. Да кто они такие, чтобы указывать нам, как распоряжаться нашей жизнью! И вообще, мне не нравится то, что сейчас происходит. Крутом тучи полицейских. Вооруженных!

Он не стал рассказывать ей о том, что произошло с бывшим священником. Беатриса-Джоанна не любила видеть его пьяным. Она подала ему холодную котлету, приготовленную из восстановленных сушеных овощей, потом кусок пудинга из синтелака. Тристрам с аппетитом принялся за еду.

— Хочешь ЕП? — спросила Беатриса-Джоанна, когда он расправился с пудингом.

ЕП означало Единицу Питания, изобретенную Министерством синтетической пищи.

Беатриса-Джоанна нагнулась над Тристрамом, доставая Единицу Питания из встроенного в стену буфета, и он увидел под халатом ее красивое обнаженное тело.

— Что б им пусто было, да покарает их Бог! И когда я говорю: «Бог», так я и имею в виду Бога, — заявил Тристрам.

Потом он встал и попытался обнять Беатрису-Джоанну.

— Нет, пожалуйста, не надо! — взмолилась та. События принимали нежелательный оборот, Беатрисе-Джоанне были неприятны его объятия. Она попыталась освободиться. — Я себя очень плохо чувствую, мне не до этого.

Беатриса-Джоанна захныкала, Тристрам опустил руки.

— Ну хорошо, хорошо, — пробормотал он. Смущенный, Тристрам стоял у окна, покусывая ноготь мизинца пластиковыми зубами.

— Прости меня. Я просто не подумал. Беатриса-Джоанна собрала со стола бумажные тарелки и выбросила их в мусоросжигатель.

— А, черт! — выругался Тристрам с неожиданной яростью.

— Они превратили нормальный пристойный секс в преступление. И тебе больше не хочется этого! Что ж, тем лучше.

Он вздохнул.

— Я вижу, что мне придется встать в ряды кастратов— добровольцев, даже если я просто хочу сохранить работу.

В эту минуту к Беатрисе-Джоанне вернулось то острое чувство, которое всего лишь на одну ослепляющую секунду охватило ее мозг, когда она лежала с Дереком на смятой постели. Это был какой-то евхаристический момент: пронзительное звучание труб и вспышка света — говорят, что так бывает, когда перерезается зрительный нерв. И тоненький голосок, странно пронзительный, закричал: «Да! Да! Да!» Если все твердят об осмотрительности, может быть, и ей следует быть осмотрительной? Не до абсурда осторожной, конечно, а так… Чтобы Тристрам не догадался. Да и ясно уже, что контрацептивы не подействуют.

— Прости меня, дорогой, — проговорила она. — Я не то хотела сказать.

Беатриса-Джоанна обвила шею Тристрама руками.

— Если ты хочешь… («Если бы это можно было делать под наркозом! Ну ничего, это ведь не продлится долго».) Тристрам стал жадно целовать ее.

— Таблетки приму я, а не ты, — решил он. Со времени появления на свет Роджера, в случаях — к счастью, надо признаться, довольно редких, — когда Тристраму хотелось воспользоваться своим правом супруга, он всегда настаивал на том, чтобы самому принимать меры предосторож ности. Потому что, по правде говоря, Роджер появился против его желания.

— Я приму три, на всякий случай, — сказал он. Тоненький голосок внутри Беатрисы-Джоанны коротко хихикнул.

Несколько дней Беатриса-Джоанна и Тристрам были заняты делами, а поэтому не видели и не слышали выступления Премьер-Министра по телевидению. Но в миллионах других квартир — обычно на потолке в спальне, так как места не хватало — светилось и ворчало, как готовая перегореть лампа, стереоскопическое изображение достопочтенного Роберта Старлинга, имевшего классическую внешность ученого: голова луковкой и мешочки под глазами. Он говорил о том, что Англия, Союз Англоговорящих Стран и даже весь земной шар скоро могут подвергнуться ужасным опасностям, если — к большому сожалению! — не будут приняты строгие репрессивные меры. Это будет война. Война с безответственностью, с теми элементами, которые подрывают устои Государства (а такая деятельность, безусловно, нетерпима), это будет война со всеобщим пренебрежением существующими разумными и либеральными законами, особенно тем законом, который — для общественного же блага! — должен обеспечить ограничение роста населения. «Во всех уголках планеты, — с серьезным видом бормотало мерцающее изображение, — лидеры государств сегодня вечером или завтра утром скажут примерно такие же твердые слова своим народам. Весь мир объявляет войну самому себе… строжайшие наказания за продолжающуюся безответственность (несмотря на то, что наказующему гораздо больнее, чем наказуемому)… выживание планеты зависит от баланса между количеством населения и научно рассчитанными минимальными нормами продовольствия… затянем пояса… будем бороться с недостатками… сплотимся… мы все преодолеем… да здравствует Король».

Тристрам и Беатриса-Джоанна пропустили также захватывающие кадры кинохроники, показывавшие быструю ликвидацию забастовки на заводах «Нэшнл Синтелак». Они не видели, как полицейские, прозванные «серыми», орудовали дубинками и карабинами, и как они при этом улыбались и как разлетающиеся мозги забрызгивали объективы кинокамер.

Пропустили они и последовавшее позже сообщение о создании корпуса так называемой Народной полиции. Ее Столичным Комиссаром должен был стать хорошо известный им обоим человек — брат, предатель, любовник…

• Предыдущая
• 11/59
• Следующая