Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 15

Уже догадываясь, что все это значит, Лютомер протянул ладонь в сторону черепов. Не сразу, неохотно, выпитые до дна кости все же откликнулись, перед глазами стали появляться смутные образы. Красовик из Переломичей, молодой мужик, недавно женившийся… Пошел на охоту и не вернулся. Шумила, старший сын излучинского старосты… Грач, рыбак… А, старый знакомый – Громник, холоп-кожемяка из Ратиславля. Его исчезновение Лютомер хорошо помнил – три года назад об этом много говорили, его искали и семья, и князь, и все недоумевали, куда кожемяка-то мог подеваться? Рыбак, ладно, мог из челна головой о камень навернуться, охотника в лесу медведь мог заломать или болото затянуть…

Вот оно, общее для всех болото. И никому – ни родне пропавших, ни князю, ни волхвам – не пришло в голову связать исчезновения людей с девчонкой из княжеской челяди, вчерашним ребенком. Который каким-то образом изловчился найти щель в Бездну и скармивать ей людей, чтобы взамен тянуть оттуда силу.

– Который… который тут Упрямка, не знаешь? – тихонько спросил старик. – Не разберу я… не отзывается…

– Вон тот, – Лютомер кивнул на один из черепов. – Достать?

– Достать бы… Погрести по-человечески… Жертвы принести… Да поможет ли? – Старик вздохнул и тяжело опустился прямо на мох. – Что толку кости ублажать, когда душа вся сожрана! Она ведь и к Подмоге подкатывалась. – Подмогой звали его среднего сына. – Сразу как овдовела, да уходить не хотела, все говорила, около тебя, батюшка родненький, хочу век вековать! Тьфу, возьми ее леший! Да слава чурам, парень уже женился тогда. А жена как увидела, куда эта дрянь свои глаза бесстыжие наставила, так волосья ей подрала, рожу расцарапала, а потом взяла в сенях косу да и погнала прочь со двора. Тогда та и ушла в Ратиславль обратно, растрепой. Вот ведь – девка глупая, а лучше меня поняла, что нечего эту лешачиху в доме приваживать!

Девка глупая и то догадалась… Лютомеру хотелось зажмуриться от мучительного стыда. Все оказалось еще хуже, чем он думал. Он считал, что вчерашнее покушение должно было сделать его первой жертвой колдуньи. А оказывается, этих жертв уже семь! Одного за другим, по человеку в год, она уводила мужчин в лес – сперва девчонка, потом замужняя женщина, потом молодая вдова. Все творилось под носом у волхвов и у него, Лютомера, но никто ничего не замечал! И это место! Он-то думал, что в Ратиславле и в окрестном лесу для него нет тайн. А оказалось, что вот здесь, в каких-то пяти верстах, много лет стоит открытым лаз из Нижнего мира, проделанный каким-то тамошним духом для своих целей. А он все эти годы бегал волком по округе, мог унюхать след любого зайчонка – а этого лаза не замечал.

– Но кто же ее научил? – Лютомер посмотрел на старика, скорчившегося на мху, как трухлявый гриб. – Я думал, ты, дед. А выходит, другой кто-то. Кто?

– Кто? – Просим уколол его взглядом. – А ты не понял, Велесов сын? От кого ее мать-то родила, ты знаешь?

– От кого?

– Вестимо, не княжеское это дело, за девками глядеть, кто с кем по кустам гуляет! – с издевкой продолжал старик. – А она, Северянка-то, на Купалу с лешим-батюшкой похороводилась. Вот и нагуляла.

Так бывает – в Купальскую ночь или во время новогодних колядок, при угощении умерших, когда грань между Этим Светом и Тем истончается и становится преодолимой, духи завладевают телами наплясавшихся до одури людей. Видно, и тогда какой-то парень впустил в себя лешего да и повстречал Северянку. Парень-то утром и не вспомнил ничего, а последствия сказались вот когда – через двадцать лет!

– Это ему жертвы? – Лютомер кивнул на черепа, но сам знал, что нет. Не водится в здешних лесах такого лешего, чтобы каждый год требовал человеческую голову. Такого лешего он сам бы загрыз… опыт имеется.

– Не ему. Он, батюшка, так много не просит. Ну, меду горшочек, хлеба каравай, молочка там… – Бортник, вынужденный жить в мире с Лесом, хорошо знал, как с ним обходиться. – А пуще всего слово доброе, он и доволен. А тут иное дело.

– Какое? Начал, так говори, дед. – Лютомер пристально взглянул на бортника, стараясь подавить досаду. – Ты с этой тварью лучше всех, выходит, знаком. Поучи уж нас уму-разуму, хоть и с опозданием. Может, хоть кого-нибудь уберечь успеем. Или думаешь, что она больше за Подмогой твоим никогда уже не придет, косы убоявшись?

– Да чтобы я ее на порог… Да я сам косу возьму!

– А как ты эту яму нашел? Недалеко ведь от займища. Неужели раньше здесь не ходил, за столько лет ни разу?

– Да ходил. Вон там у нас еще три борти, – старик кивнул куда-то на лес, – и я мимо ходил, и Упрямка… А там, за логом, излучинцев пашня была, три года пахали, теперь второй год как бросили, не заросло еще. Все ходили, – он опять сглотнул и замолчал, заново осознав, что из трех сыновей-помощников ему остался только один. – Да зачаровано было. А теперь, как меньшой пропал, меня прямо как ножом по сердцу. Чую – беда. Пошел, поклонился, попросил… Мне и показали… А так бы еще семь лет мимо ходил…

– Семь лет… – повторил Лютомер.

У него мелькнули сразу две догадки, разные, но дополняющие друг друга. Сейчас Хвалису девятнадцать лет, Галице, стало быть, тоже. Семь лет назад им было по двенадцать, и они принимали посвящения. Лютава говорила вчера: уж не обзавелась ли Галица духом-помощником – да только кто ей, дуре старой, помогать возьмется? Духов-помощников получают при посвящении. Но не все и не всегда, а только те, кто сумеет убедить духа служить себе, кто достоин этого своим происхождением, кому помогут старшие и мудрые… У Галицы не было ничего – ни мудрости, ни рода, ни наставников. Только мать-холопка и отец-леший. И этот-то отец мог научить ее, как привлечь духа Нижнего мира. Посредника между миром и Бездной. Эти не разбирают, что за человек. Они будут служить любому, кто их накормит. Но если Лютава в благодарность своим духам-покровителям разбрасывает по траве кусочки хлеба и брызгает молоком или медом, то духи Нижнего мира желают человеческой крови.

А спускаться вниз гораздо легче, чем подниматься вверх. Добывать оттуда силу проще, и плоды такой ворожбы зреют быстрее.

– Ты знаешь, дед, такие чары, чтобы семь лет духа кровью кормить? – спросил Лютомер.

– Дошло наконец! – угрюмо буркнул Просим. – Как пешком до Ирия! Есть такие чары. Семь лет духа кровью кормят, а он растет. И через семь лет помогать начинает. Вот она себе и вырастила.

Да уж, вырастила. Лютомер молчал, одолеваемый стыдом за свою слепоту и глупость.

– Ладно, слезами горю не поможешь. – Он встал и оправил пояс. При этом ему снова вспомнился хазарский «подарок», из-за которого и он мог оказаться там же, где сейчас был Просимов сын. – Вот что, дед. Если она вдруг появится, если ты хоть след ее в лесу учуешь, или расскажет кто, или птица чирикнет – сразу мне дай знать. Пришли кого-нибудь, пусть только скажут, что у Просима-де новости есть – я пойму. Она не только мой враг. Упыри всегда на старое место идут – она еще за твоими домочадцами придет.

– Пусть-ка придет, – пробормотал старик. – Уж я встречу…

Лютомер попрощался и пошел прочь. Через эту яму Галица проникала к своей щели в Бездну, но идти тем же путем Лютомеру было еще рано. Чтобы не оказаться утянутым в черную тьму, к такому походу надо как следует подготовиться.

Проходя мимо тына, он снял свое маленькое заклятье с Просимовых внуков, воображавших себя щенками, а взамен наложил на ворота другое, охранительное. А то ведь родители на покосе, а дед еще долго будет сидеть возле следа, уводящего в недоступные человеку пространства, где отныне крылся его кровный враг. И Лютомер был не склонен недооценивать возможности немощного старика.

Лютава тем временем побывала у бабки Темяны. Та выслушала ее молча, пытливо посматривая на внучку.

– Знала я, что кто-то в нашей волости Бездну кормит, – наконец сказала она. – Уж лет пять замечала.

– И что же? – воскликнула Лютава. – Что же не сказала?

– Пять лет назад от тебя еще толку не было. – Бабка слегка усмехнулась. – Да и от брата твоего. А потом… Я два последних года было думала, не вы ли?