Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 3

Лютава пошла с войском, показывая дорогу. По дороге им встретились бойники во главе с Лютомером – тоже вооруженные, готовые к битве. Чтобы позвать их, Лютаве не требовалось бегать в Варгу – это за нее сделали волки.

Теперь ополчение насчитывало уже человек шестьдесят и представляло собой грозную силу. Но не прошло оно и ста шагов, как на тропе показалась сперва одна женская фигура, потом другая. Увидев множество вооруженных мужчин, девушка в первый миг по-заячьи метнулась за куст, но тут же сообразила, что это свои, и кинулась вперед, крича и причитая. Это была Обещанка – юная внучка Новожитихи, одна из тех, кого увезли хазары.

Мужчины побежали навстречу, а вслед за двумя первыми к ним уже летели прочие женщины Гореничей, которых они собрались спасать, – растрепанные, напуганные, в мокрых рубашках, раскрасневшиеся, тяжело дышащие, с вытаращенными глазами. Женщины вопили, причитали, звали на помощь. Завидев наконец своих мужчин, они кинулись вперед, крича и неразборчиво жалуясь, хотя по виду оружия в руках мужчин уже поняли, что те знают о беде.

– Все здесь? Кого увезли? Много? – кричала Лютава. – Мать, хоть ты ответь толком!

– Мы все здесь, – отвечала Росомана. Кое-как собрав волосы, она повязала их полотенцем со знаками рода ближних Отжинковичей – то ли дал кто по дороге, то ли прямо на поле брошенное подобрала. – Мы своих всех вытащили, но эти чуда болотные там и ждут, за нашим овсяным полем! Иди, Богоня, разберись, а то что же это такое – на нашей земле нас чужаки хватают, бесчестят! Если бы я их не заморочила, большая беда бы вышла!

– Что – правда целый набег? – недоверчиво спросил Богоня.

– Да ну, откуда тут набег! – возразила Лютава. – Неужели бы мы ничего не знали? Уж какая-нибудь сорока на хвосте принесла бы. Не слышала я о таких чародеях, чтобы целое войско по воздуху от Итиля к нам на Угру могли перебросить. По земле и небу такой бы гул стоял от ворожбы!

– Оно правда, а все-таки – откуда?

– Скоро узнаем.

Тот из хазар, кто сумел схватить и забросить на своего коня Росоманку, оказался вовсе не так удачлив, как ему представлялось. Увозя добычу, воин по имени Палдаш довольно посмеивался, похлопывал свободной рукой по разным мягким частям своей пленницы, любовался ее длинными, стройными, молочно-белыми ногами и с удовольствием предвкушал все дальнейшее. Хоть ему попалась и не самая молодая женщина, но она еще так свежа! Светлые волосы пленницы густой волной свешивались почти до земли и задевали кусты во время скачки – только за одни эти волосы на любом рабском рынке за нее можно запросить столько серебряных дирхемов! Рассказывают, что цена за юных белокурых пленниц доходит иной раз до пятнадцати тысяч дирхемов, но это, наверное, купцы уже привирают![1]

Завидев возле тропы широкую поляну, Чаргай-бек направил своего коня туда и остановился. Хазары стали спешиваться, сгружать с коней свою визжащую и плачущую добычу, осматривать ее и хвалиться друг перед другом. Чаргай-беку повезло больше всех: в суете он сумел ухватить молоденькую девушку, уже созревшую, свежую, как цветок, с голубыми глазами и такими же волосами, как у той, что досталась Палдашу.

– Палдаш, ты схватил слишком старую лань, наверное, сам к старости стал слаб глазами! – со смехом кричали хазары, показывая собственных пленниц – молоденьких девчонок.

– Ничего, моя старая лань окажется порезвее ваших козлят, я это вижу! – веселился Палдаш. Когда он сошел с седла, оказалось, что добыча выше него ростом, но это его даже больше восхитило.

Словно поняв, что он говорит, женщина глянула на него, усмехнулась, отступила на шаг, тряхнула своими роскошными волосами…

Не зря женщина, выходя замуж, прячет волосы. В них живет могучая сила, которая может оказаться опасной для чужих. Особенно если эти чужие пришли со злом, а женщина – волхва…

Росомана протянула руки и взмахнула ими, словно накидывала сеть на всю толпу хазар. Придерживая каждый свою пленницу, те следили за женщиной, как завороженные. Она стояла перед ними, высокая, окутанная волнами светлых волос, и каждому вдруг показалось, что перед ними не женщина, а какой-то дух этой земли, воплощение ее загадочной и грозной силы…

И вдруг женщина исчезла, а на ее месте оказалась свинья! Со всей поляны послышались изумленные и негодующие крики – каждый из хазар обнаружил, что сжимает в объятиях не девушку, а свинью! Розовые, рыжие, лопоухие, с черными пятнами, с пятачками, моргая мелкими белесыми глазками, свиньи и свинки визжали и хрюкали, и хазары с отвращением отбрасывали от себя нечистых животных, не понимая, как те вообще попали к ним в руки! Нежданные гости угрянской земли все были из хазарских мусульман, а правоверный мусульманин никогда не прикоснется к свинье. Какое затмение на них нашло, что заставило хватать эту гадость!

Почувствовав свободу, свиньи тут же бросились врассыпную. Их пестрые спины и дрожащие закрученные хвостики мигом исчезли среди зелени, повизгивание растаяло вдали. А хазары еще долго с отвращением отряхивали руки и переругивались, проклиная колдовство, помутившее разум.

Прийти в себя им удалось не скоро. Чаргай-бек, молодой и надменный, никак не мог сообразить, почему он, вместо того чтобы охотиться, сидит на этой поляне, и не пора ли вернуться к дяде Арсаману, который остался почти один с челядью и всеми товарами в том дрянном поселке. В конце концов, можно было взять у местных несколько овец.

– А это откуда? – Один из его воинов, Хаван, поднял с травы потрепанный венок.

– Это те свиньи… – неуверенно ответил ему Сатлай.

– Свиньи носили венки?

– Может, их собрались принести в жертву и украсили.

– И это было на свинье? – Минар подобрал полоску цветной тесьмы, на которой висели несколько металлических колец – два больших, из потемневшего дешевого серебра, три поменьше, из бронзы.

Чаргай оглядел поляну. Наваждение вдруг схлынуло, ясно вспомнился берег реки, толпа женщин, потом ловля, поездка, потом та колдунья с распущенными волосами и пронзительным взглядом… Это колдовство! Это действительно были женщины, и только колдовство заставило хазар увидеть на их месте нечистых животных!

Эта мысль осенила многих одновременно, и хазары вскочили на ноги, сами не зная, бежать ли в погоню, но возмущенные до крайности. Многие кинулись к своим коням.

И вдруг из леса разом вылетел десяток стрел. Раздались крики, кто-то сразу упал, остальные мгновенно схватились за оружие. А из леса к ним уже бежали мужчины с занесенными топорами.

– Вперед! – ревел воевода Богомер, выламываясь из кустов с топором и щитом наготове.

Еще до сумерек дружина вернулась в Ратиславль, ведя с собой десяток пленных, причем те все почти получили раны. Победу можно было считать полной. Благодаря неожиданности и численному преимуществу угряне пострадали в схватке гораздо меньше, но все же двое погибли и около десятка оказалось ранено. Убитых хазар, которых насчитывалось около двух десятков, пока оставили на месте боя, велев старосте ближайшего гнезда похоронить их. Охая и причитая, старейшина Светец разослал мальчишек по всем весям рода Отжинковичей – собирать мужиков с волокушами и лопатами, иначе до ночи не управиться. Туда же отправилась бабка Темяна, волхва и старшая жрица Марены, которая лучше всех умела затворить путь чужим злобным мертвецам, чтобы не позволить им вредить угрянам.

Готовить к погребению двух своих – Глядовцева младшего сына Порошу и Пичугу из рода Коростеличей – отправилась Числомера, тоже жрица Марены, жившая в святилище Темной Матери вместе с Темяной.

Хазарский отряд действительно оказался невелик, но чуть больше, чем показалось Лютаве, – примерно из тридцати человек. Разгневанные Ратиславичи перебили бы всех, включая раненых, если бы Лютомер не велел сохранить жизнь хотя бы нескольким – надо же узнать, откуда явилась эта напасть и чего следует ждать в ближайшем будущем. А вдруг это и впрямь передовой отряд целого войска?