Долина совести - Дяченко Марина и Сергей - Страница 38
- Предыдущая
- 38/78
- Следующая
– Ко мне не так легко привязаться, – сказал Влад еще тише. – Надо общаться со мной… достаточно долгое время.
– Я заметила, – сказала Анжела сквозь зубы.
Влад оторвал глаза от двузубой вилки, лежавшей на краю тарелочки с нарезанным лимоном:
– Я сразу и навсегда расставался с женщинами, делившими со мной постель. Ты прекрасно понимаешь, почему.
– Ну ты даешь, – сказала Анжела. – То есть ты соблазнял бабу, а переспав с ней, тут же посылал подальше? Чемпион. Нет, честно. Даже уважение какое-то возникает. И сколько же их было?
Влад долго разглядывал ее лицо. Невозмутимое, в чем-то даже обаятельное лицо уверенной в себе женщины.
– Почему же ты не скажешь, что спас мне жизнь? – негромко спросила Анжела. – Ты бы мог окоротить меня. Ты бы мог сказать: я тебе жизнь спас! Цени!
Влад молчал.
– Правда, тогда я сказала бы, – с усмешкой продолжала Анжела, – что ты не меня спасал, а собственную шкуру. Хреново тебе сделалось, и ты прибежал ко мне, чтобы обогреться… признайся, так было дело?
Влад молчал.
– Так или не так, – Анжела, не поморщившись, бросила в рот кусок лимона, – зато теперь ты убежден, что спас этой мерзавке жизнь, что она одна во всем виновата… Привязалась, понимаете ли, к честному человеку… Сколько трупов на твоем счету, а, честный человек? Мать твоя приемная – раз… Дружок школьный – два… А дальше? Тебе давно не восемнадцать лет, пожил на свете, слава Богу, в свое удовольствие… И никого-никого не бросил? Ни от кого не сбежал? Правда?
– Моя приемная мать умерла в моем присутствии, – сказал Влад. – Я никогда не оставлял ее одну. Я был с ней до последнего дня.
Анжела дожевала лимон:
– Не врешь?
– Мне кажется, – сказал Влад, глядя в ее прищуренные глаза, – мне кажется, что те, кого ты бросила на смерть, являлись к тебе прошлой ночью. Ты их забыла, а теперь вспомнила. Потому тебе так хочется поверить в массовые убийства, которые я, по твоим словам, совершал. Так?
– Хреновый из тебя проповедник, – сказала Анжела. – Ты даже не догадался воззвать к моей совести. Ты забыл расплакаться о моей погубленной душе.
– Плевал я на твою душу, – искренне признался Влад. – Для меня куда важнее понять, что ты на самом деле знаешь об узах. Одинакова ли их природа – у тебя и у меня… Ну и потом, в самом конце, я спрошу тебя: как ты использовала узы в своей полной событий жизни? Ведь ты использовала их умело, как профессор указку. Ты прекрасно знала, что одна ночь с мужчиной… в особенности если ты по-настоящему нравишься ему, а он привлекателен для тебя… что одна ночь привяжет его так, как если бы вы целый месяц прожили в одной комнате. После длительного расставания – и болезненного разрыва уз – новая встреча обеспечивает еще более цепкое привыкание. Ты сделала все мастерски, профессионально, и это наводит меня на мысль…
Влад выжидающе замолчал.
– Ничего ты не хочешь понять, – безнадежно сказала Анжела. – Ничего ты не хотел бы узнать. Это все слова, ты привык пользоваться словами, как богач привыкает пользоваться особыми сортами туалетной бумаги. И потом его не заставишь подтираться газетой. Так и ты…
– Зачем же ты завела этот разговор? – удивился Влад.
Анжела долго молчала.
– Как же я тебя ненавижу, – призналась она наконец.
Поднялась и ушла к себе.
«…Во всяком случае я вот как представляю себе этот механизм: узам подвержены в первую очередь те, кто обращает на меня внимание.
Знаешь, я ведь поступал когда-то в театральный институт… и там они все твердили, как дятлы: «вижу-слышу-понимаю». То есть когда человек на сцене, он должен видеть партнера и слышать его, а не делать вид, что видит и слышит. А в жизни все это получается само собой…
Так вот: тот, кто видит меня и слышит, кто общается со мной, слушает и воспринимает мои ответы, кому эти ответы нужны – тот привязывается со страшной силой.
Я много экспериментировал со своими напарниками, когда работал проводником. Говорливые были для меня настоящим бичом; один привязался уже через две недели! При том, что я избегал его… Но – тесное купе, случайные прикосновения, и он постоянно требовал, чтобы я говорил с ним, отвечал ему…
Мне тогда пришлось взять отпуск. Я знаю, что он меня искал; я тогда раз десять просыпался от страшного сна: захожу в купе, а там – он…
А идеальный у меня напарник был – молчаливый, хмурый, не видящий меня в упор. Он смотрел – и не видел, вот его в театральный точно не взяли бы… Я спокойно прокатался с ним несколько месяцев. Потом все равно пришлось расставаться, потому что, как известно, и капля по капле камень долбит. Ко мне и глухонемой привяжется, если постоянно будет где-то рядом».
Ночью Влад проснулся от того, что кто-то стоял под дверью его комнаты. Стоял тихо, не шевелясь, и Влад спросонья испугался до холодного пота, до дрожи, до слабости в коленках. Ему понадобилось минут пять, чтобы прийти в себя, а тот, что стоял под дверью, продолжал нести свою вахту, как часовой у ворот либо как кошка над мышиной щелью.
Он глянул на часы – десять минут четвертого.
– Это ты? – спросил Влад громко.
Длинный вздох был ответом.
Влад поднялся, накинул халат; взявшись за щеколду, он снова почувствовал приступ страха и был близок к тому, чтобы отказаться от задуманного и не отпирать. Только живая картина его трусости – взрослый мужчина боится ночных шорохов на лестнице и до утра дрожит под одеялом – помогла ему вернуть твердость.
Он отодвинул щеколду и приоткрыл дверь.
В коридоре стояла Анжела – в тех же джинсах и свитере, в которых была за ужином; кажется, в эту ночь она вообще не ложилась.
– Я не знала, – сказала она шепотом. – Я действительно не знала, что если переспать с мужиком, он привяжется… Я не знала, клянусь чем угодно. Тогда я не знала…
– Зайди, – сказал Влад.
На кровать он бросил плед. Включил настенную лампу; махнул рукой в сторону кресла, и Анжела села, обхватив руками плечи:
– Я не знала, слышишь? Если я не знала – почему я должна быть виноватой? Я же не специально хотела себе эти… узы. Зачем они мне… Я была бы себе спокойно медсестрой… Или даже учетчицей на пильне, – она нехорошо улыбнулась.
– Не все люди поддаются узам одинаково, – сказал Влад, усевшись напротив. – Некоторые более привязчивы… особенно неврастеники.
– Вот-вот, – подтвердила Анжела, еще крепче обнимая сама себя. – Он и был неврастеником… Он же явно был ненормальным. Ты знаешь, Влад, я его, наверное, любила. Как в книжках.
Итак, она поступила в медучилище, но не «через постель», как можно было бы предположить. Семь дней подряд она подкарауливала у порога директрису – пожилую дородную даму – и деликатно сопровождала ее до самого дома. Едва сдерживая слезы, Анжела рассказывала выдуманную историю своей матери – она-де умерла от неизлечимой болезни, и теперь Анжела хочет стать медсестрой, чтобы помогать страждущим, а потом поступить в медицинский институт, а потом научиться лечить все-все болезни. Милая провинциальная девочка в первый день тронула сердце директрисы, на второй и третий оказалась полезной при переноске тяжелой сумки с книгами, на четвертый недоела, на пятый и шестой начала раздражать…
На восьмой день Анжела исчезла, и директриса вздохнула с облегчением. Однако через несколько дней у нее необъяснимым образом испортилось настроение; вероятно, причиной тому были скачки атмосферного давления и перемена погоды. Подчиненные директрисы некоторое время были вынуждены переносить ее раздражение и депрессию – когда на горизонте пожилой женщины снова появилась плохо одетая, очень скромная, очень милая провинциальная девочка, и директриса – неожиданно для себя – обрадовалась ей, как заново найденной дочери.
Дальше все пошло как по маслу. Анжелу приняли на первый курс, восстановили документы (послав запрос в ее родной поселок), а по субботам девочка сделалась вхожа в директрисин дом – ее приглашали на чай почти каждую неделю. И себе, и другим директриса объясняла привязанность к Анжеле добрыми человеческими чувствами: сирота, чистая девочка, благородное сердечко, решившее посвятить себя служению медицине… Угощая Анжелу бубликами, черствая и жесткая директриса ощущала в своей массивной груди теплые волны великодушия и доброты. Наивысшим аккордом в симфонии ее милосердия было то, что она сняла для Анжелы угол – чтобы девочка, лишенная средств, не платила за общежитие…
- Предыдущая
- 38/78
- Следующая
