Слово Оберона - Дяченко Марина и Сергей - Страница 49

• Предыдущая
• 49/56
• Следующая

– А я в детстве… трубочистом, – закончил свою мысль Принц-саламандра.

– Вы?!

– Ну такая игра…

Странно. Принцы играют в трубочистов. Правда, учитывая их любовь к огню и каминам…

– Я тоже, – сказал вдруг Максимилиан, и я вспомнила, как он впервые появился передо мной. Из каминной трубы.

– У меня есть веревка, – саламандра коснулся пояса. – Я всегда ношу с собой.

И, не дожидаясь возражений, он шагнул к камину, влез в него и запрокинул голову, изучая трубу.

Мои ноздри дернулись. Из ближайшего коридора опять потянуло знакомым тошнотворным запахом.

– Уйма… – я обернулась к людоеду. – Если тебе тяжело…

Он не дослушал. Поправил на плече Принца-деспота и, закряхтев совсем по-старчески, полез в камин.

– Погоди! – крикнул саламандра уже из трубы. – Я спущу тебе веревку!

– Мы оторвались, правда?

Тишина.

Мы лежали на траве у дороги, не потрудившись отыскать себе убежище. Даже костер не стали бы разводить, если бы не Принц-саламандра – он так продрог, что теперь сидел, скрючившись, в пламени и все тянулся и тянулся за новыми сухими ветками. Топливо заканчивалось.

– Мы оторвались? – повторила я с надеждой.

– Нет еще, – проскрипел Уйма.

Повязка на его руке была черной от крови. Глаза болезненно поблескивали. У людоеда поднималась температура.

– Дай-ка я тебя полечу, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.

– Нам надо идти дальше, – прошептал Принц-пленник.

Темным вечером он снял повязку с лица. Свет костра мешал ему, но принц мужественно привыкал. Никогда прежде я не видела человека с такими огромными зрачками.

– Мы не можем идти, – я разглядывала глубокую рану Уймы. – Все просто с ног валятся. Кто потащит вашего братца?

Принца-деспота понемногу отпускал паралич, зато теперь он был связан руками людоеда, а значит, все равно что закатан в бетон. Зато его взгляд провожал меня, куда бы я ни повернулась, и очень мешал сосредоточиться.

У Принца-саламандры закончилось топливо. Он вылез из догорающего костра (чешуйки его черного трико дымились), огляделся.

– Возьми мой топор, – предложил Уйма.

– Благодарю…

Вооружившись топором, Принц-саламандра побрел к корчеватому дереву на обочине.

Мои ноздри дрогнули. С тех пор, как мы выбрались из замка, меня преследовал этот запах. Вокруг пахло свежей травой, дымком и полем, а мне казалось, что над дорогой стелется запах чумы. Но этого не может быть: мы оторвались довольно далеко. А может, Принц-чума и вовсе остался в замке?

Я плохо помнила, как мы выбирались через каминную трубу. Принц-саламандра поднялся первым и сбросил веревку. К счастью, труба была такая широченная, что в нее могли влететь плечом к плечу три толстые ведьмы на помелах. А уж щуплому Максимилиану там вообще было раздолье – он мог мотаться вверх-вниз, как йо-йо на резинке.

Помню, я протянула ладонь над головой лежащего без чувств Принца-пленника и сказала «Оживи». И Принц пришел в себя и поднялся, а я зашаталась, как бумажная кукла на ветру.

Помню, продели веревочную петлю под мышки Принца-деспота и так втащили наверх. А Принц-пленник поднялся сам, на ощупь отыскивая железные скобы. А Максимилиан ругался и подталкивал его снизу.

Помню, как все сильнее тянуло из коридора сладковатым гнилостным запахом. Когда я была в трубе, этот запах вдруг взлетел снизу, прорвался сквозь копоть и сажу, забивавшие мне дыхание, и подхлестнул таким ужасом, что я сама не помнила, как оказалась наверху.

А там, оказывается, была не крыша, а гранитный склон, такой крутой, что Принц-пленник чуть не сорвался. Труба, из которой мы выбрались один за другим, складывалась из грубо отесанных булыжников, и вот я бабахнула по этой трубе молнией из посоха, и труба превратилась в груду камней и обрушилась вниз. И мне очень хотелось верить, что Принц-чума был как раз там, внизу, в камине, и вся эта куча здоровенных каменюк упала ему на голову.

Хотя, конечно, никто в это не верил. Мой посох вел себя спокойно, когда я пыталась нащупать опасность впереди, и дергался как сумасшедший, когда я обращала его назад – туда, откуда мы сбежали.

Плохо помню, как мы спустились на землю по замусоренным водосточным желобам. Хрустела грязь под ногами, валялись крысиные и птичьи скелеты, Уйма тащил Принца-деспота и дышал все громче, и кровь из людоеда все текла и текла. Я останавливала ее – на несколько минут, не больше, а потом повязка снова пропитывалась и чернела, и не было времени остановиться и затянуть как следует рану. Максимилиан шел позади всех, часто оглядывался и ругался вполголоса, я различала только: «Дура, дура! Идиотка! Недоразвитая!»

Мы долго не решались выйти на дорогу, пробирались какими-то тропинками и лезли сквозь колючие кусты, но вскоре некромант сказал, что это бесполезно: Принц-чума нас все равно учует, а по дороге мы сможем идти в три раза быстрее. И мы выбрались на дорогу и припустили так быстро, как только позволяли нам усталость, раны и тяжеленный Принц-деспот.

То справа, то слева возникали виселицы, и Максимилиан всякий раз облегченно вздыхал, если петля оказывалась свободной. А если нет – он втягивал голову в плечи. А я, честно говоря, так устала и такого натерпелась, что даже на висельников почти не обращала внимания. К вечеру мы окончательно выбились из сил и упали на эту вот траву у дороги.

Принц-саламандра возвращался к костру, волоча топор по земле. У него хватило сил срубить одну только ветку, наполовину сухую. Он бросил ее в огонь и лег сверху, лицом вниз.

– Нам надо идти, – нервно сказал Максимилиан. – Если мы поднажмем, к рассвету, может…

– Смеешься – к рассвету? – заскрипел Уйма. – Тут еще топать и топать! А с поклажей…

Он покосился на Принца-деспота. Тот лежал, не сводя с меня пристальных глаз.

– А давайте его повесим, – шепотом предложил Максимилиан. – Это ведь он понаставил все эти виселицы! Это же он велел… – он запнулся. – Будет справедливо, если повесить его, как прочих, и пусть болтается. Никто даже знать не будет, что это за падаль, воронье его съест, и следа не останется!

Принц-деспот наверняка уже мог говорить. Но молчал, только смотрел. И почему-то смотрел на меня.

– Он нам нужен, – сказала я. – Он нужен Оберону.

– У вас только три принца! – Максимилиан привстал. – А надо пять! Обещание все равно не будет исполнено. А если Принц-чума нас догонит…

– Будет четыре, – проворчал Уйма.

– Не будет никого!

Максимилиан замолчал и грустно взялся за голову.

Принц-саламандра, кажется, заснул, лежа грудью на мерцающих угольях. Принц-пленник задремал, растянувшись на траве. Ему снились кошмары – он вздрагивал, бормотал, ноздри его раздувались. Возможно, во сне он слышал тот самый запах, что не давал мне покоя.

Принц-деспот глядел на меня. Чтобы не доставлять ему такого удовольствия, я обошла вокруг костра и подсела к Уйме.

– Ну… ты как?

– Хорошо, – людоед приподнял веки. – Нам надо добыть телегу и лошадей.

– Где?

– Где хочешь. Пошли Макса. Он добудет.

Некромант спал, по-детски подложив под щеку кулачок.

– Уйма… – я запнулась. – Что там было? Откуда он взялся?

Он без объяснений понял, о ком я спрашиваю.

– Мы сражались. Вернее, это они сражались – муравьи, а мы только шли за ними и помогали. Эти стражники – отважные ребята, они скоро догадались жечь их огнем, обливать водой. Но муравьев было много. Как песка на нашем острове. Мы вломились в тронный зал… И тогда Мастер-Генерал вдруг упал. Я не знаю, как это возможно, но его убили.

– Его не убили! Он предатель!

И я рассказала Уйме о том, что видела в подземелье. Как начальник стражи прибежал за помощью, и как Мастер-Генерал встал в другом своем теле и собрался вести наших врагов на последний бой.

• Предыдущая
• 49/56
• Следующая