Разоблачение - Берг Кэрол - Страница 33
- Предыдущая
- 33/85
- Следующая
– Неистовый боец. Я верно тебя оценил. – Блез сидел на противоположном берегу потока, опираясь спиной на кривую сосну.
– Ты ничего обо мне не знаешь. – Я решил, что моей выдержки достаточно, чтобы не выпрыгнуть из собственной кожи от этого внезапного появления. Загадочность Блеза начала меня раздражать.
– Ты плачешь.
– Ты же говоришь, что я неистовый боец. – Неужели мне предопределено всю жизнь общаться с людьми, читающими мою душу как открытую книгу?!
– Я хочу понять. – Он подался вперед, его глаза блеснули в свете садящейся луны. – Ты печалишься не только из-за рабов, да? Фаррол сказал, что ты защищал дерзийца. Ты наверняка оплакиваешь и ту вештарскую свинью, которую изрубил. А меня учили, что эззарианским магам нет никакого дела до мира.
– Я хочу знать, как мы смогли за одну ночь проехать шестьсот лиг и как ты сумел попасть в дерзийскую крепость, которую ни разу не захватывали враги вот уже пять сотен лет. Может, расскажешь мне пару сказочек в обмен на мои?
Он покачал головой и засмеялся:
– Не сейчас. Пока что я тебя прошу об одном – дай мне знать, если вдруг надумаешь меня убить. Я найду несколько способов умереть, лишь бы не от твоей руки.
– А ты проследишь за тем, чтобы твой друг не прирезал меня во сне? Ты сможешь обезоружить его? – Это была уже не шутка, и Блез понял это.
– Не думай о моем друге. Ты под моей защитой. – Странно, но мне от этого не стало легче.
За две недели разбойники Лукаша проехали расстояние в три месяца пути. Каждый раз я клялся, что больше не стану участвовать в походе, и каждый раз Блез давал понять, что мое участие в битвах – расплата за доверие. Я уже успел выяснить, что никто в отряде понятия не имеет, куда Блез девает эззарианских детей, и он никому и словом не обмолвился, что я являюсь отцом одного из них. Я не мог бросить своего сына, поэтому ехал туда, куда меня везли.
Один раз мы оказались в центре Вайяполиса, чтобы похитить деньги, выплаченные в качестве налогов, у одного нечистого на руку сборщика по имени Говам. Было известно, что Говам сознательно завышает сумму налогов, собираемых с богатых купцов, и оставляет себе львиную долю, которой хватает и на то, чтобы платить нужным людям, избегая ответственности. Если человек не мог уплатить налог, Говам забирал его дом, лавку, его рабов или земли. Люди победнее должны были отдавать в казну десятую часть своих доходов, и многие не знали, что делать – платить налог или кормить детей. Говам делал вид, что сочувствует таким людям, он позволял им повременить с уплатой. Когда он выжимал все, что можно, из богатых горожан, то шел к бедным за долгом, заявляя, что его хозяин узнал о проявленном им великодушии. Денег, конечно же, не было, тогда он, оплакивая участь бедняка, забирал его жену, детей и продавал их вештарцам. Подобные вещи творились по всей Империи. Говам был не самым худшим.
После того как я справился с неприятным ощущением, из-за того что участвовал в деле, за которое Александр приказал бы нас разорвать бешеными быками, мне было забавно видеть, как на стенах гробницы Долгара вдруг появились похищенные нами монеты, прилепленные к стенам грязью. Бедные, приходя сюда с мольбами о помощи, могли принести с собой кусочек жести или железа и поменять его местами с золотой монетой, которой им хватило бы на целый год. Я был рад уже потому, что в этом походе мы не пролили крови. Блез оставил сборщика налогов привязанным к столбу фонаря, он был раздет и обрит налысо. Воздаяние по заслугам. Сборщик однажды поступил так же с бедным манганарским ремесленником, который не смог к своим налогам заплатить еще и взятку. На животе Говама Фаррол нарисовал белый кинжал.
Сам набег прошел удачно, но никто не подумал, чтобы подготовить достойный план выхода из города. Ночь была душной, зловонные испарения большого города висели в воздухе. Дерзийский губернатор прислал манганарцам свои войска для подкрепления, и теперь они шли на нас ровными рядами. Я решил, что с нами покончено. Мы мчались по узкому переулку, отшвыривая в стороны утренних котов и перепрыгивая через разлагающиеся кучи мусора, только для того, чтобы увидеть в другом конце переулка движущиеся на нас факелы и мечи. Мы повернули назад, проскочили мимо вылезших посмотреть на погоню нищих, взлетели по обшарпанным каменным ступеням и оказались в темном дворе, заполненном удушающими запахами отбросов и дыма яреты, разрушающей мозг травы, которую так ценят благополучные скучающие дамы и отчаявшиеся бедняки. Мы неслись через двор, перепрыгивая через тела – живые или мертвые, было не разобрать, – стремясь добраться до домов на другой стороне улицы. Но я вскинул вверх руки, чтобы остановить всех. Перед домами неподвижно замер ряд всадников, о чем я и сообщил Блезу и Фарролу.
– Я найду путь, – сказал Блез; он побежал туда, откуда мы пришли, и исчез в тени. Потом быстро вернулся, махнул, чтобы мы шли в лабиринт из лавок и проулков, и снова растворился в темноте. Он делал так еще четыре раза, встречая нас на каждом повороте, чтобы указать путь. Он ни разу не ошибся.
В следующий раз мы попали в огромный город Даргонат на западной окраине Империи. Запас зерна, привезенный с юга, гнил на верфях холленнийцев, а в бедных кварталах люди умирали от голода. Дерзийский наместник покинул город, отправившись в Загад на традиционные скачки, не оставив указаний по продаже или выдаче зерна. Блез узнал, что правитель пытался отравить любовницу Императора и уже не вернется в город, но его заместитель-холленниец не желал ничего слушать, он отказывался видеть, что город вымирает от голода, и запер запасы зерна на замок. Блез нашел способ попасть на верфи, казалось, что его главным талантом была способность проникать в те места, в которые было невозможно попасть, и мы разделили зерно между людьми. Фаррол хотел прикончить холленнийца, но Блез заявил, что у нас нет времени, чтобы сделать все правильно. Он хотел справедливости, а не мести. Этот набег был подготовлен еще хуже, чем в Вайяполисе. Городской гарнизон шел за нами по пятам, и у Фаррола не осталось времени даже на его традиционную живопись. Он удовольствовался тем, что просто бросил холленнийца посреди толпы в бедняцком квартале.
В следующий раз мы всемером оказались на пропускном пункте на границе, где капитан-базраниец набивал свои сундуки полученной с путешественников мздой. Когда маленький отряд обложил дом капитана снопами соломы, а вместе с ним и казармы и пропитал солому ламповым маслом, похищенным из ближайшего чулана, я попробовал убедить Блеза, что иногда лучше просто сообщить Императору о происходящем, а не поджигать людей в их постелях. Фаррол тут же обвинил меня в сочувствии дерзийцам.
– Наверное, он нашел среди них доброго хозяина. Или хозяйку, богатую дерзийскую корову, от прелестей которой у него протухли мозги.
– Даже протухшие мозги осознают разницу между заслуженной казнью и бессмысленным убийством, – ответил я.
– Мне необходимо, чтобы мои уроки пошли впрок, – заявил Блез. – У меня нет времени умолять или подкупать несколько десятков чиновников, чтобы попасть к Императору. Кроме того, Императору нет дела до несправедливостей, так же как и его чиновникам.
– Но в домах невинные люди: дети, рабы, простые солдаты. Многие из них понятия не имеют, что творится на границе. Они беспомощны. О какой справедливости здесь идет речь? Кому и какой урок ты преподашь?
– Поджигайте.
Всадники бросили факелы в солому, хотя хватило бы одного их рвения, чтобы она занялась. Когда мы выезжали из города, Блез на некоторое время покинул нас, он вернулся с волдырями на руках и в обгоревшей рубахе и отказался отвечать на вопросы Фаррола.
Я принимал участие во всех походах, стараясь понять, что это за магия, которой пользуется Блез. Все это время я пытался сохранить свою жизнь и свою честь. Моя жизнь была при мне. В своей чести я был не уверен. Повсюду был обман, он въедался в душу, как угольная пыль. Я ничего не узнал о магии Блеза, еще меньше узнал о нем самом, если не считать того, что любой из его отряда не задумываясь отдал бы за него жизнь. Чем дольше я наблюдал и слушал, тем яснее понимал это. Я не соглашался с большинством его планов, его представления о добре и зле казались мне слишком упрощенными, но невозможно было не признавать его достоинства. Он был умным и щедрым, добрым и преданным людям, абсолютно всем живущим в мире, которые нуждались в том, что он мог им дать. Обладал обостренным чувством справедливости. Был ли то неграмотный крестьянин, надрывающийся от зари до зари на дерзийских полях, пока его семья умирала с голоду, или фермер, чей дом сожжен за то, что не понравился кому-то из дерзийцев, или маленькая девочка, оторванная от семьи, чтобы начищать изнутри масляные лампы, гордость дерзийцев, только потому, что ее ручки были достаточно малы и хорошо подходили для этой работы, – он замечал всех. Я начал думать, что, если бы мне удалось познакомить Блеза с принцем, жизнь их обоих заметно бы упростилась, а мир сделался лучше.
- Предыдущая
- 33/85
- Следующая
