Возрождение - Берг Кэрол - Страница 27

• Предыдущая
• 27/143
• Следующая

— А твой сын?

— Надеюсь увидеть его. Блез опекает его, мы вместе решим, что будет лучше. Я не хочу стать причиной гибели собственного ребенка.

— Гибели? — Она с такой силой швырнула в очаг полено, что искры запрыгали по всей комнате. — Боги, есть ли на свете другой такой слепец, как ты?

— Я прожил страшную жизнь, Фиона. Куда бы я ни шел, я нес с собой смерть. Какой из меня отец?

— Я никогда не рассказывала тебе, кого я убила у фонтана Гассервы, — сказала она вдруг, встала и подошла к двери. Вся ее поза выдавала волнение, которого не было в ровных спокойных словах.

— Ты и не обязана…

Но Фиона не слушала меня.

— Мне было шесть, когда пришли дерзийцы. Моя история мало отличается от историй других эззарианских детей. Я видела, как моего отца подвесили за ноги и распороли ему живот. Он кричал и извивался, как обезумевшее животное. И я видела, как мою мать изнасиловал дерзийский воин. На его доспехах был петушиный гребень. Он изнасиловал ее прямо на глазах моего отца, а потом велел заковать ее в кандалы и бросить в повозку. «Изгнать из нее всю эту магическую чепуху, — сказал он, — и из нее выйдет сносная шлюха».

Фиона обернулась ко мне, я видел перед собой только темные колодцы ее глаз. Угасающее солнце залило их оранжевым сиянием, словно в ней тоже жил демон.

— В тот день я пряталась на дереве, на том дереве, на котором они повесили моего отца. Я оставалась там два дня, боялась слезть, потому что мне пришлось бы коснуться его и потому, что я думала, что дерзийцы все еще ищут нас. Но я поклялась духу моего отца, что найду мать и спасу ее, дети ничего не знают об испорченности. Потом… ты знаешь, как мы жили потом. Хотя нам приходилось тяжело, Талар научила меня всему: дисциплине, законам, истории, она выяснила, что у меня есть способности, и меня начали готовить к жизни Айфа…

— Но ты же была и сборщиком, ты бродила по городам и могла найти свою мать. Вот почему ты пошла в Загад. Ты шла по следу петушиного гребня, символа Дома Фонтези.

— Мне понадобилось на это девять лет, но я нашла ее. Я говорила себе, что дух моего отца простит ей ее испорченность. Рабыня на кухне узнала во мне эззарийку и сказала мне, что женщина по имени Катрин все еще живет в доме. Я упросила ее передать записку, и она согласилась. Она вернулась, сказав мне, что Катрин весь вечер будет занята, но в полночь придет к фонтану Гассервы. Я не могла ждать. Я забралась на стену над двором и внимательно разглядывала всех, кто входил и выходил, надеясь заметить ее. В тот вечер у Фонтези был праздник. Сотни гостей, сотни рабов. Я не могла найти свою мать. Но вот я увидела семью хозяина: его первую жену, дерзийку, на которую никто не обращал внимания, и его вторую жену, не дерзийку, но одетую так же, как они, в шелка, украшенные камнями. Она улыбаясь села рядом с хозяином, прибежали их дети… трое, чистенькие и ухоженные, нарядно одетые… Было несложно понять то, что Фиона не сказала.

— Он женился на твоей матери, она родила ему детей. Она казалась тебе счастливой. Ты решила, что видишь настоящую испорченность.

Слова хлынули из нее водопадом:

— Когда ночью мать пришла к фонтану, я сидела там на одной из каменных скамеек. Мое лицо закрывала вуаль, но я откинула ее, чтобы она смогла меня узнать.

— Она узнала?

— Да. Она замерла, потом упала на колени, зажимая руками рот, плакала и смеялась одновременно. «Тьенох хавед, даллия, — сказала она мне. — Приветствую тебя от всего сердца, мое дорогое дитя».

— И ты… — Мне не хотелось слушать дальше, невозможно было облегчить ее боль.

— Я встала и прошла мимо, словно ее не было вовсе. Я прошла совсем рядом, чтобы она поняла, что это не ошибка.

— Фиона… Это, конечно, очень тяжело, но это не убийство. Ты смогла выжить и должна жить дальше.

Но Фиона еще не завершила свой рассказ:

— На следующий день я решила еще раз посмотреть на нее, чтобы навсегда запомнить, что такое испорченность. На доме висели траурные знамена. Она умерла.

— Ты не можешь знать…

Фиона подошла к моей постели и протянула мне чашку с водой.

— Я знаю, Сейонн. Я видела ее лицо.

— Неудивительно, что ты ненавидела меня.

Пятнадцатилетняя девочка убедила себя, что ее мать убила испорченность, возникшая из-за рабства, а вовсе не ее собственная жестокость. А мужа королевы, проведшего в рабстве половину жизни, приняли обратно, радовались, говорили: «Он вернулся, чтобы исполнилось пророчество». И ей пришлось услышать от меня, что испорченность и рабство не одно и то же, что испорченность возникает в душе человека, потому что, несмотря на все происходящие в жизни события, человек выбирает сам.

— Я пыталась ненавидеть тебя и целый год упорно над этим работала. Ездила за тобой по Империи, чтобы найти доказательства, уверенная, что если я услышу и увижу как можно больше, то докопаюсь до глубин греха и испорченности, раскрою твой обман, и это оправдает мою жестокость. Но вместо этого ты научил меня состраданию, прощению и честности. Ты показал мне, насколько испорчена я сама, и в то же время снял с, меня этот грех. Такой человек, как ты, не может стать причиной чьей-либо гибели.

— Фиона…

— Чтобы ты ни сделал или сделаешь в будущем, мы трое, Блез, принц и я, — твои творения. Мы стали другими благодаря тебе.

У меня не было слов. Фиона поняла и кивнула.

— Хорошо. А теперь ложись и поспи.

Я лег. Ни на что другое я все равно был не способен. Но прежде чем погрузиться в теплые воды забвения, я все-таки сказал:

— Ты так и не ответила на мой вопрос, Фиона. Что ты собираешься делать дальше?

Она накрыла меня еще одним одеялом и создала заклинание для поддержания огня.

— Мой наставник превратил себя в демона, потому что считал, что это необходимо для спасения мира от гибели. Я пойду по свету, буду читать, спрашивать других, попробую узнать, был ли он прав. Этого достаточно, мастер Сейонн?

Я улыбнулся:

— Достаточно.

— Ты знаешь толк в земледелии, — произнесла женщина, стоявшая у меня за спиной. — И с растениями справляешься ловко.

Утирая со лба пот тыльной стороной грязной руки, я переставил корзину с рассадой ристы, двигаясь вдоль грядки. Весенний ветер был еще прохладен, но утреннее солнце жарило вовсю.

— Мой отец работал на полях Эззарии, — пояснил я. — Он каждый день брал меня с собой до того, как я начал учиться. Теперь оказалось, что я все помню.

Вынув из корзины нежный стебелек, я выкопал ямку, расправил корни и присыпал их землей, мысленно произнося простейшее заклинание для лучшего роста. Ростки были очень слабыми, но с помощью удобрения и элементарной магии риста даст более щедрый урожай, чем пшеница.

Я гостил в доме у этой женщины и ее мужа и помогал им с весенними посадками. Большую часть своей жизни я провел, участвуя в жестокой и яростной войне, которой, казалось, не будет конца. Затем я сделал все, что было в моих силах, чтобы прекратить ее. Тихое утро и земля под ногтями казались мне воплощением счастья.

Женщина обошла меня, подтащила свою корзину к началу грядки и принялась сажать второй ряд растений. Ее блестящая черная коса змеей вилась по спине, длинные пальцы проворно двигались. Элинор обладала живым умом и прекрасно знала мир, несмотря на уединенное существование в долине. Но об эззарийцах она не знала почти ничего.

— Значит, твой отец не был воином, как ты, этим… как вы их называете?

— Смотрителем? Нет. Он родился без мелидды, поэтому не мог сам выбирать себе занятие. Эззарийцы, лишенные настоящей силы, вынуждены делать то, что им велят. Чтобы кормить тех, в ком обнаруживали мелидду, позволяя им жить, учиться и находить свое место в войне с демонами. Так было, пока один из них не открыл новую истину и не нарушил все.

Она подняла на меня глаза, продолжая работать.

— Извини. Я не хотела опечалить тебя.

Я сел, чтобы успокоить боль от раны в правом боку: одна из великого множества, последняя, самая глубокая и плохо залеченная. Прошло уже восемь месяцев, боюсь, она никогда не заживет до конца. Приговор для воина, даже такого, который не собирается больше браться за меч.

• Предыдущая
• 27/143
• Следующая