Возрождение - Берг Кэрол - Страница 97
- Предыдущая
- 97/143
- Следующая
Я прошел по очередному коридору и открыл дверь в обширную библиотеку и музыкальную комнату, заставленную арфами и виолами, на стенах висели медные трубы всех форм и размеров, серебристая флейта покоилась в футляре. Все было на виду, а не рассовано по шкафам, как это делали демоны в Кир-Вагоноте. Любой предмет готов к использованию теми, кто понимал его назначение. Я спустился по пяти широким ступеням в небольшую комнату со сводчатыми потолками и увидел серую лестницу, уходящую вниз. Мне показалось, что лестница ведет куда-то под замок, поэтому сильно удивился, когда вышел на свет. Дальше все было просто, до меня донесся узнаваемый звук стали, бьющейся о сталь. Не меньше трех мечей. Тяжкое дыхание. Приглушенные проклятия. Сдавленный стон. Вопль победителя. Я обогнул колонну.
На тонком гравии залитого солнцем двора лицом вниз лежал человек. Было не обязательно долго рассматривать его, и так было понятно, что он мертв. Еще два человека яростно дрались, отбрасывая огромные тени на белую стену. Один из них был рослый мадоней Каспариан. Плотный, одетый в кожу человек яростно бросился на мадонея, который с легкостью парировал его удар. Одним ловким движением Каспариан крутанул тяжелый меч и поразил соперника в незащищенный бок, прежде чем тот успел понять, что происходит. Из раны в боку полилась кровь. Лишь благодаря тому, что он едва не потерял равновесие после собственного выпада, человек не лишился руки. Он быстро отдышался и снова пошел на мадонея, отказываясь признать себя побежденным. Новая схватка, и у Каспариана появилась рана на левой руке.
Оба они были отменными бойцами. Избегая сложных маневров и ненужного позерства, они все время вынуждали друг друга отбивать смертельные удары, пока истекающий потом Каспариан не начал побеждать и не нанес рубящий удар по бедру противника. Человек вскрикнул и упал на землю.
Каспариан отбросил в сторону меч противника, повернулся спиной к поверженным врагам, одному мертвому, а второму — истекающему кровью, и принялся тряпкой стирать кровь с длинного клинка. Прежде чем я успел опомниться, умирающий человек вытащил кинжал, с трудом поднялся и метнул оружие в спину Каспариана. Не разбирая, кто в этой битве прав, а кто виноват, я выкрикнул предостережение, уверенный, что опоздал, но Каспариан успел развернуться и отбить кинжал почти вытертым мечом. Лезвие кинжала сверкнуло под солнцем… и исчезло, не долетев до земли, то же произошло с двумя погибшими соперниками Каспариана. Взрыв силы едва не свалил меня с ног.
— Так это заклятие, — произнес я вслух, хотя сообщал об этом факте себе, а не мадонею. — Искусственные создания, вроде слуг.
Каспариан оглядел меня с ног до головы и презрительно хмыкнул.
— Ты так же слеп, как и слаб. — Он снова принялся за чистку меча.
— Ниель просил тебя прийти, — произнес я. Огромный воин старательно обтер эфес и сунул меч в ножны. Еще одна загадка. Кровь не исчезла вместе с телами. Значит, «искусственные создания» были не совсем иллюзиями.
— Он уже решил?
— Что решил?
— Это не мое дело, я не стану объяснять. — Он сорвал с себя испачканную кровью рубаху и швырнул ее наземь, потом обмыл лицо и торс в фонтане, журчащем у дальней стены двора. Когда он смыл с плеча всю кровь, вместо огромной раны на нем осталась только узенькая алая полоска.
— Мне кажется, что любое дело может быть твоим, если ты захочешь. — Я не сводил глаз с его руки. Как бы мне пригодилась такая исцеляющая сила. — Ведь ты посвятил свою жизнь служению…
Он развернулся и схватил меня за рубаху на груди, притягивая к себе.
— Не говори мне, что и чему я посвятил, жалкое отродье! Ты ничего в этом не смыслишь, даже теперь, когда обнаружил в себе остатки твоей настоящей природы. Никогда не видел в тебе никакой пользы, а теперь ты являешься, насмешничаешь, и я должен уступить тебе место. Я мадоней, его воспитанник, и готов променять пять тысяч лет жизни на один миг свободы, чтобы расквитаться с тобой за предательство.
— Убери свои руки, — приказал я, интуитивно понимая, что только грубый отпор Каспариану может спасти меня от большей опасности, столкнуться с которой я был не готов.
Капельки воды стекали по его щекам, по тронутым сединой волосам и исчезали в усах и бороде. Он казался мне воплощением ненависти, пока я не заметил затаенную боль в его глазах. Дар Ниеля, каким бы он ни был, предназначался не ему, так же как и его слезы. А я, ничего не знающий о его горе, даже не мог посочувствовать ему.
Он оттолкнул меня и снял с крюка, вбитого в стену, чистую рубашку. Потом мы пошли через залитый солнцем двор. Он шагал впереди, неся оружие на плече. «Я знаю его, — мелькнула у меня в голове смутная мысль, — то есть то я, которое не Сейонн».
Еще я заметил, что, как только мы шагнули в сумрачный коридор, залитая солнцем арка у нас за спиной превратилась в самую обычную дверь, ведущую в затененную комнату. Неужели и двор был такой же иллюзией, как и его соперники? Но кровь ведь не исчезла.
Ниель ждал, склонясь над игровым полем.
— Я же говорил тебе, что он придет. Твои сомнения были напрасны.
Каспариан холодно поклонился:
— Значит, он сразу же принял ваше предложение? — Когда я приходил сюда призраком, Каспариан не был так официален. Натянутость между ними была новой для меня.
Ниель потрогал обсидианового короля, который стоял в углу поля под могучей защитой.
— Я решил сначала показать ему… одно происшествие… а потом объяснить более подробно. Как ему принять решение, ничего не зная? Ты ведь поможешь мне еще раз, мой добрый Каспариан? — Эта просьба была не просто словами, в ней таилась разгадка тоски Каспариана. Я оказался причиной его страданий, сам не ведая как.
— Я в вашем распоряжении, господин.
Ниель церемонно склонил голову, благодаря за согласие. Каспариан подтянул к столу третий стул и сел лицом к камину. Ниель указал мне на пустое место напротив него.
— Иди сюда, мальчик. Успокойся. Я не собираюсь увеличивать твою испорченность. Не исключено, что у тебя появятся новые взгляды еще до того, как мы закончим. Мне запрещено управлять собственной силой, это одно из условий моего заключения, но кое-что мне оставлено, как ты уже догадался.
— Сны, — кивнул я, усаживаясь на деревянный стул справа от Каспариана, все мои обиды отошли на задний план при обещании скорого раскрытия всех тайн. — Ты можешь влиять на сны.
— Мой судья был достаточно умен, он понимал, что лишить мадонея всякого общения с внешним миром окажется для него гораздо страшнее смерти. А он не был жесток…
Глаза Ниеля были так глубоки и темны, в них сливался и синий, и черный, я надеялся читать в них, а вместо этого тонул в их глубине, холодной и ясной, как вода в горном озере, они затопляли меня… Комната, камин, дневной свет ушли. Я не ощущал опасности, в этот миг каждое дыхание жизни было наполнено ей. Если я жажду знания, то должен позволить Ниелю показать себя. Я сам выбрал этот путь… на радость или горе, ради смерти или ради жизни.
И я позволил ему унести меня еще глубже, залить меня ледяной водой, лишить меня моих привычных чувств…
…злобный ветер отрывает мои пальцы от края утеса. Надо мной клубятся облака, их гонит ветер и освещают молнии. Если пойдет дождь, мне конец. Медленно, потому что плечи пылают огнем, я подтянулся вверх… сантиметр, еще один… Еще немного, и я рискну двинуть рукой, чтобы дотянуться до кривой сосны, растущей на камнях. Мои сломанные ноги сводит судорогами… от них не будет толку. Каждый вдох разрезает легкие. Откуда-то снизу доносится вой, боги, они ждут, когда я упаду… не смотри вниз… не слушай… Ветер швыряет грязь мне в лицо, приносит с собой вонь снизу… пожирает последний свет… Еще один порыв полоснул меня по мертвым ногам. Поспеши… кончики пальцев побелели от напряжения… скользко… скользкая грязь… капли дождя… Короткий взгляд вниз, туда, откуда доносится вой… он стал громче… радостнее… Подземелья… пустота нескончаемая боль… темнота… навсегда. Камни начали копошиться под моими руками. Ствол сосны отодвинулся дальше. Я цепляюсь за землю. Нет! Святая матерь, прошу, не дай мне упасть. Я сойду с ума в темноте…
- Предыдущая
- 97/143
- Следующая
