Княжья доля - Елманов Валерий Иванович - Страница 38

Вообще-то обдирал тиун всю свою деревню безбожно, но Костя еще колебался, и добило его лишь то обстоятельство, что по причине своей патологической жадности сей тиун не позаботился даже как-то поистратиться на вечернее угощение своих высокопоставленных гостей. Он и тут сэкономил, изъяв у кого-то в селе двух поросят, — а ведь на столе один всего лежал, куда, собака, второго засунул? — а также поотнимав, ссылаясь на необходимость накормить князя с его людьми, у кого то самое сало в розовых прожилках, у кого — бочонок меда. Сам же тиун отделался при накрытии стола своим личным скромным вкладом — огурчиками и грибами прошлогоднего посола, да и то, поди, из-за того, что все равно скоро выбрасывать, а то новые девать некуда будет. Вот этим он Костю и достал окончательно.

Однако на все предложения Славки о наиболее простом решении этого вопроса — выгнать его в шею или даже повесить — последовал решительный отказ.

— Все должно на суде решаться, — строго пояснил он бывшему капитану.

— Ты что, мне не веришь?! — возмущался Славка, но Костя был непреклонен.

— Если бы не верил, то и суда бы не устраивал. А если без него, то это уже расправа будет, а не наказание.

Впрочем, в конечном итоге все равно вышло именно так, как и хотел Славка. Только тиуну пришлось сначала полностью рассчитаться своим добром за незаконную конфискацию, а потом, под одобрительный гомон толпы, он тут же был смещен с должности по княжескому решению. Закончил Костя суд назначением на вакантное место нового тиуна по рекомендации Вячеслава и под одобрительный гомон селян. Новый управитель получил наказ жить по совести и людишек без нужды не обижать. Лишь ближе к полудню князю и всем сопровождающим его лицам удалось двинуться в дорогу.

Первое время ослепительное безжалостное солнце беспощадно вгрызалось в несчастные затылки Константина и Вячеслава с такой силой, будто хотело пробуравить в них дыру и, судя по их ощущениям, к исходу второго часа практически добилось своего. Не помогал даже прохладный кисловатый напиток, переданный Доброгневой в глиняной корчаге, едва они проехали первые несколько верст. Когда она протянула посудину во второй раз, то в ее глазах лишь заискрились насмешливые огоньки при виде тяжких страданий двух молодцов, а рука, держащая корчагу, дрогнула от подкатывающегося к горлу веселого смеха. Константин в ответ на это жалобно протянул:

— Медку бы чарку испить.

— Еще хуже будет, — безжалостно отрезала она, давая понять, что все дальнейшие уговоры тоже окажутся бесполезными.

— А чего ты ее слушаешься-то? — лениво зашевелился на козлах Вячеслав, правивший княжеским возком вместо Епифана. — Князь ты или не князь?

— И впрямь. — Константин подбоченился и попытался принять грозный вид, подобающий владыке, но от чрезмерных усилий в его голову вновь стрелой влетел острый, как отточенный клинок, солнечный лучик, и он, приложив руку к затылку, страдальчески застонал.

— Ишь как хмельной дух бродит, — покачала головой Доброгнева и посоветовала, добродушно улыбаясь: — Вы эту корчажку допейте, оно маленько и полегчает.

— Пили уже, — уныло отозвался Константин. — И никакого толку, — и пожаловался товарищу по несчастью: — Прямо с утра с одной стороны головы — бум-бум-бум, с другой — тук-тук-тук. Говорю, войдите — никто не заходит, а продолжают стучать.

— Ну, мне не так мерзко, — откликнулся Вячеслав. — Но тоже не ахти. А во рту вообще будто вся твоя дружина переночевала. — Он покосился на княжеского тезку, бодро восседающего на вороном жеребце чуть впереди возков, и добавил: — Причём вместе с лошадьми.

— Пейте-пейте, — приободрила их Доброгнева. — Говорю же, легче станет. А вон лесок вблизи, там и прохладой обвеет.

— Не доживем до лесу-то, — мрачно напророчил Константин.

— Не дотянем, — присоединился к нему Славка, поворачивая голову к Доброгневе и лукаво поглядывая на нее. — Чую я, прямо тут и отдадим Богу душу. И будет наша смерть на твоей бессердечной совести… Если она у тебя, конечно, имеется, — добавил он и хитро зажмурил один глаз.

Но Доброгневу было не пронять. Она лишь осуждающе глянула на княжеского собутыльника, невесть откуда взявшегося и тут же ухитрившегося не только набраться с князем, но и втереться к нему в огромное доверие. А иначе чего бы он развалился тут, вместе с Константином в одном возке, будто не смерд голопузый, а не ниже боярина будет. Пусть на месте возницы, но все равно не дело. Да еще и глаза свои бесстыжие на нее, Доброгневу, пялит, так и заманивает ими, так и притягивает. Тьфу ты, напасть какая. Гневно хмыкнув, гордая смуглянка предупредила Константина:

— Ну, вы тут пейте да отдыхайте, а мы тем временем к леску погоним пошибче. Надо и место для полдника выбрать, да и травок кое-каких собрать.

Ловко перетянутые кнутом лошади сразу прибавили прыти и оставили возок с князем далеко позади.

— В тенек поехала. Ишь самой жарко, небось, стало, — констатировал Вячеслав. — Слушай, а чего она такая злая у тебя? Вроде не жена, а рычит как тигра, — повернулся он к князю.

— Лечит она меня, — пояснил Константин. — Еще раньше предупреждала, чтобы меда или еще чего хмельного — ни-ни, а мы вчера вон как с тобой на радостях налакались.

— Так ведь повод какой, — возмутился Славка. — По такому случаю грех не выпить. Мы теперь с тобой, можно сказать, единственная родня друг дружке на белом свете.

— Тихо ты, — ткнул его кулаком в бок Константин, завидев верного Епифана, отставшего от дружинников и направившего своего коня к их возку.

— Не надо ли чего, княже? — осведомился тот, с недоверием поглядывая на Славу. — Варнак-то этот не растряс ли?

Вячеслав вспыхнул и уже открыл было рот, чтобы разразиться возмущенной тирадой, но после увесистого тычка, отвешенного Константином здоровой ногой, захлопнул его и обиженно замолчал. Епифан еле заметно усмехнулся себе в бороду и, решив развить успех, тонко, как ему показалось, намекнул:

— А может, питья какого-нибудь хочется?

— Ото можно бы, — не выдержал вмиг оживший Вячеслав, но после очередного тычка снова затих.

— А есть ли? — поинтересовался Константин.

— Есть, хотя и малость, — сразу оговорился Епифан и, отстегнувши от пояса здоровую, литра на полтора-два, плетеную баклажку, протянул ее князю: — Добрый медок, ты не сомневайся, княже, — и тут же суетливо начал извиняться: — Оно, конечно, на один глоток, да ведь припасы у этой девки в возке и бочонок заветный тоже с ней. Как возьмешь?

— Так баклажка твоя что, пустая? — не понял Константин.

— Господь с тобой, княже, — даже обиделся слегка Епифан. — Полным-полнехонька, только пить-то тут нечего. Тебе бы водонос[26] или, на худой конец, братину[27], да где ж их тут взять-то. — Он сокрушенно развел руками.

Вячеслав, вожделенно глядя на увесистую баклажку, не выдержал и, восторженно присвистнув, заметил, глядя уважительно на Епифана:

— Да, старый воин — мудрый воин.

Искренняя похвала подтопила ледок, лежавший на сердце у стремянного, и он, признательно глянув на Славку, смущенно забормотал:

— Ну, ты тут пей, княже, а я вперед поскачу. Подсоблю, может, в чем лекарке твоей, да пригляжу, чтоб она возок свой навстречу тебе не повернула.

— Спасибо, Епифан, — улыбнулся признательно Константин и заметил: — А что мала твоя фляжка — так оно самое то. Братину теперь я, пожалуй, и сам не одолел бы. Лишнее это.

— Вот это ты верно говоришь, княже, — широко заулыбался Епифан, показывая здоровые желтые зубы из-под густой бороды. — Ну, я, стало быть, наперед поехал.