Полотно темных душ - Бергстром Элейн - Страница 28

• Предыдущая
• 28/70
• Следующая

Той ночью за ужином Джонатан рассказал монахам и о гоблинах, и о волках. Он настойчиво повторял несколько раз, что, если бы он не привел волков, девушку неминуемо убили бы эти твари. Он не пользовался колдовством, чтобы привести волков, – они сами почему-то последовали за ним. И он сумел не нарушить приказ Лео – ведь он мог уничтожить гоблинов, обратить их в пыль, лишь произнеся несколько слов, однако все-таки не сделал этого. Хотя он и нарушил порядки Стражей, удалившись от крепости, он все же ожидал от братьев хоть какой-то похвалы, одобрения. Вместо этого монахи принялись ругать его – а Маттас громче всех.

– Ты ничему не научился за те годы, что провел здесь! – накинулся на него старик. – В этой земле есть силы, которые будут очень заинтересованы в тебе. Ты что, хочешь стать рабом Маркова – повелителя зверей? Ты хочешь, чтобы я повторил историю о трех ведьмах-людоедках из Тепеста? Лишь зло по-настоящему сильно в этой стране. Остальные выживают как могут, а самые благоразумные предпочитают спрятаться совсем.

– Но гоблины бы растерзали девушку, – возразил Жон.

– Они уже многих растерзали в Тепесте.

– Маттас! – воскликнул Доминик.

Жон увидел, что Доминик потрясен словами Маттаса, и услышал по голосу учителя, что прощен, когда глава Ордена добавил:

– Джонатана не видел никто, кроме девушки. Он удачно появился – и вовремя.

– И я не пользовался колдовством, – повторил Джонатан, не сводя глаз с Лео.

Жон не мог объяснить, почему волки пошли за ним. Лео был уверен, что он позвал их заклинанием. Теперь не будет уроков по утрам. Быть может, несколько недель. Джонатан нашел в одной из книг Лео заклинание, которое, как он думал, заставило бы учителя повиноваться его, Жона, воле. Но не хватало смелости попробовать это колдовство.

– Естественно, что он захотел взглянуть на Линде. Ему, может быть, вскоре придется отправиться туда, – произнес Гектор, одобряюще сжав руку юноши.

– Мне сдается, он уже не раз был в Линде, – проворчал Маттас, но никто не обратил внимания на его слова.

– Ну, хватит, – сдержанно произнес Доминик. – Это больше не повторится, так что и говорить больше не о чем.

Той ночью голос был громче и навязчивее, чем обычно. Жон сел, наклонился туда, откуда неслись слова. Тени словно расступились, и он увидел поблескивающий силуэт в углу.

– Кто ты? – спросил Жон, но не получил ответа. Он зажег свечу у изголовья. Золотое пламя свечи прогнало тени. Жон был один в спальне.

На следующее утро Джонатан уселся, скрестив ноги, на одном из бастионов крепости Стражей и долго смотрел вдаль, где еле видные через верхушки деревьев зеленели горы Тепеста.

Он вспомнил о девушках, которые смеялись на речном берегу, – особенно запомнилась ему одна, самая смелая, выхватившая свой маленький кинжал, чтобы сражаться с целой стаей гоблинов.

Он рывком встал. Скоро полдень. Жон поднял мешок со свежим хлебом, что лежал позади, и со всей осторожностью, на которую был способен, крадучись спустился со стены во двор.

Маттас грелся на солнышке, привалившись спиной к стене часовни. Жон не хотел разбудить его, не хотел отвечать на обычные вопросы старика – куда и зачем он идет.

Когда Жон только начинал свои походы по холмам, окружавшим крепость, полузвери-полулюди вовсе не казались ему опасными. Лео и Маттас говорили, что эти твари убьют его или утащат к Маркову, если поймают. Когда он был младше, Жон полагался на остроту своего слуха, зрения и ума и старался не попадаться гоблинам на глаза. Теперь он знал заклинания, которые заставят их пожалеть, если они вздумают броситься на него.

В лесах жили две стаи полулюдей. Та, что побольше, была свирепой и хорошо организованной. Стражи старались обходить их лагерь подальше. Вторая стая была постоянно в движении, охотясь на лесных животных. Жон наблюдал за обеими стаями издалека и знал, что не может подойти к ним ближе без риска быть схваченным.

В тот день Жон охотился на кроликов, а не на полулюдей. Он зарядил ловушки кусками хлеба и вскоре собрал добычу – пятерых зверьков. Трех он отнес Лео. Двух других он отнес в узкую лощину у берега реки. Войдя в заросший овраг, он тихо посвистел. Через несколько мгновений из-за деревьев вышли три твари – два самца и самка. У них были человечьи лица и туловища уродливых чудищ. Это были выродки, изгои царства животных. У самца поменьше недоставало глаза, из дыры по заросшей волосами морде текла желтая слизь. До тех пор, пока Жон не нашел эту троицу, они голодали, питаясь лишь ягодами и изредка случайно пойманной рыбой.

В отличие от крупных стай, эти не имели постоянного убежища. Они все время были настороже, бегали от сородичей и от Маркова, который, как они были уверены, обязательно прикончил бы их.

Жон уже несколько месяцев наблюдал за этой группкой. Он смотрел, как они объясняются жестами, как относятся друг к другу. Постепенно он начал понимать, что они, хотя и столь уродливы сейчас и слишком туго соображают, когда-то были людьми, что в них до сих пор осталось нечто человеческое. Сможет ли он подойти к ним? Научиться понимать их? Он лишь знал, что очень хочет попробовать.

Он начал оставлять им еду и каждый раз свистел, бросая свой подарок, а потом прятался среди деревьев. Потом он дал им увидеть себя, подходя все ближе, когда они набрасывались на мясо. Постепенно они подпустили его совсем близко, потом позволили стоять рядом, потом дотронуться до меха на туловище, потом стали обмениваться с ним своими примитивными жестами.

Последний раз, когда Жон видел их, в стае появилось еще два существа. Одно – стройная женщина, тело которой покрывал мягкий золотой пух, а голубые глаза были абсолютно пусты и ничего не выражали. Вторым был крупный мужчина, тело которого напоминало бычью тушу, густо поросшую шерстью.

– Где? – спросил Жон, вытянув вперед обе руки, чтобы показать, что интересуется двумя отсутствующими существами.

Женщина пыталась объяснить. Рот ее – широкая трещина на уродливом лице – не мог произнести ни слова. От языка ее тоже почти ничего не осталось, так что она могла издавать лишь нечленораздельное мычание разных тонов. Слезы потекли из ее раскосых глаз, она опустила голову, от стыда закрыла лицо ладонями.

Одноглазый тронул ее за руку. Он с видимым мучением соображал, как бы объяснить, что случилось. Затем, молча поцарапав землю ногой, махнул рукой в сторону реки, как бы говоря, что Жон найдет ответ в той стороне. Жон кивнул, поднял свой мешок, протянул рыдающей полуженщине. Та взяла мешок, открыла. Все трое заглянули внутрь, а потом повернулись к Жону и начали низко кланяться, выказывая свою глубокую благодарность за пищу.

Меньший мужчина поцеловал Жону руку, крупный же гоблин провел по серебряным волосам юноши своей конечностью, больше похожей на медвежью лапу, чем на руку. Женщина попыталась улыбнуться, потом отломила несколько кусков от каравая и, осторожно держа их кривыми красными когтями, принялась кормить сидевшего у нее на плече хорька.

Джонатан часто видел этих полуженщин со всякими лесными зверьками, но никогда не замечал в стаях детенышей. Когда Марков создавал этих кошмарных мутантов, он, очевидно, делал их бесплодными. Жон часто думал: если у этих существ появились бы дети, кем бы они были – людьми или чудищами? Он знал историю того, кто создавал этих тварей, – человека столь страшного. Стражи заставили Жона накрепко запомнить все о Маркове, прежде чем впервые выпустили его за крепостную стену. После рассказов монахов его мучили кошмары, в которых он видел себя связанным на столе Маркова, а острое лезвие ножа сверкало в свете факелов, готовое вонзиться в его беззащитную плоть.

• Предыдущая
• 28/70
• Следующая