Полотно темных душ - Бергстром Элейн - Страница 30

• Предыдущая
• 30/70
• Следующая

Стражи многому научили его за те годы, что он провел в крепостных стенах, но не научили почти ничему из того, для чего был создан их Орден. Они сказали ему, что часовня – обиталище их бога, центр их веры, место, куда они смиренно не смеют заходить. Все остальное – тайна, которую они не могут раскрыть раньше, чем он услышит зов – приказ присоединиться к их Ордену. Как-то он пытался вытянуть из них побольше, задавал бесчисленное множество вопросов. Но на все вопросы ответа не получил. И он давно прекратил подобные расспросы.

Хотя в крепости предстояло провести считанные дни, он решил разгадать хотя бы некоторые из тайн монахов.

Той ночью, когда Жон приготовился ко сну, Лео пришел в его спальню с обычной порцией напитка, который позволял спать без кошмаров.

Джонатан влил в рот содержимое стакана, но большую часть жидкости оставил под языком и сделал вид, что проглотил все вино. Как только Лео вышел, он выплюнул напиток в таз, потом прополоскал рот водой несколько раз – лекарство показалось ему более горьким, чем обычно. То, что он видел прошлой ночью, не было сном.

Он надеялся сегодня ночью выяснить, кого мог видеть.

Несмотря на то что выпил вина совсем немного, Жон все же быстро уснул. Может быть, он бы и вовсе не проснулся за всю ночь, но кто-то тронул его за плечо – легко, как порывом ветра, и он проснулся. Голова раскалывалась, во рту пересохло, а от мерзкого привкуса вина все внутри переворачивалось. Его тошнило.

Жон встал, подошел к двери спальни и обнаружил, что она заперта снаружи. Он колотил в дверь, пока не отбил кулаки. Никто не приходил.

Остальные монахи отравились так же, как и он? Он распахнул ставни, посмотрел на крепостные стены, на двор – темные длинные тени башен лежали на залитом лунным светом пустыре. Он никогда и не узнал бы, что луна может светить так ярко. Он высунулся из окна, насколько мог, и увидел чудесный сверкающий шар полной луны, серые разводы пятен на ее поверхности. Он не мог отвести от луны взгляда, глаза его сияли серебряным светом, и тут вдруг он услышал псалмы Стражей, доносящиеся откуда-то снизу, из-за крепостных стен. И тут же донесся мягкий приглушенный звук – вопли боли и крики наслаждения.

Это не были крики сов, так часто раздававшиеся среди продуваемых всеми ветрами разрушенных крепостных стен, и эти звуки не были рождены его воображением, не приснились ему. Они были слышны на самом деле, но Жон никак не мог понять, что это. Он слышал эти голоса и раньше, когда-то давным-давно. Так давно, что не мог вспомнить.

Он напряг слух. И крики, и пение доносились из часовни. Одна из тайн Стражей. Придет время, твердо сказал себе Жон, и он узнает, что же столь истово охраняют монахи.

К утру он уже позабыл, как долго просидел у окна, сколько раз пытался открыть дверь своей комнаты. Он проснулся – кулаки накрепко сжаты так, что ногти впились в ладони, кровь все еще сочилась из этих глубоких царапин. Колени его были плотно поджаты к груди, и он весь дрожал, хотя комнату заливал теплый свет утреннего солнца.

Через два дня, незадолго до полудня Жон и Лео вошли в Линде. Лео иногда наведывался в городок, и обитатели Линде издалека даже могли узнать его – он был известен как один из Стражей. Лео не хотел, чтобы кто-то связывал этого серебряноволосого юношу с Орденом, и потому на этот раз постарался изменить свой облик, выбрав роль осанистого странствующего проповедника.

Он сумел полностью перевоплотиться и теперь важно шествовал перед Жоном по улицам городка. Жон же вошел в Линде первый раз в жизни – все люди вокруг были незнакомыми, – он смог бы узнать лишь Ивара и женщин, собиравших ягоды на берегу.

Он прижимал тощий мешок с одеждой к груди и во все глаза смотрел на окружившие его раскрашенные маленькие домики, невиданные раньше цветы, росшие вдоль дорожек, и жителей городка – взрослых и детей, которые при его появлении как один бросали свои занятия и, не таясь, глазели на странного юношу и мужчину в черной сутане с капюшоном.

Даже войдя в трактир, Лео не скинул капюшон сутаны. Громким басом он поведал Андору, а заодно и всем посетителям трактира, что направляется в Гхенну нести слово истины. Потом он спросил Андора, не сможет ли тот оставить его сына у себя на это время. Когда Андор согласился взять юношу на работу, Лео высыпал горсть монет на стойку в счет уплаты за первые несколько недель.

– Ты не останешься до завтра? – спросил Андор.

– Мое дело не позволяет расслабляться. День еще не скоро кончится. Лучше продолжить путь, – ответил Лео.

– Ты должен успеть войти в Гхенну до заката, иначе тебе придется попусту тратить слова истины, проповедуя голодным хищным зверям, – посоветовал ему один из завсегдатаев заведения.

– Как будто потом его проповеди будут иметь смысл! Кровожадные жрецы Гхенны пожирают и человечью плоть, и людские души, – добавил сидевший за тем же столом крестьянин.

– Ты можешь решить, что они просто издеваются над тобой, – мягко сказал Андор. – Но они правы. Сомневаюсь, что нам доведется увидеть тебя когда-нибудь снова.

– Я всегда полагался лишь на удачу. Но все-таки не хочу брать сына с собой. Эти монеты – все, что у меня есть, – ответил Лео, ниже надвинул капюшон и ушел, сказав Жону на прощание лишь короткое напутствие.

Жон посмотрел ему вслед. Юноша остался совсем один среди чужаков и почувствовал, как дрожат руки. Он спрятал их за спиной, прижался к стене. Что бы он сейчас ни сказал, эти слова прозвучат глупо, решил он. Жон молчал.

Наконец к нему подошла Дирка, провела по лестнице наверх, в скромную, уже приготовленную для него комнатку. Окно его спальни выходило на юг – вдали он смог различить горы, которые так хорошо знал и так крепко любил. Он перевел взгляд на Дирку, остановившуюся в дверях. На лице ее застыло странное, тоскливое выражение.

– Я принесу тебе поесть, – промолвила она.

– Ивар здесь? – спросил Жон. Он нервничал, и эти первые в Линде для него слова прозвучали громче, чем ему хотелось.

– Ивар? Нет, они с Андором давят вино. Он вернется к вечеру. А пока тебе стоит отдохнуть.

С этими словами она резко повернулась и оставила его. Жону показалось, что за дверью она будто смахнула что-то с глаз.

Жон быстро разобрал свои вещи, положил одежду в шкаф. Потом сошел по лестнице вниз, обнаружив Дирку на кухне, где она готовила для него обед.

– Я не устал, – сказал он, объясняя свое появление, и уселся за стол. Пока Жон ел, он чувствовал на себе внимательный взгляд Дирки. Когда он поднимал на нее глаза, она тут же отворачивалась. Вот так, наверное, женщины ведут себя с мужчинами. Он решил понаблюдать за ней позже, когда появится ее муж.

Жон только закончил еду, как на кухню вошла девушка – та самая, которую он спас в лесу. Ее руки до локтей были перепачканы чем-то багряным. На стареньком фартуке виднелись пятна такого же цвета. При виде его она остановилась как вкопанная и спрятала руки за спину.

– По-моему, красивый цвет, – сверкнув глазами, сказал он.

Она залилась краской смущения.

– Мне сказали, что ты здесь, но я не думала, что именно в этом месте, – выдавила она наконец.

– Джонатан, это моя племянница. Сондра.

– Мы уже встречались, – сказал он и улыбнулся девушке. – Может, я тоже могу помочь давить вино?

– Жон, ты уже проделал немалый путь с утра, – сказала Дирка.

– Я – не старик и не убогий, – резко ответил он, потом добавил уже мягче: – Я привык работать. Я хочу помочь.

• Предыдущая
• 30/70
• Следующая