Таня Гроттер и посох Волхвов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/17
- Следующая
– Быть тебе, отроче, главой темного отделения! Ты медленно, но надежно катишься к прежнему своему состоянию! – грустно сказал ему как-то Сарданапал.
Малютка Клоппик захихикал. Из своего прошлого он ровным счетом ничего не помнил, даже побаивался слегка собственных портретов, кое-где висевших еще на стенах. С них прежний суровый профессор Клопп с лицом, похожим на желтую редьку, сурово глядел на своего преемника, сдвигая клочковатые брови.
– Придется, Тарарах, тебе комментировать! Больше некому! Не подведи уж! – сказала Медузия, вручая питекантропу запасной рупор.
– Кххх… Раз, два, три… Слышно меня? Это я, Тарарах… – смущенно сказал питекантроп. – Ягуна проглотили, так что я теперь должен объяснять, как и чего… Я-то так болтать, как этот парень, не обучен, ну да попробую. Положение на поле неважнецкое. Теснят наших, чего тут еще скажешь? Просто глаза б мои не глядели. Ритка Шито-Крыто пытается поймать перцовый мяч, но ее жестко отсекают Евтерпа и Клио. Мельпомена на горне давно уже преследует обездвиживающий мяч – да только разве за ним угонишься? Тот уходит, резко меняя направление. Сглазили его, что ли? В драконболе всякое бывает… А это чего такое? Ни в какие ворота не лезет! Обездвиживающий мяч летит точно на Гробыню Склепову, только руку протяни, но Склепова смотрит совсем в другую сторону. Гробынюшке захотелось выяснить отношения с Жорой Жикиным. Оно конечно, до конца игры-то никак нельзя отложить. Пар сойдет – уж не так интересно друг на друга орать будет… Одна Лизка Зализина да Катя Лоткова еще как-то вытягивают, да где им? Да, без Таньки Гроттер игра не игра… Да только она и на матч сегодня не пришла. Не может бедный ребенок даже игру посмотреть! Сидит Поклепу про мировое древо доклад строчит. А то без нее Поклеп про древо ничего не знает, несчастный… Можно подумать, не из-за него тогда та история с древом вышла. Не уследил, а теперь детишки вон отдуваются.
Услышав свое имя, завуч Тибидохса зашевелился, словно филин, на которого направили луч света. Кто-то из недовольных болельщиков издали послал в него запук, но тотчас, позеленев, сам свалился под скамейку с сильнейшей чесоткой.
– Строгость – прежде всего! Это мой девиз! Я старшеклассников не распускаю! Сегодня им поблажку дашь, а завтра они тебя с супом съедят! – оправдываясь, сказал Поклеп Милюле.
Русалка, ударив хвостом, плеснула в него гнилой водой.
– Клепа, пупсик, не грузи, а то уплыву от тебя! – пригрозила она, заставив завуча мигом притихнуть.
Стоявшая рядом Великая Зуби отвернулась, пряча улыбку. Ее позабавило, что страшного Поклепа кто-то может называть Клепой-пупсиком да еще обращаться с ним так небрежно. Клепа и Милюля – чем не звездная пара? В своем роде ничуть не хуже, чем она сама с Готфридом Бульонским.
Таня, слушавшая Тарараха по зудильнику, обозвала себя лицемерной дрянью. Сама с собой она церемонилась куда меньше, чем даже с Пипой или Гробыней. Добрый, милый, простодушный Тарарах! Он-то в отличие от Ваньки и, не исключено, Ягуна поверил, что она пропускает матч из-за доклада. Возможно, сейчас нужно было хватать контрабас и мчаться на поле спасать почти потерянную игру, но она не могла. Во-первых, из-за упрямого Соловья, с которым была в ссоре. Но не только из-за Соловья. Внутри у нее, сжимая ее душу тонкими лапками, отвратительный, как Горбун с Пупырчатым Носом, сидел большой, черный, волосатый паук, которого она никак не могла раздавить, потому что этот паук был частью ее самой.
Девочка осталась сидеть на полу, стискивая виски. Только что ей почудилось, что звук зудильника заглушили иные, звучащие у нее внутри голоса.
«Ты тайно влюблена в Пуппера!» – вновь услышала она слова Шурасика. И тотчас другой, страшно знакомый, бесплотный голос прошелестел: «Тот, кого по-настоящему полюбит Таня Гроттер, предаст ее!»
– Я не люблю Пуппера! Я люблю Ваньку! Ясно вам? – убеждая непонятно кого, громко сказала Таня.
Безумный Стекольщик захихикал в зеркале. Черные Шторы язвительно зашевелились, высвечивая то Гуню Гломова в купальной шапочке, то Гурия в обнимку с василиском. В этой ненормальной магической школе нигде нельзя было побыть одной!
Тарарах, не привыкший тарахтеть целые часы напролет, как это с легкостью делал играющий комментатор, вскоре охрип. К тому же с трибун ему было видно не так хорошо, как Ягуну, который всегда был в гуще событий.
– Терпсихора ловит перцовый мяч… Передача Урании… Та шпорит пикирующий телескоп и мчится к Гоярыну. Тот выдыхает дым и пытается набрать высоту, да только делает это ужас как медленно. Вон, глядите, на хвост как заваливается!.. – Тарарах презрительно сплюнул в пространство, мало смущаясь, что прямо под его трибуной сидели А. Поллони с пифией и дюжина корреспондентов магвостей. – Да, лет сто-двести назад Гоярын был малость проворнее. Он и сейчас неплох, да только не дело это, когда драконам запрещают взбадривающую смесь перед матчем давать. Тут бы нитроглицеринчику, да пуда три горчицы, да ртути с красным перчиком, да не из ведра, а из свеженького следочка Стрефил-птицы… Во бы он как залетал! А сейчас чего: погода вон какая, промозгло, сыро, а драконы – существа капризные. Гоярын не сегодня-завтра в спячку впадет, а тут летать приходится. Вы уж не обижайтесь, академик, что я правду-матку режу!.. Оно конечно, не по правилам драконов опаивать, да только, когда они в воздухе засыпают, тоже не дело.
– ЯГУ… ТЬФУ ТЫ! ТАРАРАХ! ПРЕКРАТИ НЕМЕДЛЕННО! – вскричал академик Сарданапал.
Главному судье катастрофически не везло с комментаторами. Первый был болтун, а второй попался обличитель.
– Да молчу я, молчу, если кого от правды моей коробит! Тогда я наперед скажу, что сейчас будет. Вон Урания Гоярына к куполу прижимает. Сейчас Гоярын разъярится и ударит ее хвостом, но промахнется – он, как ящерица, сонный. А как он пасть после разинет, тут Урания или пас даст, или сама атакует… Защитники вон наши суетятся, да только что толку? Им бы самим мяч поймать, да музы небось заговоренный пошлют… Они только с виду все такие поэтические, а на деле шустрые… Ну, что я говорил? Просто можно и не смотреть – и так все ясно! – с горьким удовлетворением произнес Тарарах.
Нереиды, наяды, дриады и ореады, собирательно окрещенные Ягуном нимфетками, радостно взревели. Как Тарарах и предсказывал, Гоярын попытался атаковать хвостом, промахнулся, разинул пасть – и получил перцовый мяч от хихикающей Талии. Урания была под невыгодным для броска углом и предпочла передать пас подруге.
Полыхнула белая слепящая вспышка. Гоярын, подчинясь магии, выплюнул двух ангарных джиннов и пухлого арбитра. Причем последний был в одном ботинке и с оторванным рукавом.
– Десять – один! Чудный счет! – ехидно заметил Тарарах. – Всего-то разницы, что в один нолик, а про него всегда можно сказать, что он ничего не значит.
– Мамочка моя бабуся! Не щекочите меня, дурищи! Я от щекотки с детства дурею! Уж лучше снова частушки! – вдруг громко, на весь стадион разнесся голос Ягуна.
Тарарах от неожиданности замолк. Даже разбуянившиеся нимфетки пораженно притихли.
– Рупор включился! В драконьем брюхе жара, вот магию и замкнуло, – пояснила Готфриду Зубодериха.
– Точно, алмаз короны моей! У нас теперь два комментатора – внутренний и внешний, – с обычной своей витиеватостью выразился господин Бульонский.
«Внутренний» комментатор между тем уже упорно брал верх над «внешним».
– А-а! Они мне в ухо дуют! Эй, отойдите от меня! Я психованный! Меня в детстве гарпии украли и с башни уронили! – вопил Ягун.
Пифон постепенно выходил из себя. Стоило ему открыть рот, как оттуда вместе с языками пламени вырывался то хохот Ягуна, то его истошные вопли. Это злило дракона. Пифон, озабоченный происходившим у него в желудке, несколько раз свернулся и развернулся, надеясь усмирить этим маневром навязчивого играющего комментатора. Но добился он строго противоположного. Перегревшийся, защекотанный да вдобавок еще и укачанный Ягун разбуянился и стал дурить.
Воспользовавшись тем, что Попугаева и муза во время одного из драконьих кувырков были отброшены в сторону, он приколол рупор на прежнее место и дикторским голосом произнес:
- Предыдущая
- 16/17
- Следующая
