Франклин Рузвельт. Человек и политик (с иллюстрациями) - Бернс Джеймс Макгрегор - Страница 92
- Предыдущая
- 92/202
- Следующая
Однако, какой бы ни была атмосфера в Белом доме, Уилки делал свое дело так, как его понимал, — с позиции конструктивной критики. Снова и снова добивался, чтобы Америка сохраняла верность своим послевоенным обязательствам, особенно в том, что касалось поддержания мира при помощи международной организации. Решительно выступал против изоляционизма, колониализма и расовой ненависти. Объединился с Элеонорой Рузвельт, Ла Гардиа, Дороти Томсон и другими известными деятелями в усилиях по основанию Дома свободы. Осуждал преследование национальных меньшинств, хотя и воздерживался обличать программу выселения американцев японского происхождения. Занимал продвинутые позиции по вопросам гражданских прав и свобод, освобождения колониальных народов, открытия второго фронта в Европе в 1942 году. В борьбе четырех партий, продолжавшейся и после Пёрл-Харбора, решительно осуждал конгрессменов-республиканцев за изоляционизм и консерватизм, а демократов — за расизм и консерватизм.
Отсутствие сильной организованной оппозиции снижало влияние Уилки. Это давало ему, однако, большую свободу действий. В действительности в бесконечном вихре политических союзов и расколов в Вирджинии Рузвельт и Уилки втянулись в несколько обескураживающие тесные отношения. В апреле они встретились, чтобы обсудить, помимо других тем, возможность устранения из конгресса Хэма Фиша. «Я получил большое удовлетворение от нашей встречи в тот вечер», — писал позднее Рузвельт Уилки, отмечая, однако, что они не обсудили достаточно обстоятельно вопрос о Фише. Впоследствии Уилки открыто выступил против нового выдвижения консервативного деятеля кандидатом на выборы в конгресс. Ему не удалось этому помешать, зато он вступил в борьбу и одолел Тафта и других конгрессменов-республиканцев в том, чтобы склонить Национальный комитет республиканской партии занять умеренно интернационалистскую позицию на весенней сессии в Чикаго под носом у полковника Маккормика. Попытался произвести «теневую чистку» экстремистски настроенных изоляционистов и реакционеров в партии путем вмешательства в ход голосования, чтобы определить кандидатов от республиканской партии на выборах. Некоторое время мирился с ажиотажем вокруг выдвижения его самого кандидатом на выборы губернатора Нью-Йорка, затем решительно вышел из борьбы. Томас Е. Дьюи, гораздо более сдержанный политик, чем Уилки, более осторожный, был избран республиканским кандидатом на пост, освобождавшийся Гербертом Леманом.
Летом среди некоторых либералов от республиканцев и демократов росли надежды, что Рузвельт и Уилки объединят усилия, с тем чтобы создать новую партию или хотя бы партийную коалицию для достижения победы в войне и соответствующим образом организованного послевоенного мира. Казалось, между двумя деятелями достигнуто политическое согласие. Уилки пользовался свободой говорить то, чего не мог сказать президент. Затем, вслед за съездом республиканцев в Нью-Йорке в 1942 году, Уилки неожиданно заявил, что собирается покинуть страну — а также выборную кампанию, — чтобы поездить по свету. Он сказал, что преследует этим цель продемонстрировать единство страны, «выполнить некоторые поручения президента» и разузнать, «что такое война и как в ней победить».
Идея поездки принадлежала Уилки, но президент ухватился за нее и оказал ему полное содействие в ее подготовке. Поскольку Уилки собирался возвратиться незадолго до выборов, всякая надежда на реальное сотрудничество президентских партий, по крайней мере в 1942 году, улетучивалась. Желание Уилки совершить поездку легко понять, но каковы мотивы Рузвельта? В начале года Элеонора Рузвельт заметила мужу, что демократическая партия трещит от бездействия. Республиканцы трещат еще больше, откликнулся Рузвельт, и затрещат больше этого, когда президент возьмет Уилки в свою администрацию. Теперь же титулованный республиканский лидер отсутствует в разгар выборной кампании. Уилки расставался при крайней нужде с большим числом политических соратников — людей, которые боролись на его стороне в 1940 году и через два года баллотировались на выборы в конгресс. На несколько недель он станет личным представителем президента. Неужто президент добивался лояльной оппозиции? Рассчитывал ли он на то, что великая старая партия будет трещать и трещать, пока не обратится в пыль?
Да, демократическая партия трещала по швам. Ее национальный председатель Эдвард Дж. Флинн, привыкший к прямой и прямодушной борьбе у себя дома, в Бронксе, никогда не участвовал в выборах, подобных этим. Когда он лишь предположил возможность доброй драчки, сказав, что укомплектование палаты представителей республиканцами — катастрофа, президент сделал ему внушение. Национальному председателю полагается определять главные направления предвыборной кампании, но каковы они? Флинн не был в состоянии направлять деятельность партии даже в дополнительные выборы, поскольку проведением выборов в конгресс занимались комитеты по выборам демократической партии в сенат и палату представителей. Однако эти комитеты тесно связаны с руководством партийной фракции в конгрессе. В их ведении находились ограниченные финансовые средства, вопросы, которые не вызывали споров у демократов-конгрессменов. Фактически они не контролировали прохождение кандидатов от демократической партии в конгресс. Единственная сила, которая могла повлиять на подобные выборы извне, — Белый дом, единственный партийный лидер — Рузвельт, но он отложил партийную политику на будущее и подчеркивал, что главной проблемой остается победа в войне. Как в таких условиях вести выборную кампанию?
Республиканцы возмущались отсрочкой политической борьбы со стороны партии, пользующейся властью, и это понятно. Они знали, что Рузвельт слишком привержен политике, чтобы подняться над партийными пристрастиями. И в самом деле, Белый дом — неподходящее место для уклонения от политики. Судьи, руководители почтового ведомства, федеральные прокуроры назначались оттуда, и вокруг этих призовых мест, как бы они ни были незначительны, велась яростная борьба, обычно негласная, но иногда выходившая наружу — тут и взаимные обвинения, и заголовки в газетах. Два назначения Рузвельта вызывали особую ярость: одно — Роберта Е. Ханнегана, руководителя филиала партии в Сент-Луисе, главой Комиссии по государственным сборам в казну; другое — «клеврета» босса Фрэнка Хейга из Джерси-Сити федеральным судьей Нью-Джерси. Даже Джордж Норрис, сенатор от штата Небраска, разошелся в мнениях со своим другом — хозяином Белого дома из-за последнего назначения. Он громогласно заявил в сенате, что встает вопрос о том, «распространится ли влияние одной из наиболее порочных и демагогических организаций, которая когда-либо существовала, за пределы Нью-Джерси и подпадет ли под него вся федеральная администрация. Казалось, на Рузвельта не подействовала эта вспышка гнева старого политика мирного времени. Когда конгрессмен Мэри Нортон назвала губернатора Нью-Джерси Чарлза Эдисона отъявленным лицемером за то, что он сопротивляется назначению судьей Хейга (к чьей помощи, как утверждала Нортон, прибегал во время своей выборной кампании), Рузвельт прислал ей краткую записку: „Дорогая Мэри, ты великая женщина!“.
Не мог Рузвельт держаться в стороне от политики и в своем собственном штате и округе. Филиал демократической партии процветал в штате Нью-Йорк, когда им руководили Альфред Е. Смит, Рузвельт и Леман. Теперь здесь не было согласия. Джим Фарли, все еще имевший влияние среди руководителей окружных партийных организаций, поддерживал кандидатуру на пост губернатора генерального прокурора Джона Дж. Беннета, стойкого приверженца демократической партии. Сторонники «нового курса» в Вашингтоне понимали, что победа Беннета в 1942 году будет означать преобладающее влияние Фарли в делегации Нью-Йорка на национальном съезде демократической партии в 1944 году. Паломничество Фарли в Белый дом принесло лишь ворчливое обещание Рузвельта объявить, что он станет голосовать за Беннета, если того изберут соперником Дьюи в борьбе за губернаторское кресло, — «и ни слова больше». Позднее Рузвельт подбадривал в борьбе за губернаторское кресло помощника губернатора Нью-Йорка демократа Джеймса М. Мида на том основании, что не Беннет, а Мид способен добиться поддержки усиливавшейся американской лейбористской партии города Нью-Йорка и избирателей северной части штата. Через несколько дней, перед самым съездом, президент, однако, отступился от него, заявляя теперь руководству партии, что сторонники Мида и Беннета повели себя так скверно, что повредили престижу обоих претендентов. Он предлагал на этот раз третьего претендента на номинацию, которому готов оказать всестороннюю поддержку. Этот маневр не прошел; наконец, в последний момент Рузвельт передал через Лемана на съезд демократов штата письмо, из которого выяснилось, что, во-первых, он предпочитает Мида, во-вторых, компромиссного кандидата. В письме содержался намек, что президент готов поддержать и Беннета, если тот примет участие в выборах.
- Предыдущая
- 92/202
- Следующая
