Любовь одна - Берристер Инга - Страница 24
- Предыдущая
- 24/32
- Следующая
Дороти уже не сопротивлялась. Она беспомощно прижалась к Дункану, утопая в волне обжигающей страсти. Когда же его язык раскрыл ее губы и поцелуй обернулся не ласковой нежностью, а яростным и требовательным желанием, она забыла обо всем на свете. И, отбросив смущение и страх, ответила на ту страсть, которой он с ней делился.
Он дотронулся до ее груди, и Дороти не почувствовала тревоги — только бесконечное, божественное наслаждение. Тело не слушало больше, что говорил разум. Она забыла о благоразумии, об осторожности. Больше не испытывала стыда. Она как будто раскрылась — вся, без остатка — перед этим мужчиной, разрешая ему узнать о том, сколько радости и наслаждения ей доставляют его прикосновения.
Она услышала, как он застонал, почувствовала всю силу его крепкого тела, когда он снял с нее платье и начал ласкать ее, гладить ее соски — при этом он не прерывал поцелуя. Дороти и представить себе не могла, что в жизни бывает такое пронзительное наслаждение.
С ней был Дункан. Настоящий. Не тот принц из сказки, которого она придумала в пятнадцать лет. Не тот далекий и замкнутый незнакомец и даже не высокомерный враг, которым он был для нее эти последние дни. Совсем другой Дункан, близкий и нежный.
Когда он наконец оторвался от ее губ и стал целовать ей плечи, Дороти уже не владела собой. Ее ноготки впились ему в спину, грудь напряглась. Она вся подалась навстречу Дункану, ее тело трепетало от сладостного предвкушения.
Дункан тоже дрожал… Или Дороти опять показалось?.. Она застонала, когда он начал ласкать языком ее напрягшиеся соски.
— Дункан… Дункан… Дункан…
Дороти повторяла его имя, моля только о продолжении этого божественного наслаждения, по сравнению с которым все остальное меркло. Дункан крепко обнял ее и поцеловал с такой страстью, какую она и не надеялась когда-нибудь испытать.
Лишь огни встречной машины вернули их к реальности, они резко отпрянули друг от друга. Дороти покраснела и вся напряглась, лицо Дункана потемнело.
— Прости, — процедил он сквозь зубы. — Этого не должно было случиться. У меня и в мыслях не было…
— Послушай, отвези меня домой, — попросила Дороти.
Она натянула платье на плечи и отвернулась, не находя в себе сил смотреть на него.
— Дороти…
—Пожалуйста, Дункан, я не хочу ни о чем говорить. Ты сам сказал: этого не должно было случиться. А теперь будь-гак добр, отвези меня домой.
Дороти была близка к истерике. Боже мой, что же она наделала?! Дункан теперь догадается, что она испытывает к нему. У мужчин все по-другому, они способны хотеть женщину, не любя. Она не представляла себе, как посмотрит ему в глаза. Как ей послеЧлучившегося с ним общаться… Впрочем, вряд ли они теперь будут общаться.
Погруженная в свои мысли, Дороти не сразу сообразила, что Дункан уже подъезжает к ее дому. И лишь когда он остановил машину, решилась украдкой взглянуть на него. Он не смотрел в ее сторону. Что ж, в этом нет ничего удивительного.
Как вежливый человек, Дункан предложил проводить ее, проверить, что с ней все в порядке, ведь она все .же больна… Но Дороти не дала ему договорить.
— Со мной все будет нормально, — быстро проговорила она, сражаясь с дверной ручкой.
Ей хотелось уйти, прежде чем он решит, что она специально медлит, ожидая… Ожидая чего? Что он, может быть, поцелует ее опять. Что он снова станет ласкать ее. Дороти сделала глубокий вдох и… едва не выпала из машины, когда непослушная дверца все же открылась.
Тут Дороти заметила, что Дункан выключил двигатель и, похоже, собирается выйти из машины.
— Нет, Дункан, ты не выходи, — испуганно выпалила она.
— Ну, если ты настаиваешь…
Он был на редкость немногословен. И не смотрит на меня, безо всякого удивления отметила Дороти. Он, наверное, смущен не меньше ее самой, хотя и совсем по другой причине. Должно быть, сожалеет о том, что вообще предложил подвезти ее домой.
И как это могло случиться?! Как она могла допустить, чтобы дружеский поцелуй вылился в такое… Но нет, она не просто допустила, а сама спровоцировала Дункана. Едва не умоляла его ласкать ее, целовать… Дороти вздрогнула от смущения и унижения.
— Дороти…
— Нет, Дункан… Пожалуйста, оставь меня в покое.
Она едва ли не бегом бросилась к дому и, оказавшись наконец внутри, закрыла дверь и привалилась к ней спиной. Наверх она поднялась только тогда, когда услышала, что машина Дункана отъехала от ее дома.
8
Дороти проснулась от звука собственного кашля. Горло болело так, что глотать было вообще невозможно. Все тело ломило. В глаза как будто песка насыпали. Даже думать было больно. Мысли путались, ускользали… Она пыталась решить: то ли встать, пойти вниз и сделать себе горячее питье, чтобы немного унять боль в горле, то ли остаться в постели и свернуться калачиком, чтобы согреться.
Но в итоге боль в горле все-таки победила. Поеживаясь, Дороти вылезла из-под одеяла, поднялась с кровати и… едва не упала. Она сама испугалась собственной слабости. На полпути вниз ее пробила такая дрожь, что пришлось схватиться за перила, чтобы не упасть.
На кухне Дороти— открыла холодильник и только тогда поняла, что свежее молоко со вчерашнего вечера осталось стоять за дверью. Она открыла дверь и забрала со Ступенек две бутылки молока. Была еще глубокая ночь, рассвет даже и не брезжил на темном небе. Дороти подняла глаза к звездному небу и на секунду задумалась. Меньше чем в миле отсюда Дункан, наверное, спит у себя в «поместье». Думал ли он перед сном о ней, вспоминал Ли…
Она снова вздрогнула, но на этот раз не от озноба, а от искреннего отвращения к себе. Как она могла настолько забыться, почему не сработала ее внутренняя защита?!
Дороти чувствовала, себя абсолютно разбитой. В таком состоянии она была просто не в силах размышлять о своем возмутительном поведении с Дунканом. А потому вздохнула и понуро поплелась в кухню. Кажется, в холодильнике еще оставались лимоны. Горячий чай с лимоном — это как раз то, что ей сейчас нужно. Но как бы Дороти ни убеждала себя в том, что сейчас ей просто не нужно думать про Дункана, она все равно вновь и вновь мысленно возвращалась ко вчерашнему вечеру. Она вспоминала о том, как ее тело отзывалось на ласки Дункана. О том, какой беспомощной и покорной была в его объятиях. О том, как все ее существо млело в медовой истоме и горело в огне жгучей страсти. О том, какая это была восхитительная сладкая пытка… Дороти уже понимала, что настоящие терзания ей еще только предстоят — те терзания, которые приготовил для нее собственный разум.
Ее разум! Ее здравый смысл, которым она всегда так гордилась! А где, интересно, он был в те минуты, когда она отдавала себя во власть Дункана, когда льнула к нему и умоляла о том, чтобы он продолжал целовать ее и ласкать?! Уснул, может быть? Или временно ослеп? .
Должно быть, она сошла с ума: бродит в три часа ночи по кухне, делает себе чай с лимоном, чтобы облегчить боль в горле, хотя давно уже поняла, что ее бедное горло вылечит только время или курс сильных антибиотиков. По-хорошему, ей бы сейчас не мучиться, а принять пару таблеток аспирина и вернуться в постель, а там — молиться о том, чтобы утром все события ночи показались кошмарным сном или, еще лучше, просто исчезли бы из ее памяти. Да и из памяти Дункана тоже.
Впрочем, Дороти понимала, что этому не дано случиться. Лучшее, на что можно надеяться, так это что Дункан — у которого наверняка тоже нет желания мучиться по поводу вчерашнего — последует ее примеру и сделает все для того, чтобы в будущем они с ним встречались как можно реже.
Дороти помешала чай, села в кресло и снова задумалась о случившемся. Как такое могло получиться?! Ведь до вчерашнего вечера она нисколечко не сомневалась в том, что давно уже , обезопасила себя. Что прошлое осталось в прошлом и ее детская любовь к Дункану не имеет теперь никакого значения. Что несмотря на ту боль, которую Дороти пережила тогда, она эту боль благополучно преодолела и Дункан уже никогда — никогда! — не причинит ей боль вновь. Она провела в его объятиях меньше полминуты, но и этого хватило, чтобы понять, как сильно она ошибалась. Полминуты… когда его губы приникли к ее губам, когда она чувствовала тепло его тела… когда он притронулся к ней…
- Предыдущая
- 24/32
- Следующая
