Башня Ярости. Книга 1. Чёрные маки - Камша Вера Викторовна - Страница 3

Рене так и не понял, каковы пределы, отпущенные ныне его «Созвездию». Казалось, корабль плывет с обычной скоростью, но теплые моря сменились неприветными волнами Сельдяного моря слишком быстро. Он никого не встретил на пути, сегодняшние рыбаки стали первыми. Наверное, он в глубине души что-то подозревал, иначе б вернулся на Лунные острова, а он о них позабыл и вспомнил лишь сейчас. Что-то его тянуло на север. Что-то или кто-то? Почему он не отправился к эльфам, ведь они могли помочь? Почему не бросился на поиски Геро? Почему почти не думал ни о ней, ни о Романе, ни о сыне? Он не забыл – так в чем же дело? Или он, как издыхающий снежный волк, хотел забиться подальше в родные скалы? Но он не думал о смерти, он вообще ни о чем не думал, все мысли занимала боль. Боль и сейчас с ним, но он сумел взять ее на сворку в тот самый миг, когда погасил проклятую искру. Он может думать и помнить, уже неплохо!

Скала возникла из тумана неожиданно, а, может, он слишком задумался. У нее не было имени, как не было имени и у залива, на берегу которого она стояла. Когда-нибудь сюда доберутся докучливые монахи, нарисуют то, что увидели, на желтоватой хаонгской бумаге и дадут суше и водам имена святых, которых никогда не было, а если и были, то жили совсем не так, как пишет Книга Книг. Залив был удобным, глубоким, с чистым дном, защищенным от большинства ветров, но не у облюбованной Арроем скалы. Там море кипело и пенилось, волны сломя голову бросались на камни, отступали и снова бросались в яростной надежде свалить упрямые утесы. В былые дни Рене никогда бы не рискнул кораблем, но нынешнему «Созвездию» мели и рифы были не страшны. Корабль послушно подошел к самому берегу и остановился, как лошадь у крыльца. Капитан немного постоял, опираясь о борт. Болтали, что Счастливчик не знает страха, но ему было страшно. Впрочем, взнуздывать себя эландец умел. Рене, как обычно, когда на что-то решался, тряхнул головой и соскочил на берег.

Под ногами был обветренный темно-серый камень, но адмиралу показалось, что он оказался по колено в огне. Земля немилосердно жгла, хотя пламени не было. Выходит, он прикован к морю и «Созвездию»? Ну, нет! Если он терпит холод, выдержит и жар. Аррой стиснул зубы и быстро пошел вперед. Наверх вела тропа – а, может, не тропа, а русло пересохшего ручья. Не лучшая дорога, но Рене дал себе слово подняться – и шел. Ему казалось, что он вброд переходит поток лавы, родившийся из недр огнедышащих сурианских гор, к которым адмирала так влекло в юности, а обнимавший плечи холод не только не развеялся, но стал еще нестерпимее. Ну и пусть! Он все равно поднимется!

Если бы кто-то увидел стройного седого человека, легко взбиравшегося вверх по каменистой осыпи, то никогда б не догадался, какой ценой дается путнику каждый шаг. Подъем был долгим, но все имеет свой конец. Цель покорилась, одна из многих целей в жизни Счастливчика Рене. Капитан «Созвездия» стоял на вершине, подставляя лицо слабому ветру. Ни жар, ни холод никуда не делись, но он добился своего, как добивался всегда.

Впереди лежало море, сзади зеленели поля. Весна? Но какого года? Сколько дней, месяцев, лет он пробыл в белесой мгле, сожравшей его спутников и изуродовавшей его самого? И ведь не спросишь… Рыбак выглядел, как все рыбаки, люди моря вообще похожи друг на друга. Такие же лодчонки бороздили Сельдяное море при Руисе Аррое, а те, кто ими правил, носили такие же просмоленные парусиновые куртки. Нет, по одежде погибших ничего не понять, но как хорошо, что он вернулся именно весной, в пору первой зелени и первых гроз. А гроза будет, он чувствует это, это и что-то еще! Великие братья!

Рене стремительно обернулся. В узком проходе между двух отливающих серебром валунов замер черный зеленоглазый конь. Гиб! Как же он нашел его? Жеребец, поняв, что его увидели и узнали, приветственно фыркнул и топнул ногой. Аррой бросился было вперед, но, вспомнив все, безнадежно махнул рукой и привалился к потрескавшейся скале. Гиб с шумом втянул воздух и медленно и плавно двинулся к хозяину.

– Стой, – Рене Аррой, когда был жив, никогда не повышал без нужды голос, его и так никто не смел ослушаться, но у Гиба было свое мнение. Конь упрямо шел к тому, кого признал своим владыкой.

– Гиб, стой, тебе говорят! Да стой же… – На сей раз вороной жеребец послушался, замерев в паре шагов от адмирала. Седина Рене соперничала белизной с конской гривой. – Гиб, ты знаешь, что со мной?

Конь понуро опустил голову. Именно так он стоял в церковном саду Кантиски, готовясь отвезти Сезару Мальвани приказ отступать и известие о том, что Рене и Эмзар отдают себя в руки Михая Годоя.

– Знаешь? – переспросил Рене. – Вижу, что знаешь. Тогда уходи. Я рад был тебя повидать.

Гиб вскинул голову и коротко заржал, ударив ногой о землю. Затем заржал еще раз и шагнул вперед. Зеленый глаз сверкнул совсем рядом.

– Уходи, ты мне не поможешь.

Водяной Конь подогнул колени и лег на камни. Он не уходил, и это не было ни упрямством, ни желанием утешить или выразить сочувствие.

– Гиб, уходи, я… – А что он? Он и сам не знал. Его прикосновение и взгляд убили человека, но Гиб – не человек. Водяной Конь – порождение древней Тарры, ему виднее, что для него опасно, а что – нет.

– Ты видел таких, как я? Да или нет?

Короткое ржание. Опущенная и вновь поднятая голова…

– Видел… Это очень плохо?

Гиб медленно наклонил шею вперед, так, что черные блестящие губы чуть не коснулись лица адмирала. Будь водяной демон обычным конем, Рене ощутил бы теплое, живое дыхание, как тогда, когда подал руку несчастному мальчишке, но порождение древней стихии не несло в себе тепла. Аррой посмотрел в бездонные зеленые глаза, пытаясь найти в них ответ. Их было двое. Конь, который не был конем, и седой моряк, еще недавно почитавший себя человеком. Над ними неслись рваные, окровавленные закатом облака, внизу в бессильном гневе громыхало и билось о скалы море. «Скоро оно свое возьмет, – устало подумал Рене, – эти скалы уйдут под воду, и они это знают. Знают, но ничего не могут изменить. Проклятый! Откуда такие мысли?! Разве скалы могут думать? Разве море может надеяться?»

– Гиб, так я тебе не опасен?

Конь вздохнул и ткнулся носом в лоб адмиралу.

– Тогда тряхнем стариной!

Жеребец вскочил, радостно мотая гривой, но потом замер и словно бы простонал.

– Что ты хочешь сказать? Я причиню тебе вред? Нет? Тогда что же? А, ты боишься за меня? Но что может случиться со мной теперь?

Гиб вновь издал странный звук, больше похожий на плач, чем на ржание, и прикрыл глаза. Рене задумчиво коснулся висевшей на шее цепи. Эланд будет затоплен, это так же неизбежно, как неизбежен вечер, это не хорошо и не плохо. Это так, и с этим не стоит бороться. Потому что пройдет время, и придет черед моря отступить, выпуская из тысячелетнего плена серебряные скалы, на которых снова совьют гнезда альбатросы. Но откуда эти мысли у него, Рене Арроя? Эти мысли и это знание? Неужели от Гиба? Или он сумел расслышать в извечном грохоте прибоя то, чего не слышал раньше? И кто же, во имя Проклятого, он теперь?

EX ORIENTE LUXL[4]

Болото сменилось лесом, а затем расступился и он. Александр и Ликия были в Таяне. Впереди расстилалась волнистая, сверкающая равнина, лишь вдалеке маячили высоченные тополя, которыми здесь испокон веку обсаживали дороги и села. Солнце стояло еще высоко, и от снежного блеска болели глаза. Садан одобрительно фыркнул, выйдя после бесконечного блуждания по лесам на открытое пространство, достойное его внимания, да и Александр смотрел на таянские степи с восторженным ожиданием. Ликия, сидевшая в седле перед Александром, обернулась, щеки ее пылали.