Кровь Заката - Камша Вера Викторовна - Страница 13

Тем не менее я теперь знала про циалианок достаточно. Подумать только: это мы с Рене сделали их тем, чем они стали, отдав им Рубины. Эту дрянь следовало утопить где-то в Сером море. Но что сделано, то сделано. Отбери я сейчас проклятые камни – ничего не изменится. Могущественный, опирающийся на собственную магию орден, подмявший под себя изрядное количество владык светских и духовных, существовал. Властолюбие же, жестокость и, чего греха таить, Сила его высших адептов делали их непростыми противниками даже для меня, тем паче я не должна была до поры до времени пускать в ход все, что имела. Прежде следовало разобраться, каким боком циалианская магия связана с ройгианской, где обретается пресловутый Белый Олень и что слышно о том, из Серого моря. Что это за пакость, наверняка мог рассказать Эрасти, а я знала, где его искать. Только сначала отвезу домой мою случайную спутницу, все еще терпеливо ждущую ответа.

– Куда мы идем? – я старалась говорить спокойно и равнодушно. – Я провожу тебя к отцу, а дальше – твое дело.

2850 год от В.И.

10-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

Значит, завтра… Шарль Тагэре налил себе вина и выпил. Осужденному полагался ужин с королевского стола, этой традиции в Арции еще придерживались. Есть герцогу не хотелось, но упрямство, которое родилось раньше его, заставляло дразнить тюремщиков до последнего. Шарло заставил себя сесть и слопать половину роскошных кушаний, а затем с блаженным видом развалился на кровати. Те, кто подглядывают (а что подглядывают, он не сомневался), должны видеть: ему море по колено. Это был единственный способ не уронить себя.

Внешне герцог сохранял полное спокойствие, но внутри его все было напряжено до предела. Если завтра ему не помогут, все будет кончено. В дюз он не хотел, лучше умереть. Он не слишком хорошо представлял, что именно творят с людьми Скорбящие, но он видел тех, кто побывал у них в руках. Дюз означал медленную и унизительную смерть или жизнь, но жизнь не более достойную и осмысленную, чем у назначенного на убой кабана. Шарлю было всего девять, когда на коронации нынешнего нескладного королишки он увидел тогдашнего герцога ре Эстре, проведшего три года в Аганском дюзе. Буквально накануне того, как Эстре схватили по обвинению в измене, он приезжал к отцу Шарля, чтобы убедить его подняться против Лумэнов. Это был высокий стройный силач с веселыми глазами, в которого влюбилась вся Эльта от мала до велика. После Аганы Шарль узнал ре Эстре лишь по сигне на необъятном брюхе. Прежний герцог исчез. Появилось тупое животное, с трудом таскавшее огромное расплывшееся тело. Его сопровождали два вооруженных синяка, но это, видимо, была лишь дань обычаю, так как единственным желанием некогда умного и гордого человека было набить и без того огромный живот.

Потом Шарль Тагэре понял, что владетеля Эстре привезли, дабы устрашить других нобилей, недовольных Лумэнами. И тогда же Шарль решил, что лучше смерть, чем такая жизнь. Теперь ему предстояло исполнить свое решение. Если на эшафоте он сможет опровергнуть возведенную на него напраслину, обвинители будут вынуждены провозгласить Высший Суд, в котором неправая сторона сгорает в огне святого Антония. Шарль не сомневался, что игра ведется нечестно, и сгореть придется ему, но это лучше, много лучше того, что сотворили с красавцем ре Эстре.

На первый взгляд умереть очень просто. Нужно только ответить обвинителю «нет», а еще лучше оскорбить и его, и Лумэнов. Но сможет ли он? Шарля Тагэре никогда не считали слабаком, но, возможно, именно поэтому его будут «держать» до конца. Правда, там, рядом с осужденным, может быть лишь один синяк… Он должен с ним справиться! И потом, должен же хоть кто-то помочь ему! Неужели Рауль или Анри не догадаются хотя бы пристрелить его из арбалета! Мальвани, тогда еще виконт Малве, тоже видел герцога ре Эстре, он должен понять…

Шарль Тагэре потянулся сильно и красиво, как молодой тигр, и, соскочив с койки, налил себе еще вина. Большие серые глаза в обрамлении черных ресниц смотрели спокойно и даже чуточку лениво, а руки, когда он поднял кувшин, и не думали дрожать.

– А он красив. – Бланкиссима Агриппина со знанием дела рассматривала через потайное оконце высокого светловолосого человека, вновь раскинувшегося на постели. – Даже жаль. Народ любит красивых королей, а бедняжка Пьер… Он даже в храме вызывает смех.

– Безусловно, сестрица, – барон Трюэль пожал плечищами, – но красота Тагэре вряд ли ему поможет.

– Кто знает… – Циалианка загадочно улыбнулась. – Он положительно мне нравится. Не спит, это точно. Никто, кроме дурачка-короля, не смог бы спать, оказавшись в таком положении, но как притворяется! Можно подумать, валяется в гостинице в ожидании встречи с местной красоткой. А Жан все же не рискнул его прилюдно казнить! Понятно, зачем Лумэнам еще один мученик? Другое дело дюз… Правду говорят, что славу смерть не убивает, славу убивает только позор. Если судебники взнуздают нашего красавца, можно считать, что дело сделано. Вряд ли в Арции найдутся люди с волей посильнее, чем у этого Тагэре.

– Похоже, он тебе здорово понравился, – хохотнул барон, – может, запереть тебя с ним на ночку-другую?

– Глупости, Обен, – Агриппина шутливо стукнула брата по лбу, – мне мужчины ни к чему, даже такие красивые. Я себя от всех слабостей заговорила, иначе у меня ничего не выйдет… Но вот другим наш герцог очень даже может приглянуться, и от этого может быть и вред, и польза. В любом случае он должен жить и оставаться в здравом уме и твердой памяти.

– Ты права, но дело зашло слишком далеко. Тагэре опасен.

– Для кого? Для Лумэнов? Не спорю. Но НАМ он ничем не угрожает. Тагэре на троне предпочтительнее дурачка.

– Сестрица! Пьер, конечно, не в себе, но не без вашей помощи. Покойный король позволил сестрам влиять на ребенка, пока он еще был в чреве матери. Вы обещали, что позаботитесь о нем.

– У всех бывают ошибки. Впрочем, Регина, виновная в случившемся, наказана. Диана от Лумэнов не откажется, но Диана не есть Циала, и ошибиться может, и согрешить… И что будет, если бедняга Пьер умрет бездетным? А так и будет, если Фарбье не понравится девице, которую назовут супругой нашего бедного монарха. Нет, положительно неплохо посадить на престол Шарло Тагэре. Или, на худой конец, кого-то из его сыновей.

– Шарль не женат и, если его отправить в дюз, таковым и останется.

– Пожалуй. А все-таки жаль.

– И мне жаль, – внезапно признался Обен, – но пора идти. Если синяки узнают, что я разгуливаю по их замку да еще девушек вожу, они такое устроят… По крайности беднягу Клода, который нас сюда провел, точно в таракана превратят.

– Это невозможно, брат. По крайней мере, нынешние маги никого ни в таракана, ни в осла превратить не в состоянии, но ты прав. Нас не должны заметить.

Эстель Оскора

Вот когда я пожалела, что не осталась в кошачьем облике, кошки каким-то образом ухитряются выглядеть равнодушными, всезнающими и отрешенными от всего земного, человеку же сохранить лицо куда труднее. Если бы я предполагала, что встреча с Мунтом станет для меня такой пыткой, я бы обошла столицу Арции десятой дорогой. Увы, способность мановением руки обрушить гору вовсе не означает, что ты можешь спокойно взглянуть в глаза своему прошлому, а это прошлое смотрело на меня отовсюду – из серых вод Льюферы, из окон императорского, а ныне королевского дворца, с башен Замка Святого Духа. Не знаю, что бы я учудила, не болтайся у меня на шее Эстела ре Фло, каковую нужно было сдать с рук на руки родичам, заставив забыть то, что произошло в Фей-Вэйе. Я еще не решила, что сделаю – заклятье забвения одно из самых тонких, если ты, разумеется, не хочешь причинить человеку вред и обречь его на вечные муки, когда кажется, что вот-вот вспомнишь что-то важное, а оно всякий раз ускользает… От этого один шаг до безумия, я не раз видела, как люди, которых заставляли забыть какую-то совершенную ерунду (чье-то лицо или имя, случайную встречу или происшествие), через несколько лет сходили с ума.