Несравненное право - Камша Вера Викторовна - Страница 1
- 1/43
- Следующая
Вера Камша
Несравненное право
Николаю Перумову
Не спасешься от доли кровавой,
Что земным предназначила твердь.
Но молчи: несравненное право —
Самому выбирать свою смерть.
Если что-нибудь страшно, надо идти ему навстречу – тогда не так страшно.
Часть первая
Песня лебедя
Я знаю свое лицо,
Сегодня оно жестоко.
Глава 1
2228 год от В. И. 21-й день месяца Волка
Пантана. Убежище
Ветерок раскачивал верхние тонкие ветви, сквозь которые просвечивали высокие перистые облака. Все еще жаркое солнце давно уже растопило утренний иней и щедро изливало свет на вызолоченную осенью Пантану. Даже самые осторожные из Светорожденных не сомневались, что луна успеет умереть и вступить в пору расцвета, прежде чем северные тучи затянут небо и зарядят изматывающие ледяные дожди. Тем, кто ушел в Последние горы, такая осень дарила надежду.
Эмзар Снежное Крыло второй час кряду стоял у доходящего до самого пола окна и смотрел на серебристые стволы с черными разводами и на укрывшую землю буковую медь. Местоблюститель Лебединого трона чувствовал себя отвратительно. Слишком долго в Убежище не жили, а словно бы дремали – отгородившись от смертных, потеряв богов, позабыв не только о величии, но и о надежде. Эта осень души казалась вечной, но пришел конец и ей. Эльфы либо погибнут, пусть чуть позже остальных, либо встанут рядом со смертными, и будь что будет!
Сам Эмзар не колебался – нужно драться; но, не сомневаясь в том, что он прав в главном, местоблюститель отнюдь не был уверен в каждом из принятых им решений. Особенно заботил затеянный Преступившими поход, в который втравили и Рамиэрля.
Не прошло и недели с той ночи, когда племянник и его светловолосая спутница объявились в Убежище. Объявились, нарушив казавшийся незыблемым обычай – тайна превыше всего, а потому никакой магии! Пришельцам надлежало ждать на границе топей, но эти двое перешли болота с помощью заклятья. С тех пор Эмзар почти не спал. Раньше ему казалось, что он хочет бури, но, взглянув в серые глаза той, кого называли Эстель Оскора, Эмзар понял, что боится и хочет, чтобы судьба направила стопы этой женщины – колдуньи? стихии? – в другую сторону.
Увы! Уже происшедшего не изменить, и Снежное Крыло спокойно приветствовал ту, кто должна была стать погибелью либо спасением Тарры, а ведь не скажи Рамиэрль, кто его спутница, владыка Лебедей увидел бы в ней просто смертную. Да, странную, удивительную в своей откровенности и равнодушии к себе – некогда и он встретил такую, – но не более того. Зная же, кто такая Герика, он невольно выискивал следы дикой, чужой силы, выискивал и не находил. Но откуда тогда это ощущение тяжести? Предчувствие? Тревога, порожденная излишним знанием? Или страх затворника, в чью келью ворвался ветер?
Тихий серебристый звон на грани слышимости отвлек местоблюстителя от раздумий – защитное заклятие предупреждало, что покой Лебединого чертога нарушен. Звон этот Эмзар помнил с детства. Когда остатки клана Лебедя укрылись в непроходимых топях, бежав то ли от смертных, то ли от бывших родичей, а скорее всего, от самих себя, дворцовый этикет и дворцовые интриги утратили всякий смысл. Лебедей осталось так мало, что власть перестала быть властью. Жить по-прежнему стало нельзя, и потомки эльфийских государей перестали выставлять охрану, запирать двери и сплетать хитроумные заклятия, защищаясь от жаждущих воссесть на Лебединый трон родичей. Об осторожности Эмзар вспомнил после совета, на котором Эанке потребовала принесенное Рамиэрлем кольцо.
Теперь вход в покои местоблюстителя охраняли воины из Домов Ивы и Ириса, но это было лишь дополнением к пущенной в ход после тысячелетнего перерыва защитной магии. Разумеется, тайно.
Эмзар неторопливо отвернулся от окна и, скрестив руки на груди, стал ждать, когда Элэар из Дома Ивы отдернет струящийся занавес, отделявший Рассветную Приемную от Зала Огненных Настурций, и возвестит о приходе главы Дома Розы. Брат. Один из немногих, чье мнение для местоблюстителя Лебединого трона что-то значило и с кем он чувствовал себя спокойно.
Братья по эльфийским меркам были совсем не схожи. Народ, у которого совершенство черт считается само собой разумеющимся, очень внимателен к мелочам. Это в глазах смертных Светорожденные разнятся лишь цветом волос и глаз да драгоценными одеяниями; сами же дети Звезд подмечают малейшие отличия. Мечтатель Астен со своими золотыми волосами и ярко-синими глазами и славящийся сдержанностью темноволосый голубоглазый Эмзар почитались несхожими, как вечер и утро.
Вошедший Астен легко коснулся плеча правителя и опустился в затканное листьями мать-и-мачехи серебристо-зеленое кресло. Эмзар остался стоять, для этих двоих этикет не значил ничего.
– Я проводил их. – Мелодичный голос Астена звучал устало. – Они собираются нагнать Уанна…
– Это возможно, если, конечно, им повезет, – задумчиво проговорил Эмзар, – но все-таки…
– Все-таки ты не уверен, что это вообще нужно? Я тоже, – Кленовая Ветвь провел по лицу рукой, словно снимая невидимую паутину, – все спорю и спорю сам с собой… Что-то говорит мне: нечего Примеро там делать, и потом, мы взяли на себя слишком большую ответственность.
– Эстель Оскора?
– Да! До сих пор не понимаю, что же она такое. И, самое печальное, она сама не понимает. В ней должна быть Сила, а я ничего не чувствую.
– Чем меньше мы будем говорить об этом, тем лучше!
– Вот как? – Астен приподнял бровь. – Ты не доверяешь собственным заклятиям?
– А ты не чувствуешь, как здесь растет тревога? Все Дома владеют высокой магией, и я не уверен, что никто не пустит ее в ход… Хорошо хоть мы с тобой принадлежим именно к Дому Розы.
– Ты думаешь об Эанке? Я тоже. Она, кстати, ненавидит Герику, невзлюбила с первого взгляда…
– Этого стоило ожидать. – Эмзар наконец решил присесть. – Дочь Нанниэли не может не чувствовать значимости нашей гостьи, хоть и не знает всей правды. А что ты сам? Рамиэрль поручил Герику тебе, но ты, как я понимаю, не имел ничего против.
– После того как меня убедили жениться и тем более после того, как я породил такую дочь, мне бояться не пристало никого и ничего. Эстель Оскора, – Астен неожиданно дерзко улыбнулся, – так Эстель Оскора! Как оказалось, мне нравятся опасности. А Геро… Я пока мало могу о ней сказать. Зла в ней я не вижу, правда, и Света, или, как говорят люди, добра, тоже не ощущается. Она что-то пытается понять или вспомнить, но, кажется, сама не знает, что именно.
– Она нравится тебе?
– Пожалуй, да… И потом, она моя Эфло д’огэр.[1]
– Что? – Эмзар непроизвольно вздрогнул. – Ты понимаешь, что говоришь?!
– Вполне. В нашей семье всегда чувствовали подобные вещи. Потому-то я и молчал, когда решалось, идти ли ей в Корбут с Рамиэрлем. Я был не вправе вмешиваться.
– Проклятье, – Эмзар с силой стиснул резной подлокотник, – я так хотел, чтоб она ушла… И вместе с тем выпускать ее из рук опасно.
– Опасно было бы отдать ее Примеро. Успокойся. – Астен с неподдельным участием взглянул в лицо брату. – Избежать встречи с судьбой еще никому не удавалось, другое дело, что ее исход зависит и от нас тоже.
Я в очередной раз любовалась своим отражением в роскошном зеркале. Отражение было куда менее роскошным, но меня оно устраивало, так как подтверждало, что я – это все-таки я.
Среди эльфов я выглядела не более уместно, чем лошадь на крыше. За немногие дни, проведенные среди народа Романа, я познала истинную красоту и при этом уразумела, что совершенство неизбежно вызывает жалость. Эльфы были прекрасны, но в них ощущалось нечто обреченное, исчезающее, изломанное… Я так и не поняла, нравятся ли мне эти создания, мои глаза были слишком очарованы, чтобы я могла еще и думать.
- 1/43
- Следующая