От войны до войны - Камша Вера Викторовна - Страница 31

Ричард проснулся поздно и не сразу понял, что он дома. Дома? Выходит, особняк Ворона стал ему родным, а как же Надор? Второй мыслью юноши был найденный на месте покушения карас. Дик вскочил и подбежал к письменному столу. Отшлифованный в незапамятные времена камешек лежал там, где его вчера оставили. Ричард Окделл смотрел на тускло мерцающую черную каплю, и ему было страшно от одной мысли, из каких глубин она явилась.

Меч Раканов был откован в легендарной Гальтаре и стал символом королевской власти и воинской доблести задолго до преступления Ринальди и гибели Эридани. Говоря по чести, юноша представлял легендарный клинок иначе, возможно, потому, что на рисунках, изображавших братьев Раканов, в руках короля был роскошный двуручник, похожий на те, что держали каменные рыцари, охранявшие вход в усыпальницу Окделлов. Эр был прав, когда назвал реликвию дурно сбалансированной железякой, и все равно это был ТОТ меч! Фердинанд оказал своему маршалу неслыханную честь, а Рокэ по своему обыкновению посмеялся, хотя, отнесись Ворон к реликвии серьезно, он никогда б не позволил оруженосцу оставить выпавший камешек себе.

Ричард понимал, что не имеет права присваивать карас, пусть Рокэ вставит в пустые гнезда лучшие кэналлийские самоцветы – они никогда не станут частью древней вещи. Совесть требовала вернуть камень, но кому? Королю? Но потомки узурпатора не имели на наследие Раканов никаких прав. Рокэ? Маршал от караса отказался. Штанцлеру? Катари? Но ни Ее Величество, ни эр Август не возьмут чужое наследство. И меч и карас принадлежат принцу Альдо Ракану, но он далеко, и никто не знает, каков из себя потомок древних королей.

Дик Окделл еще раз взглянул на неприметный камешек. Пожалуй, не будет греха, если он и впрямь оставит его у себя. Если судьба сведет его с Иноходцем, он расспросит его об Альдо Ракане и, возможно, передаст ему находку через Робера. Решив судьбу реликвии, юноша задумался, как и где ее хранить. Все самое ценное воин носит с собой, значит, камень нужно вставить в кольцо или медальон, но лучше в кольцо. Карасы – камни Окделлов, так что перстень на его руке никого не удивит. Юноша решил сегодня же зайти к ювелиру, а потом навестить Наля. Если, конечно, эр его отпустит, но сначала нужно узнать, как Моро.

Спускаясь вниз, Ричард загадал, что, если с жеребцом все в порядке, день будет удачным. Моро не подкачал, он уже держался на ногах, а при виде Ричарда соизволил топнуть копытом. Дик остановился, опасливо поглядывая на раненого красавца и прикидывая, можно или нет с ним фривольничать.

– Злится, – заметил появившийся из-за угла Пако. – Монсеньор на Соро уехал, а этот злится.

– Монсеньор уехал?

– Чуть рассвело. Сону седлать?

– Нет, я прогуляюсь пешком.

Рокэ уехал к Катари, куда ж еще! Он бы поехал к ней еще ночью, если б не покушение. Ричард больше не сомневался – маршал и королева любят друг друга, но Алве трудно говорить о любви, он слишком горд, а Катари такая нежная… Она его боится, иногда ей бывает очень больно, но война и страх за жизнь любимого смывают все обиды. Как она вчера смотрела на победителя Кагеты! Что ж, пусть будут счастливы. Алва лучше, чем кажется на первый взгляд, просто очень трудно быть потомком предателя. Потому Рокэ и нравится иметь дело с дикарями и простолюдинами – черни нет дела до прошлого.

Сона приветствовала хозяина тихим ржанием, она была рада. Ричард потрепал кобылицу по шее, но на душе у юноши было скверно, несмотря на победу, карас и скорую встречу с очень хорошими людьми, а может, именно поэтому. Дик не желал слушать плохое про своего эра, но понимал, что это неизбежно. Да, эр Штанцлер был рад победе, но он знает, какой ценой она была достигнута, и скажет то, что скажет. А еще нужно выполнить обещание, данное Оскару, но будет ли это честно по отношению к Рокэ? Своим рассказом он сделает больно Катари, разрушив ее хрупкое счастье. Стоит ли ей говорить о любви и смерти человека, которого она почти не знала, не будет ли это похоже на донос? Он дал слово, это так, но как же тяжело его сдержать!

Всю дорогу до Золотой улицы юноша решал, что делать, но так ни к чему и не пришел. Маленький остроносый ювелир с готовностью взялся оправить карас. Ричарду было предъявлено множество образцов. После некоторых колебаний герцог Окделл остановился на квадратном перстне, в левый верхний угол мастер вставит камень, а в правом нижнем будет монограмма Ричарда. Юноша заплатил вперед, вызвав бурю восторгов, после которой было просто неприлично не добавить еще пару таллов.

Дело было сделано, можно было отправляться к Налю, благо тот жил недалеко от Золотой. Дик без приключений добрался до небольшого опрятного дома, но кузена на месте не оказалось. Еще нестарая хозяйка, жеманно хихикая, передала гостю запечатанное письмо на имя герцога Окделла. Оказалось, Наль срочно уехал по делам на две недели. Это было трусостью, но Ричард порадовался, что разговор о Варасте откладывается, и с чувством выполненного долга отправился домой, где его ожидало приглашение кансилльера.

– Ты помнишь, как все было?

– Мы подъезжали к дому эра, раздался выстрел, эр Рокэ поднял Моро на дыбы, конь упал, стрелок убежал, вот и все.

– Стреляли из мушкета?

– Да, из ниши в ограде. Мушкет мы нашли. И следы.

– Глупец… Если только… – Плечи кансилльера поникли. – Я очень боюсь, Дик, что никакого покушения не было.

– Но оно было. Моро…

– Предпринята попытка убить победителя Кагеты сразу же после королевской аудиенции. Ранена лошадь, найден брошенный мушкет, убийца исчез. Ты поверил – поверят и другие… Ричард, неужели ты думаешь, что такого человека, как Рокэ, можно взять и застрелить с двадцати шагов? Да еще спереди, да еще ночью?

Эр Август прав: пока высекается искра, пока горит порох на полке и через затравочное отверстие поджигает основной заряд, проходит несколько мгновений. Для опытного воина больше чем достаточно, чтоб спастись, ночной стрелок должен был это понимать.

– Может, это кагет?

– Уверяю тебя, кагеты, сколько б их ни было в Олларии, сейчас тише воды, ниже травы, а другие враги Рокэ тем более. Талиг сошел с ума от неслыханной победы, Ворон – герой, никто в здравом уме не поднимет на него руку, да еще так глупо.

– Но ведь стреляли.

– В лошадь. Если б не это, Ворон схватил бы «убийцу» на месте.

– Я не понимаю…

– А тут нечего и понимать. «Покушение» устроил Дорак, чтобы обвинить в нем своих врагов. Рокэ жесток, как дюжина морисских шадов, но он не лжесвидетель и не интриган, а как он дерется, тебе лучше знать. Лжекардинал не мог допустить, чтоб Алва бросился в погоню за его человеком, и приказал стрелять в коня. Думаю, мориска и в самом деле хотели убить, но Алва поднял коня на дыбы, а не пригнулся к гриве, как следовало ожидать, чтобы пуля прошла ве́рхом.

Кансилльер был прав. Рокэ спасал Моро, потому и вздыбил его и заставил отступить, но жеребец замешкался.

– Эр Август… Я могу сказать маршалу про покушение?

– Разумеется. Только не надо ссылаться на меня, хотя не удивлюсь, если Ворон понял, в чем дело. Иначе зачем бы ему с утра мчаться на встречу с Дораком. Хотел бы я услышать их разговор, а еще лучше увидеть, как Рокэ сворачивает голову негодяю в сутане. Это было бы высшей справедливостью.

Святой Алан! Неужели эр наконец-то узнал цену Дораку?! Может, он его и не убьет, но союзу Ворона с аспидом конец. Маршал будет служить Талигойе, а с эром Августом они помирятся, ведь они ни разу не говорили по-настоящему. Только надо, чтоб Рокэ не улыбался этой своей улыбкой.

– Эр Август, я должен вам сказать… Только не думайте, что я забыл, кто я…

– Полагаю, Дикон, ты собрался мне доказать, что Рокэ Алва не такой уж плохой человек? – кансилльер улыбнулся, но улыбка вышла грустной. – Я бы удивился, если б ты, вернувшись с войны, повел себя иначе. Люди Чести всегда отдавали должное чужому мужеству и чужим талантам, а Рокэ очередной раз доказал, что равных ему нет. Похоже, он в самом деле спас Талиг, но Талиг это, к сожалению, не Талигойя.