Пламя Этерны - Камша Вера Викторовна - Страница 3

– Не говори так!

– Отчего же? Каждый из нас приходит на землю во имя чего-то, просто многие об этом не задумываются и всю жизнь плывут по течению. – Глаза Сольеги стали хитрыми. – Значит, тебе понравилось?

– Мастер! Ты еще спрашиваешь?

– Разумеется, спрашиваю. Я тщеславен, как все художники, просто некоторые считают нужным это скрывать. Я думаю, мы заслужили по кувшину хорошего вина, но вся беда в том, что я по милости этого гнусного лекаря не держу его в доме. Бегу от искушений, знаешь ли, но сегодня можно все. Ученик, ты пойдешь в лучшую таверну и раздобудешь нам лучшего вина, мы зажжем свечи и устроим себе праздник.

Диамни расплылся в невольной улыбке – радость учителя всегда его захватывала. Но какая картина! Ушедшие боги, какая картина!

Лучшее вино в Гальтарах подавали в «Белой Ласточке». Диамни едва не рассказал хозяину таверны о картине, но сдержался. Во-первых, «Уходящие» еще не завершены – небо не прорисовано, и в нем не парила серая чайка Унда, а во-вторых, молодой художник отнюдь не был уверен, что монахи будут счастливы увидеть Абвениев такими. Лучше всего, если первыми зрителями станут братья Раканы. Если понравится анаксу, никто не посмеет сказать слово поперек.

От мыслей о Лэнтиро и его творении художника отвлек звук свирелей и барабанный бой. Диамни и не заметил, как дошел до храма Ветра, где пришлось задержаться, пропуская процессию. Художник знал от Эрнани, что Беатриса Борраска, супруга стратега Лорио, каждый вечер молится о здравии ушедшего на войну полководца и победе его меча. Художник поудобнее перехватил оплетенный веревками бочонок и от нечего делать принялся рассматривать процессию, которой предстояло трижды обогнуть здание.

Первыми шли Беатриса и сопровождавший ее Ринальди Ракан. Личико эории светилось восторгом и надеждой, эпиарх откровенно скучал. Диамни слышал, что Ринальди терпеть не может монахов и свои обязанности наследника, а тут бедняге приходится с серьезным видом гулять вокруг храма. Художник отступил в тень – попадаться на глаза эпиарху, когда тот злился, было небезопасно: и без того вспыльчивый и резкий, он превращался в сущего демона. Знал ли об этом выскочивший перед самым носом Беатрисы эсператистский проповедник, осталось тайной.

Юная женщина отшатнулась и замерла, испуганно распахнув и без того большие глаза. Эсператист вытянул худую, покрытую язвами руку, целясь куда-то между эпиархом и эорией, и возопил:

– Я вижу тебя насквозь, отродье Беды! Ты носишь в себе Зло. Покайся! Создатель все про всех знает! От него ничего не скроется! Что б ни свершил и ни замыслил смертный, если он не открыт Творцу и слугам Его, не ждать ему милости за гробом. Все зло на свете от лжи пред лицом Его!

Исступленные вопли завораживали. Смысла в выкрикиваемых оскорблениях и угрозах не было никакого, но люди медленно пятились от беснующегося проповедника и замерших у входа в храм мужчины и женщины.

– Для Него твоя ложь – шелуха! – надрывался проповедник, тыча пальцем куда-то вперед. – Твое сердце чернее ночи. Ты – зло и вместилище Зла! Ты – проклятье Кэртианы, ты…

Ринальди метнулся вперед, подхватил тщедушное извивающееся тельце, поднял над головой и с силой отшвырнул. Кликуша, отчаянно вопя, пролетел над перевернутой тележкой, врезался в угол дома и замолк. Какой же силой надо обладать, чтобы сотворить такое! Или дело не только в силе?Художник торопливо перевел взгляд на эпиарха. Тот стоял неподвижно, лишь поднявшийся ветер трепал светлые волосы Ринальди, напоминая о том, что это человек из плоти и крови. Площадь потрясенно молчала. Наследник трона медленно обвел глазами замерших гальтарцев, зло улыбнулся и повернулся к дрожащей Беатрисе.

Художник не мог слышать, что они говорят друг другу, да, говоря по чести, и не хотел. Проповедник был отвратителен, Ринальди Ракан страшен. Безумный эсператист был прав в одном: эпиарх – это зло. Страшно даже подумать, что станет с Золотыми Землями, со всей Кэртианой, если Эридани погибнет бездетным, а венец и Сила достанутся Ринальди.

Об исчезновении Беатрисы Борраски Эрнани узнал от брата. Эридани, в своем четырехцветном плаще похожий на огромный боевой корабль, вошел в комнату как раз тогда, когда они с Ринальди смеялись над виршами Номиритана, расписавшего войну котов и собак так, словно это были люди.

Хмуро поздоровавшись, анакс прикрыл за собой дверь и обернулся к Ринальди:

– Мне сказали, что ты тут.

– И в порядке исключения не соврали. Ты только послушай: «Я презираю хвостами крутящее племя, псы рождены пресмыкаться, и в этом их глупое счастье» – это кот говорит. А собака ему отвечает: «Твари негодные, вы для себя лишь живете, вам никогда не понять, что такое служенье и долг».

– Прекрати! – Темные брови Эридани сошлись к переносице. – О Номиритане потом, хотя не думаю, что ты оказываешь Эрно услугу, снабжая его подобными виршами.

– Ну что ты, – Эрнани виновато улыбнулся, – это так занятно.

– Потом. Ринальди, где Беатриса Борраска?

– Беатриса? – удивился тот. – Откуда мне знать? Видимо, на своей вилле.

– Ее там нет. Она с двумя служанками уехала прошлым утром. Сестра Лорио полагает, что в храм. К вечеру эория не вернулась, на вилле решили, что она осталась в Цитадели или в городском доме, но она не появлялась ни там, ни там.

– Значит, старик рогат, – покачал головой Ринальди. – Что ж, этого следовало ожидать. Жениться в пятьдесят с лишним на семнадцатилетней и уйти на войну более чем глупо.

– Рино, – Эридани сдерживался из последних сил, – если ты знаешь хоть что-то, скажи. Лорио был уверен, что оставляет жену в надежных руках, что мы ему скажем? Беатриса не из тех, кто сбегает с любовниками, кому это знать, как не тебе!

– Да, я не в ее вкусе, – зевнул Ринальди, – и это взаимно.

– Прекрати корчить из себя шута! – На скулах анакса заходили желваки. – Я знаю, что ты в маске забрался к Беатрисе в спальню и она тебя выставила. За какими кошками тебя туда понесло?!

– Ни за какими, – пожал плечами эпиарх. – Беатриса в ночной рубашке еще хуже, чем в платье. Созерцать ее обнаженной меня, скажем так, не тянуло. Это тебе нравится спать на терках.

– Ринальди!

– Ты спросил, я ответил.

– Я не просил тебя обсуждать внешность эории Борраска. Что ты делал в ее спальне?

– Собирался ее спасать. Мне передали письмо от ее имени и с ее печатью. Дескать, за ней охотятся эсператисты, она не знает, что делать, подозревает кого-то из родичей Лорио, не может писать все, что знает, и просит меня после полуночи пробраться к ней в спальню. Окно обещала оставить открытым. Так, кстати, и было.

– Письмо сохранилось?

– Нет, я его порвал.

– Ты всегда так делаешь?

– Почти…

Это было правдой. Ринальди не хранил писем, возможно, потому, что слишком часто менял любовниц. Не врал он, и когда говорил о женщинах. Брат предпочитал чернокудрых бойких красоток, полногрудых и широкобедрых. Хрупкая, болезненная Беатриса с ее льняными волосами и лучистыми голубыми глазами была ему не нужна. Видимо, Эридани подумал о том же, потому что лицо его прояснилось.

– Какое счастье, что Лорио не женился на корове, иначе тебе бы никто не поверил. – Улыбка анакса погасла так же быстро, как и появилась. – Что ж, придется перерыть все эсператистские притоны и допросить слуг, – сказал анакс. – Если письмо писала не Беатриса, то кто-то из ее окружения…

– Пускай заодно поищут и Гиндо, бездельник куда-то удрал. Наверняка увязался за какой-то сукой.

– Твой пес старается не отстать от хозяина, только и всего.

– Верно. – Наследник прищурил глаза. – Эсператисты эсператистами, но Борраска второй раз не женится. Нельзя забывать возможных наследников, дом Ветра – штука вкусная. – Ринальди, раз уж ты заговорил о женах… Тебе следует жениться одновременно со мной.

– Следует – значит, женюсь, но, – эпиарх предупреждающе поднял палец, – во-первых, не на уродине, какой бы знатной она ни была, а во-вторых, моя будущая благородная супруга должна сразу уяснить, что, кроме супружеского долга, ей особо рассчитывать не на что.