Блюз осеннего вечера - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая

Я повесил трубку и невидящим взглядом уставился на витрину. Очень миленькая картинка. Накануне смерти у Лехи есть кошелек, а сразу после – нет. Какая досада.

– Лизок, солнышко, ну-ка, вспомни. Когда эти головорезы киоск грабили, они Леху случаем не обыскивали?

Лизок наморщила лобик и довольно быстро ответила:

– Не было. Я как сейчас их вижу. Прямо кино американское. Один на нас пистолет наставил, а второй из стола деньги выгребал через окошко. Лешенька упал на пол в будке, до него и не достать было. Он же изнутри будочку закрывает. А что это ты вдруг?

– Ничего. Любил я его. Как брата.

Лизка хмыкнула и отвернулась.

Я еще немного постоял за прилавком, потом вышел и опять заглянул к Канцекрысу.

– Мастер, уступи на пять минут место инвалиду. Отдохнуть хочу.

– Не могу, здесь деньги.

– Я ж тебя не уходить прошу, пунктуальный ты мой. Стой здесь и смотри за своими деньгами. Давай, давай. Очень надо. Я здесь кое-что оставил.

Канцекрыс нехотя снялся с места, порылся в кармане куртки, выудил сигарету и вышел из будки. Но дверцу не закрывает. Опасается. Молодец.

Я опустился на стул, сделал пару ничего не означающих жестов, типа почесывания носа, после чего быстро сунул руку за батарею.

Бумажник лежал между железными перемычками радиатора. Я не был так ловок, как Леха, поэтому не удержал кошелек пальцами, и он свалился на пол.

Черт! Канцекрыс тут как тут. Да и Юрок подгреб. Как по заказу. Еще бы Лизку и Сергеевну сюда – вот здорово бы было.

– Чей это? Придется колоться.

– Лехин, наверное. Я случайно увидел.

– Ну да! Рассказывай. Что там? Давай-ка глянем.

Я расстегнул бумажник и стал выкладывать содержимое на стол. Во, и красавица наша подгребла. Ну просто сметана! Лизка, ты-то тут что оставила?

После потрошения бумажника на столе остались довольно внушительная пачка зеленых купюр небольшого достоинства, менее внушительная пачка российских «деревянных», россыпь мелочи и несколько аккуратно свернутых бумажек, лежавших в кошельке отдельно от денег.

В настоящую секунду меня больше занимали именно эти бумажки. Я быстро начал разворачивать их и знакомиться с содержанием.

Одна оказалась обычной рекламой какой-то конторы, вторая – не чем иным, как сорванным со столба объявлением о продаже машины, естественно, недорого и с быстрым оформлением, а вот третья…

Она заинтересовала меня больше всего потому, что принадлежала явно не Алексею. Такие бумажки для его мелкооптовых мозгов не свойственны. Заказное письмецо. Очень красивое, с кучей штемпелей и блямбочек. Оттуда же, откуда и водка «Распутин», – «из Германии». Очень обидно, что на немецком. «Айн унд цванцих, фир унд зибцих»…

Придется поднапрячься или записаться на курсы. Лучше первое, в школе я учил язык великого Гете. Но и без словарика я разобрал имя адресата – господину Яхонтову. И еще одно словечко – «Аякс». Больше ничего не понять – набор цифр и слов. По-ихнему. Но ничего, покажем знающим людям, переведем и разберемся.

Я так увлекся воспоминаниями о школьных годах чудесных, что не заметил, что и Юрок, и Канцекрыс так же внимательно изучают письмо. Я быстро свернул все бумажки, сунул их обратно в яхонтовское портмоне и сложил туда же деньги, после чего переправил бумажник в собственный карман.

– Ничего интересного. Надо матери вернуть. Я заеду по пути.

– Смотри, довези, – ехидно намекнул Канцекрыс.

– Довезу, мастер, не шебуршись.

Я вылез из будки и, попрощавшись с Юриком, стал подниматься на улицу.

Лизок курила перед входом в магазин. Стрекоза. Все время перед носом крутится.

– Поехал?

– Да, пора.

– Погоди. Ты что сегодня вечером делаешь? – неожиданно спросила Лизка.

– Книжки читаю.

– Может, сходим куда-нибудь? Тут рядом кафе открылось. Говорят, ничего.

Признаться честно, я этого от Лизки не ожидал. Хотя глазки она мне давно строила, что мне очень льстило.

– Извини, Лиз, сегодня я, наверное, не смогу. Потом как-нибудь.

– Жалко…

Я постоял немного. Очень тяжело отказываться от таких предложений. Но мне действительно было не до кафе. Лизка выбросила сигарету и, не попрощавшись, сбежала в магазин. Я, вздохнув, залез в «Жигули» и завел двигатель.

К своему дому я подъехал около восьми. После магазина я прошвырнулся до отделения, но Евгения не застал – он уже сгинул в неизвестном направлении. Тогда я посетил пару универсамов, где прикупил любимых сосисочек, кое-каких овощей, полбуханки хлеба. Наконец я заглушил мотор на небольшой стояночке возле дома.

Закрыв машину и включив сигнализацию, я направился к подъезду. Входная дверь была открыта настежь, кодовый замок сломали еще полгода назад. Я поехал на грузовом лифте, пассажирский в нашем доме постоянно на ремонте. Однако какой-то придурок поджег спичкой кнопку именно моего этажа, поэтому пришлось подняться выше. Это в моем доме регулярное явление. Вообще, для нашего человека кнопки в лифтах надо делать из железобетона, а сами лифты – из брони.

Тем не менее впоследствии я бы расцеловал того пацана, который подпалил кнопку именно моего этажа. И даже подарил бы велосипед или роликовые коньки. Потому что из-за этого мелкого хулиганства мне второй раз в течение месяца крупно повезло.

Я заметил товарища первым. А короткая черная куртка вызвала во мне очень нехорошие воспоминания о недавних событиях в магазине. И когда он резко обернулся на шум открывшейся стеклянной двери, ведущей с лестницы, я в принципе был готов.

Не хочу строить из себя супермена или героя полицейских сериалов, но, когда начинаешь потихоньку добираться до разгадывания чьих-нибудь секретов, про понты и пижонство желательно забыть. Это я хорошо усвоил на милицейской скамье и наплевательски относиться к сохранности собственной жизни не желаю.

А потому Лехин пистолет в моей руке был бы все равно, даже если б товарищ ждал возлюбленную. Ну, в крайнем случае, я бы объяснил, что купил пацану игрушку.

Однако товарищ ждал не возлюбленную, а дожидался, мать-перемать, именно меня. Как-то я догадался по его лицу. И не только по лицу, кстати, но и по направленному в мою сторону револьверу. Такому блестящему, красивому, с барабанчиком.

Скажу прямо, сдрейфил. Потому что как-то не сразу врубился в мизансцену. Хотя тот тоже, наверное, не предполагал настолько неожиданного поворота событий. Он меня из лифта встречал, а я вот с тыла объявился.

ТТ не случайно выбирают для заказных убийств. Длинный ствол повышает убойную силу пули в несколько раз по сравнению с тем же «Макаровым». Пистолет в моей руке рявкнул; товарищ, волчком крутанувшись на месте, свалился на бетонный пол лестничной площадки и больше не шевелился.

Черт, зря я все-таки игнорировал стрельбу в тире. Лучше бы его подранить было. Куда-нибудь в плечо. Собственно, я туда и целился. Но… не повезло ему. Я не попал. Скорей, от страха.

Ну вот, доигрался. Человека завалил прямо на пороге собственной квартиры. Однако сейчас не до эмоций. Эмоции в сторону, надо включать форсаж и рвать когти.

Я поэтому подбираю выпавший из руки товарища револьвер, охлопываю его карманы – другого оружия, естественно, не нахожу, – затем поднимаю вылетевшую из моего «ствола» гильзу. Мельком оглядываю стену, отмечаю в ней глубокую дырку от пули и быстренько ретируюсь назад на лестницу. Через минуту весь подъезд будет бурлить, как борщ в кастрюле. Потому как пистолет – такая штука, которая издает слишком много шума. До меня уже доносилось щелканье замков дверей на лестничной площадке.

Первой, наверное, тетя Ира выскочит. Она все время у замочной скважины караулит, как бы чего не пропустить.

Поэтому я несусь как ошалелый, перепрыгивая через три ступеньки и думая лишь об одном – добежать до машины быстрее, чем тетя Ира обнаружит товарища.

Перед дверью на улицу я слегка жму на тормоз, чтобы гуляющие снаружи граждане не подумали ничего плохого. А то решат еще – во, несется, не иначе человека убил.

• Предыдущая
• 11/16
• Следующая