Карамель-2 - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 2

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая

– Возможно.

– Нам бы ее отловить. Хорошо бы на клиенте. И тоже поторговаться – либо сдавай пацанов из Простоквашино, либо…

– Что либо?

– Статья же есть за проституцию.

– Да нет уже вроде. Есть за заражение венболезнями.

– Жаль. Тогда – либо в морду получишь.

– Разумная альтернатива. Ты данные телки-то знаешь? Людоед сказал, где ее искать?

– Звать Ленкой. Кличка – Дерьмовочка. Лет двадцать пять. Фиолетовые волосы и наколка на голени. Постоянно пасется в «Луне». Найдем.

– Фиолетовые? Жор, а может она – не она? А он? Гостиница-то – «Голубая».

– Да что, Людоед мужика от бабы не отличит? Не говори чепухи. Слушай, я у тебя блокнот свой не оставлял? – Жора умеет плавно перейти от одной темы к другой.

– Вот он, – я кивнул на забытый им вчера блокнот.

– Ага, спасибо. Я так и думал – либо здесь, либо в дежурке.

– А с Людоедом-то ты что сделал?

– Как и договаривались, – исключительно серьезно отвечает Георгий, – выпустил. По понятиям. Услуга за услугу. Я, конечно, опер молодой, и если оперативной смекалки у меня пока нет, что такое честь офицера – хорошо знаю.

Я не комментирую. Жора, несомненно, прав. Даже если Носорогов выдумал и «Луну», и фиолетовые волосы. Скорее всего, выдумал. Когда пятнадцать лет перед рогатым носом мелькает, сочинишь «Преступление и наказание»-2.

– Ты как насчет «Голубой луны»? – деловито интересуется Жора.

– Что – как? – прикидываюсь веником я.

– Прогуляться сегодня. Посидим в баре, понаблюдаем. Фарт идет, Андрюхин, фарт. Пока фартит, надо пользоваться. Зацепим мы фиолетовую, одним местом чую.

– Каким?

– Одним. Ну что, пособишь?

– Извини, Георгий. Я сегодня иду на концерт группы «Голову отстрелило». Еле билет достал.

– Жаль. С тобой бы мы ее быстро поймали.

– Мне самому жаль. А ты Васю возьми. Снова.

– Придется. Если разбужу. Он вчера психологическую нагрузку снимал. В моем кабинете. Сейчас спит.

– Ну, желаю удачи. Банк-то, кстати, сорвал вчера?

Жора теряет мажорный ритм, трагически мотая головой:

– Ты прикинь, Андрюхин, получаю я на руки «фиш-стрит»! Самый настоящий, без дураков. А этот конек в бабочке свои карты раскидывает, нелегкая его задери, – «фиш-рояль»!

Я не знаю, что такое «фиш-стрит», а тем более «фиш-рояль», но по интонации друга понимаю – полтонны Жориных баксов перешли в доход казино «Заветы Ильича». Вернее, не Жориных, а того парня…

– Жальче всего, что сначала я стошечку-то поимел. Остановиться бы, да этот Носорогов сидит и сидит… Пришлось и мне.

– Зачем? Шел бы на улицу, к Ваське, ждали бы его спокойно.

– Ну да! Людоед – ушлый, ухо востро! Вдруг через черный ход слинял бы?… Но ничего, я эту пятисоточку с банкира стрясу. Скажу, потратил из личных сбережений, чтоб убийц мамаши вашей найти. Компенсирует с процентами!

– Не сомневаюсь, – поддерживаю я друга Жору. – Но в гостинице не повторите вчерашней ошибки.

– Да я вообще-то не играю… – Жора поднимается и идет к двери. – Случайно вышло… Блокнот остается на столе.

На концерт группы «Голову отстрелило» я попасть не смог, как бы этого ни хотел. Просто сегодня мое ночное дежурство, а музыканты вряд ли приехали бы в наш отдел из-за моей к ним любви. Им тут и петь-то негде, разве что в дежурной части, в «аквариуме».

Ночь прошла на удивление спокойно – кроме перестрелки возле метро, ничего примечательного. В семь утра я мирно спал на составленных в ряд стульях, мирно укрывшись шинелькой, и видел во сне пьяных лилипутов, занимающихся любовью.

Лилипутская оргия оборвалась от тревожного стука в дверь. Не в их, лилипутскую, а в мою, кабинетную. Матерясь по-гулливерски, я вылезаю из-под шинели и открываю замок. На пороге – взъерошенный, как медведь после спячки, Георгий. И рожа у него медвежья.

На Жоре – костюм-«двойка» зеленого цвета, белая сорочка с оторванной верхней пуговицей, желтые носки и темно-красные ботинки со стоптанными каблуками. Из левого кармана пиджака выглядывает скомканный галстук-«бабочка», из правого – горлышко зеленой бутылки. Ширинка расстегнута. Георгий пьян.

Он проходит мимо меня, видит составленные в ряд стулья и, не теряя ни секунды, валится на них. Прежде чем отключиться, жестом манит к себе и, когда я наклоняюсь, шепчет прощальные слова, будто смертельно раненный солдат:

– Поклянись, что найдешь его.

– Клянусь. А кого?

– Пиши… Сейчас, друг.

Жора сглатывает слюну. Несет от Георгия – даже не знаю, с чем и сравнить.

– Леха Замойский…

– Это он убил старуху?

– Нет… Но он знает кто. Найди его, Андрюхин, найди… Адрес есть в моем блокноте. Блокнот тоже найди. Я его в дежурке оставил, кажется…

Голос Георгия затихает с каждой секундой, силы оставляют опера.

– Слышишь, Андрю… Друг… Най…

Все. Жорина рука падает на пол. Прощай, друг. До утра.

Я предусмотрительно открываю форточку, забираю шинель и отправляюсь нести дежурство на скамеечку для посетителей в паспортном столе.

– Простите, вы последний? – приятный, вежливый голос будит меня на рассвете.

Я вскакиваю со скамеечки, гляжу на часы. Девять утра. Передо мной – женщина из гражданского населения.

– Да. С ночи занял.

– Скажите, что я за вами. Я через полчасика подойду.

– Хорошо, скажу.

Я сворачиваю шинель, покидаю приемную паспортного стола. В дежурке тишина, стало быть, перестрелок больше не случалось.

Разбудить Георгия удается к десяти часам. Ради него пришлось пропустить утренний развод у начальства. А так хотелось попасть… Как на концерт «Головы».

Минут десять после побудки Жора сидит молча, икает и смотрит в пол. Потом с укоризной поднимает тяжелый взгляд.

– Андрюхин, это ты?

– Да, Георгий, это я.

– А что было?

– Была любовь. У вас ширинка расстегнута.

– Пить.

– В правом кармане.

– Спасибо.

Жора зубами вырывает пробку и вливает в себя остатки ликера. Ликер действует омолаживающе, и на лицо друга возвращается здоровый румянец. Через минуту-другую возвращаются память и способность к анализу. Жора ставит бутылку под ноги, застегивает ширинку.

– Значится так, Андрюхин. Сходил я в «Голубую луну». Так себе мотель. Сантехника финская, а клопы, один черт, наши.

– Нашел Ленку?

– Обижаешь. Я – да не найду? Пришли мы с Васькой в кабак, заказали по пиву. По маленькому. Пиво, кстати, дорогущее… Четвертак – маленькая, совсем офонарели… Часиков до одиннадцати, думаю, посидим, если не притащится фиолетовая, стало быть, не судьба. Васька от меня чуть погодя отсел. Мы ж комбинацию целую придумали. Я Ленку снимаю, тащу в номер, потом свет гашу, навроде сигнала. Васька и врывается. Под видом полицейского нравов. Ну и на бабку сразу колет. А если колоться не будет, тогда в отдел тащим и здесь уже карты раскрываем.

– Можно уточняющий момент? – перебиваю я комбинатора.

– Пожалуйста.

– Вы на какие копеечки планировали снять номер и Ленку?

Жору вопрос не смущает:

– У Борьки занял. Пятисоточку.

– Тысяч?

– Зеленых!

Борька – третий оперуполномоченный нашего отдела.

– А у Борьки откуда?

– Изъятые! По акту! Я Борьке расписку написал. Все как положено. Фигня, банкир вернет. Для него это что жвачку купить.

– Везет вам с Борькой. Только зеленые и изымаете.

– Не только.

– Не сомневаюсь. Ну, и что с Ленкой?

– Часиков в десять она подрулила. Намазанная, как кукла. Вправду фиолетовая, не обманул Людоед. Я к ней: «Привет, Ален, не узнаешь?» Она обалдела поначалу, не узнала, конечно, но когда я баксами светанул, сразу вспомнила. Повеселела, а то какая-то суровая была, словно Мюллер на допросе. Слово за слово, я пару ликеров в баре взял, пару бренди – и в номера. Васька, как и условливались, – под окна сигнала ждать.

Бутылочку-другую скушали, покалякали. И за любовь. Прикинь, все баба умеет.

– Тогда, может, у меня стекло в окне вставит? А то дует.

– Она – в другом смысле. В процессе втирания я «пробивочку» и устроил. Вдруг сама расскажет про бабку? И точно! «Да, знаю, Леха Замойский про них верещал. Это корешки его. По зоне вроде». Я на радостях третий бутылек раскупорил.

• Предыдущая
• 2/3
• Следующая