Прекрасная обманщица - Гэфни Патриция - Страница 22

• Предыдущая
• 22/102
• Следующая

Бэрк бросил взгляд на Кэтрин поверх плеча Макки. Она смотрела прямо на него, ее щеки пылали, а в бирюзовой синеве глаз читалось отвращение, смешанное со страхом.

– Вы свинья, Макки. Убирайтесь с глаз моих.

– Как?

Трактирщик, казалось, был искренне удивлен.

– Вы недостойны лизать ей башмаки. Убирайтесь, или я спущу вас с лестницы, – это было произнесено ужасающе тихим голосом, грозным, как бритва, приставленная к горлу.

– Послушайте, генерал, вы меня не так поняли! Я же только пошутил, ей-Богу, пошутил! Да я же…

Бэрк сделал угрожающий шаг вперед.

– Ухожу, ухожу! Не надо так кипятиться, генерал!

– И пошлите кого-нибудь наверх с нашим багажом, – крикнул Бэрк вслед торопливо удаляющейся фигуре. – Живо!

С нижней ступени донесся какой-то неясный звук, нечто среднее между поддакиванием и проклятием.

– Гнусная свинья, – пробормотал Бэрк, поворачиваясь к Кэтрин.

Она все еще стояла в дверях, словно окаменев от изумления. Ее взгляд выводил его из себя.

– Ну а чего ты ожидала? – не выдержал Бэрк. – Думала, я начну с ним соглашаться?

– Я… я…

Она не знала, что и думать, но ей и в голову не приходило, что майор Бэрк может повести себя так по-рыцарски.

– Ну… – проговорила наконец Кэтрин, с трудом обретя дар речи, – после того, что сегодня было, я не знала, каковы ваши намерения.

Он прислонился к дверному косяку рядом с нею, и его близость смутила ее.

– Мои намерения… Это ведь совсем другое дело, не так ли?

Бэрк ухмыльнулся, наслаждаясь ее явным замешательством.

– Мне хотелось бы думать, что мои намерения и то, о чем толковал тут старый потаскун Макки, – это совсем не одно и то же.

– Мне тоже хотелось бы так думать, – быстро ответила Кэтрин, – но боюсь, что на самом деле никакой разницы между вами нет!

Бэрк разразился довольным смешком, а Кэтрин еще больше нахмурилась. Повернувшись на каблуках, она вошла в комнату и уже хотела закрыть за собой дверь, но майор вошел за нею следом.

Быстро оглядевшись по сторонам, он подошел к створчатому окну, открыл его и выглянул наружу. До земли было не меньше двадцати футов[14] и уцепиться не за что. Бэрк закрыл окно и задернул портьеру.

– Прыгать не советую, – сухо заметил он и еще раз окинул комнату цепким взглядом на всякий случай, но ничего подозрительного не обнаружил. – Пусть тебе дадут свечу подлиннее.

Он прошел мимо нее к двери.

– Я постучу через пятнадцать минут, будь готова. И еще: постарайся привести волосы в порядок, Кэт.

Кэтрин откинулась в деревянной ванне, глядя, как теплая мыльная вода лениво плещется, то прикрывая, то обнажая ее соски. У нее вырвался вздох облегчения: впервые за много дней ей удалось как следует вымыться. Какое блаженство – принять ванну! Особенно после почти недельного перерыва. Бэрк предложил ей принять ванну сразу после ужина. Вернее, не предложил, а приказал. Выслушав его слова, Кэтрин наморщила нос и сделала вид, что эта мысль ей не по нутру.

– Принять ванну? Кому это нужно? – воскликнула она в притворном ужасе, хотя ее сердце радостно забилось в предвкушении удовольствия.

Она подняла ногу и потерла ступню, с наслаждением ощущая, как ноющая боль, поселившаяся в спине и в бедрах после долгой езды верхом, постепенно утихает. Еще раз вздохнув, девушка блаженно закрыла глаза. Ей казалось, что она сейчас заснет прямо в ванне. Ужин, который подал им Макки, оказался далеким от изысканности, зато обильным. Кэтрин наелась досыта и к тому же еще выпила два бокала вина. Огонь в небольшом камине хорошо разгорелся: впервые за много дней ей удалось согреться по-настоящему. Должно быть, на несколько минут она все-таки задремала, потому что, очнувшись, заметила, что вода быстро остывает, а ей еще предстояло вымыть волосы.

Втирая мыло в длинные густые локоны, Кэтрин вновь вернулась мыслями к прошедшему вечеру. Перед ужином, когда Бэрк оставил ее одну, она никак не могла решить, надеть ли новое зеленое бархатное платье или остаться в бесформенном старом балахоне, в котором по милости Бэрка ей пришлось расхаживать с самого утра. Но тут к ней пришло озарение. Отвергнув оба варианта, девушка быстро распаковала то платье, что было на ней в заключении, «костюм шлюхи», как она его называла. Сшитое из дешевой шелковой саржи, когда-то оно было ярко-синим, но давно уже истрепалось и потускнело от многочисленных наслоений грязи и сальных пятен. Кэтрин носила его много дней подряд, но так и не смогла привыкнуть к немыслимо низкому вырезу. Ее мать назвала бы такой фасон «вульгарным» или еще похуже. Сама Кэтрин долго выбирала подходящий наряд, стремясь добиться совершенства, и результат превзошел все ее ожидания: она нашла именно то, что могла бы надеть беспутная и неразборчивая девица без гроша за душой, чтобы соблазнять мужчин.

Именно так Кэтрин хотела выглядеть в этот вечер.

Она прекрасно понимала, что, признавшись в умении правильно говорить и сидеть в седле не хуже самого Бэрка, лишилась слишком многих атрибутов своего маскарада. Страшно было даже подумать о том, что он, возможно, успел подметить какие-то более скрытые и тонкие детали, выдающие ее истинную суть. Ей пришло в голову, что, нарядившись в синее платье, она как будто снова войдет в роль. А вот зеленое бархатное надевать ни в коем случае не следовало: это было бы равносильно признанию вины.

Когда она распахнула перед ним дверь, глаза Бэрка на мгновение расширились в изумлении и тут же опять насмешливо прищурились.

– Я вижу, ты просто не можешь удержаться, чтобы не выставить себя напоказ, верно, Кэт? – протянул он, скривив губы в язвительной усмешке.

Его взгляд скользнул ниже. Дешевая ткань платья едва не лопалась у нее на груди, соски были чуть прикрыты. Кэтрин вспыхнула, горячая краска залила ей лицо и шею.

– Не сомневаюсь, что парни внизу встретят тебя на «ура». До чего же широкая у тебя натура, Кэт!

Ей пришлось собрать в кулак всю свою волю до последней капли, чтобы не схватить шаль и прикрыть ею грудь. Впрочем, еще больше ей хотелось отпустить майору полновесную оплеуху и таким образом стереть с его физиономии эту нахальную ухмылку. Вместо этого Кэтрин бросила ему кокетливую улыбку и выплыла из комнаты, сделав вид, что приняла его слова за комплимент.

У «Лебедя» все трапезы совершались за общим столом. Бэрк отодвинул для нее стул во главе длинного прямоугольного стола, вокруг которого уже расселись давешние забулдыги, торчавшие у стойки, и еще несколько незнакомцев. И опять Кэтрин горько пожалела, что не захватила шаль: откровенно похотливые взгляды нервировали ее, но приходилось делать вид, будто она от них в восторге, а это было совершенно невыносимо!

Стоило только раз взглянуть на Тома Клеланда, чтобы догадаться, что последние полчаса он не отрывался от бутылки, притом, что пить явно не умел. Его лицо раскраснелось, он говорил не умолкая, большей частью его замечания были обращены к Кэтрин. Казалось, бедняга влюбился без памяти с первого взгляда и хотел знать о ней все. Она с легкостью парировала его вопросы и не обижалась на его ухаживания, потому что, несмотря на всю свою влюбленность, он вел себя очень почтительно. И опять он напомнил ей Рори.

Совсем иным было его отношение к Бэрку. С каждой выпитой кружкой оскорбительные намеки Тома становились все прозрачнее. Кэтрин вскоре поняла, что назревает скандал. К концу ужина паренек был пьян в стельку и чуть не растянулся, когда внезапно вскочил на ноги, опрокинув стул и ухватившись за скатерть.

– П-предлагаю тост! – провозгласил Том, покачиваясь и пьяным жестом протягивая кружку к середине стола, где стоял кувшин с водой. Его глаза горели нездоровым блеском.

Кэтрин с опаской взглянула на Бэрка: она знала, что за этим последует, и хотела понять, знает ли он. Сторонники короля Якова обменивались тайными знаками, чтобы узнать друг друга в общественных местах: например, предлагали тост за короля, держа стаканы над чашей или кувшином с водой. Это означало «За короля, который за водами», то есть за Якова, отца Красавчика принца Чарли, уже много лет жившего изгнанником в Италии.

• Предыдущая
• 22/102
• Следующая