Ля-ля-фа - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/15
• Следующая

Если же машина брошена без присмотра на более длительный срок, она рискует остаться без упомянутого имущества плюс колес. Вопросы сигнализации Рейгана не смущают. Спец высокого разряда. Один раз какой-то милицейский начальник, находясь в нашем районе, нечаянно захлопнул ключи в багажнике служебного «Форда». Местные менты привезли с рынка Рейгана и предложили оказать помощь. Ломать замок очень не хотелось. Рейган работал секунд десять. Из них пять секунд вскрывал замок, а еще пять обыскивал салон. Успел скрутить какую-то ручку с рации.

Работает Рейган по всему городу, ворованное толкает в основном на рынке. Однажды он свинтил колесо с «Запорожца» нашего нового участкового, а на другой день ему же его и продал. Участковый еще не успел изучить подучетный контингент.

Рейгану пятнадцать лет.

Мы с Шуркой садимся на пластмассовые ящики и закуриваем. Вероятно, мы легко вчера отделались. Если Рейган покуролесил в тачке этого президента, можно только посочувствовать дяденьке.

Ветер гоняет по рынку обрывки газет, рваные пакеты, обертки финского мороженого, перекатывает банки из-под пива и «Херши». Из одного ларька звучит доктор Албан, что напоминает мне про вечернюю пробежку перед сном и автоматически про президента Франклина на зеленом фоне.

Мимо пронесся Малек с пачкой гороскопов-дурилок. За продажу он имеет какие-то проценты. Как интересно, оказывается, можно делать деньги из ничего. Козерога ждут неприятности, а стрельца – легкое увлечение. Узнали? Платите!

Счастливое время, когда можно делать деньги из ничего. Даже закон Ломоносова бессилен. Он здесь не срабатывает. Не рассчитал что-то Ми-хайло Васильевич.

Напротив останавливается навороченная тачка, вылезает навороченный мальчик, кидает в окошко ларька купюру, забирает пачку навороченных сигарет и, не взяв сдачи, возвращается за руль. Рядом навороченная девочка. Мальчику лет двадцать. Резко стартуя, машинка отчаливает от тротуара. Мне обидно. Почему он, а не я? Мне завидно. Да, мне завидно. Я не буду кричать на весь рынок: «Да мне по фиг, какая там у него тачка!». Потому что я тоже хочу такую. Почему он там, а я здесь? Почему он не потерялся, а я потерялся?

Зависть плохая вещь, но сейчас я завидую. Всем. Даже Сопле и Мальку. Конечно, есть те, кому похуже моего будет и кто посчитал бы мое положение райским. Но я – это я. И мои проблемы – это мои проблемы.

Шурка бросает окурок и идет к лоткам. Он договорился поторговать бананами за рынком. Вряд ли он приподнимется на этом. Сейчас банановый сезон, город завален южным плодом, и накручивать цену не имеет смысла. Но лучшего Шурка сегодня не нашел.

Я никуда не иду. Я смотрю на ветер. Я жду. Неизвестно чего. Может, жду, что ветер принесет мне волшебный конвертик от неизвестного добродетеля или ко мне подойдет граф Монте-Кристо и скажет: «Проблемы, мистер Том? Никаких проблем!». Никто не подходит, никто не дарит. Я выбит из колеи. Меня выбили. Какой-то сотней баксов. Нет, не какой-то. Целой сотней. Она какая-то для мальчика в машине. А для меня целая. И всего семь дней. Поэтому я выбит. Поэтому я хочу лететь за ветром. Куда угодно. Лететь.

Джерри возвращается не одна. С каким-то фраерком-студентом. Кожаная курточка, сине-белый «Рибок», крокодиловый «дипломатик». Подарки мальчику к совершеннолетию. Наверно.

Мальчик весело жестикулирует, прыгая вокруг Джерри, как обезьяна вокруг пальмы. Не иначе получил пятерку на семинаре. Джерри смеется, закрывая ротик ладошкой.

Оба заходят в подъезд. Юлькины предки на работе, мальчик, судя по улыбочке, об этом догадывается. Сейчас начнет проситься в гости, порешать математику. Знаем мы эти ученые темы. Икс плюс игрек в квадрате. А теперь поинтегрируем немножко.

Мне обидно. Студентик сбивает мне все планы. Джерри моя единственная надежда. В денежном отношении. Но именно в эту секунду обидно все-таки не из-за этого. Джерри с кем-то. Не со мной. По-детски смешно, но, кажется, я опять ревную. Где-то в подсознании, вслух же рассуждаю примерно так: «Послушай, Том, перестань забивать башку глупостями. Всякие Юльки-Катьки-Светки в жизни не главное. Это никуда не денется. Они будут всегда. Пускай они за тобой носятся. А ты мужик. Ты мистер! Ты, ты…».

Да, хорошо бы так. Но Джерри не бегает за мной. Джерри убегает от меня. Она взрослеет быстрее меня. И не мистер я для нее, а пацан. Все еще пацан. Обидно.

Я смотрю сквозь мутное стекло окна на ее подъезд и жду. Я хочу, чтобы сейчас она выбежала на улицу и устремилась ко мне. Чтобы бросилась на шею, зарыдала и стала говорить, что я единственный, неповторимый, не знаю какой там еще, а этот, с крокодиловым «дипломатом» и такой же наружностью, просто подлец, не дает шагу ступить, все норовит синтегриро-вать.

Ну, я бы поцеловал Джерри в лобик, отстранил ее твердой мистерской рукой и пошел чистить крокодилову рожу товарища в «Рибоке».

Не, Коля Томин, что-то не те мысли посещают тебя в последнее время. То Монте-Кристо с деньгами, то Джерри со слезами. Так не пойдет. Мечтать, конечно, здорово, но мечтами дело не поправишь. Не мечтать надо, мистер Том, а шевелиться. Крутиться, суетиться, творить, выдумывать, пробовать. Через «не хочу» и «не могу»… А стоя у окошка, можно заработать только бесплатный душ с третьего этажа.

Студент выходит с недовольной миной. Кажется, у юноши облом с интеграцией. Используем выгодный момент.

Я впрыгиваю в кроссовки, хлопаю дверью, пересекаю двор, цепляя расстроенного студента, и влетаю в подъезд Джерри.

– Саша, это ты? – голос Юльки звучит ровно, без недовольства.

Мне это не нравится. Я ожидал что-нибудь типа: «Ты еще не убрался, попугай кожаный?». Поэтому я чеканю железом:

– Это-не-Саша. Это Николай Григорьевич Томин.

Первое, что я хочу спросить, когда Джерри открывает дверь: что это за пумпиндель в «Ри-боке». Но быстро вспоминаю свой последний визит к Юлии и необходимость осмотрительности в выборе тактики. Поэтому опускаем глаза и шепчем:

– Можно?

– Проходи.

Джерри молодец. Воспитание, как у дворян французских королей. Не то что у Шурки. С порога: «Тебе чего?».

Следуя полученному разрешению, я прохожу. Джерри причесывается у зеркала в прихожей. Я воспринимаю это как знак внимания.

– Что такой кислый?

– Потому что кисло.

Юлька пожимает плечами.

– Представляешь, нам сегодня преподаватель стихи читал. Сказал, что так лучше понимается сущность его предмета.

– И что за предмет?

– Теория государства и права.

– Ну и как? Поняла сущность?

– Возможно. Хотя стихи были о любви.

– Я вот тоже потихоньку сущность государства узнаю. Правда, без стихов, но объясняется вполне доходчиво.

– Ты о чем?

– Юля, мне очень нужны сто долларов…

Последняя реплика произносится с максимальной жалостью и гнусавостью в голосе. Поэтому Джерри не сразу вступает в антитоминскую коалицию, а тихонько уточняет:

– Зачем?

Я, стараясь не слишком искажать факты, выкладываю ей историю с моим залетом. Джерри понимает не сразу:

– Тебя что, в тюрьму посадить могут?

– Могут. Они все могут. Ты пойми, Юлька, я не плачусь тебе, не прошу жалеть. Просто обидно. Ведь ни за что…

– Ни за что не бывает.

– Это, конечно, правильно, только меня действительно ни за что. По сути. Это не моя наркота. И я не хочу в тюрьму.

Юлька молчит. Потом неожиданно спрашивает:

– А ты не врешь, Том?

Я жалею, что выкинул следовательскую записку.

– Там потолок в дырочку.

– Где?

– В ментовской. Можешь сходить и проверить.

– Ты пробовал достать деньги?

– Да. Слишком мало времени. Шесть дней.

Джерри вздыхает. Я предвижу следующие слова. Поэтому упреждаю:

– Юль, не надо, а? Да, я дурак, пацан, никто, но я не хочу туда.

– Мать знает?

– Нет. Я не говорил, у нас все равно нет денег, зачем зря расстраивать?

– Когда сможешь вернуть?

• Предыдущая
• 8/15
• Следующая