В омуте любви - Берристер Инга - Страница 9
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
Говоря по правде, раньше, когда Крейг целовал ее, ей не нравилось какое-то вялое, равнодушное прикосновение его рта, и она пускалась на всякие увертки, дабы избежать этого. Ведь бывают же не особо чувственные женщины, вот и Санди убедила себя, что принадлежит к их числу. Тем большее потрясение она испытала, едва губы Джанфранко Грассо соприкоснулись с ее губами.
Какой неведомой силой он сумел превратить ледяную неприязнь своей нанимательницы, ее подозрения в нечто иное, трудноопределимое, доселе неизведанное? Словно ее чувства попали в фантастическую печь, что переплавляет кварцевый песок в жидкую массу, из которой потом рождаются дивные, завораживающие чудеса стеклодувного искусства. Да нет, что за нелепость! Разве могла бы занятая ею по отношению к Джанфранко Грассо оборонительная позиция смениться на полностью противоположную? Уступить место чувству, которое Санди строго-настрого запретила себе испытывать? Так почему же она словно тает в жарком кольце его рук, почему ее тело сгорает в раскаленном добела горниле желания?
— Ты веришь в любовь с первого взгляда? — хрипло пробормотал Джанфранко, оторвавшись на мгновение от уст девушки.
Его руки теперь сжимали ее лицо, пальцы нежно очерчивали легкие контуры выступившего румянца.
— О да, — еле слышно раздалось в ответ.
Не она ли всегда представляла в самых сладких, самых тайных грезах, как в один прекрасный день судьба сведет ее с мужчиной и, едва встретившись с ним взглядом, она поймет — это Он, тот Единственный.
Наивные полудетские фантазии, сны наяву, так неуместные теперь, когда она выросла и стала деловой женщиной, жизнь которой состоит из реальности, а не глупых грез. На смену мечтательной задумчивости ее глаз пришло отчуждение, сказавшее Джанфранко больше, нежели молчание девушки, через несколько долгих секунд сменившееся запоздалым и отчаянным отрицанием:
— Нет-нет, конечно же ничуть не верю! Любовь с первого взгляда — выдумка, дурацкие романтические бредни. Такое… просто невозможно.
— Нет, отнюдь не невозможно, — мягко возразил Джанфранко. — Не представимо с рассудочной точки зрения, может быть, но не невозможно.
Спросите любого поэта.
— А-а-а, поэта, — пренебрежительно протянула Санди, но ее тон странно противоречил тоскливому, затравленному выражению глаз.
Когда-то кто-то ранил ее, и глубоко, понял Джанфранко. Безжалостно предал ее веру, разрушил заветные мечты, заставил возвести вокруг себя стену настороженности и недоверчивости. Но за этой стеной — он мог поклясться в этом — скрывалась женщина нежная, страстная, способная любить и жаждущая быть любимой.
Вот только удастся ли ему преодолеть эту стену? Поцелуй Санди был свеж и сладок, но слова, что последовали за ним, звучали резко и напряженно, а главное — вовсе не выражали истинных порывов ее сердца.
Интересно, надолго ли она приехала в Венецию?
Как бы то ни было, он должен попытаться обезоружить ее, убедить смягчить вечную настороженность, позволить войти в ее жизнь, в ее сердце, подарить ей любовь… Чего бы это ни стоило.
Перехватив взгляд Джанфранко, Санди ощутила, как вновь проснувшийся страх увлекает ее в пучину отчаяния. Ну что в ее поведении заставило этого человека решить, будто она способна столь безрассудно влюбиться, будто она так беззащитна перед его фальшивой вкрадчивой лестью и немедля капитулирует перед ним? Неужели она и впрямь настолько внушаема… настолько беспомощна?
Сколько уже раз Джанфранко использовал те же нехитрые, но безошибочные приемы, чтобы обольстить доверчивых туристок?
Санди начала бить дрожь, ветер с лагуны пробирал до костей. Утром было свежо и светило солнце, а теперь вдруг резко похолодало и небо покрылось тучами.
— Да вы совсем замерзли, — заметил Джанфранко. — Вот, возьмите…
И прежде чем она успела остановить его, стянул с себя куртку и накинул ей на плечи.
Она хотела отказаться, но не нашла подходящих слов. Куртка источала слабый мужской аромат, которого наверняка при обычных условиях Санди даже не заметила бы. Но почему-то теперь этот запах непонятным образом будоражил ее, заставлял кровь быстрее бежать по жилам, разнося по телу волнующее тепло.
Санди поспешно отошла в сторону и принялась с подчеркнутым вниманием изучать извлеченный из сумочки блокнот, в котором делала записи.
Помимо предметов сервировки стола, которые можно было бы продать в их магазине, Санди надеялась подыскать что-нибудь редкое, изысканное, какие-нибудь художественные вещицы, которые, будучи выставленными в витрине, привлекали бы взгляды прохожих и служили рекламой салону. Памятуя о предстоящем Рождестве, Санди особенно хотела купить побольше прелестных безделушек или украшений из стекла.
Но, увы, сегодня ее постигло жестокое разочарование. К тому же от мысли, что несносный Джанфранко оказался прав, бедняжка окончательно расстроилась.
Нельзя было сказать, что виденный ею товар оказался как-то уж особенно плох, — беда заключалась в другом. Он предназначался для массового покупателя без особых претензий. Разборчивая клиентура их магазинчика в Нейсе на такое не польстилась бы…
— Что-то не ладится? — поинтересовался Джанфранко, подходя к Санди.
Вопрос, заданный якобы заботливым и участливым тоном, еще больше разозлил ее.
— Да, можно сказать и так, — ядовито прошипела она. — В дальнейшем я была бы признательна, если бы вы предоставили мне самой принимать решения.
С этими словами она нетерпеливо передернула плечами и зашагала по направлению к отелю. Видя, что Джанфранко идет следом, повернулась и зло бросила:
— И пожалуйста, прекратите опекать меня, будто я не способна ничего сделать сама!
— Простите, если невольно обидел вас, но я воспитывался на старомодный лад. В нашей семье хорошие манеры считаются нормой поведения, и мужчина обязан выказывать их — особенно по отношению к даме.
— Да уж, я заметила. Полагаю, ваша мать всю жизнь сидела дома и во всем потакала отцу…
Санди и сама понимала, что ведет себя непростительно грубо. Какого бы мнения ни придерживалась относительно мужчин, обращающихся с женщинами как с существами второго сорта, она не имела ни малейшего права критиковать семейный уклад Грассо.
Но Джанфранко, нимало не обижаясь, запрокинул голову и раскатисто рассмеялся, явно позабавленный ее тирадой. Что, впрочем, ничуть не успокоило фурию, в которую превратилась Санди.
— Простите, — наконец извинился этот непредсказуемый человек. — Не стоило мне смеяться, но, если бы вы знали мою мать, а точнее, когда вы узнаете мою мать, — поправился он с многозначительным видом, — вы поймете, почему я не сумел сдержаться. Моя мама — крупный специалист в области кардиологии. Она работала, сколько себя помню, и не бросает работы сейчас. Моим воспитанием я обязан дедушке, который жил с нами.
Сердце Санди немедленно преисполнилось раскаянием и сожалением. Ее дедушка, который жил в маленькой деревушке по соседству с родителями, тоже был человеком старой закалки и проповедовал необходимость хороших манер.
— Очень сожалею, если вам показалось, будто я пытаюсь опекать вас. Вот уж ив мыслях не держал… — Джанфранко запнулся, искоса взглянул на спутницу и негромко произнес:
— Вам когда-нибудь говорили, что у вас чрезвычайно чувственный рот, так и приглашающий к поцелую? Особенно когда вы с трудом удерживаетесь от улыбки…
Санди смерила его холодным взглядом.
— Я бы предпочла, чтобы вы не пытались заигрывать со мной, — напрямик заявила она и попыталась отвести взгляд, но, к собственному удивлению, обнаружила, что не в силах: в глазах Джанфранко, лишая ее воли, скрывалось что-то неуловимо опасное, настойчиво-гипнотическое.
— А что заставляет вас думать, будто я заигрываю с вами? — вкрадчиво осведомился он. — Только не пытайтесь уверить меня, будто не осознали того, что между нами недавно произошло… Я ведь помню, как вы реагировали, когда я целовал вас.
Воцарилась гнетущая тишина. Санди только и сумела, что отвернуться.
- Предыдущая
- 9/30
- Следующая
