Три маленькие повести о любви - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая

– Кстати, что с мужиком-то? С Буковским? – вспомнил Алексей.

– В изоляторе пока. На трое суток. Следователь задержал.

– А что, сразу подписку нельзя было дать? У мужика жену, можно сказать, на глазах оттрахали… Кто следователь?

– Сметанин.

– Блин, как просишь кого арестовать, так хрен в ступе, а кого не надо – только вьет. Говнюков всяких – на подписку да под залог, а нормальных людей – на нары. Конечно, что с Буковского возьмешь? Лыжи только, без торговой наценки.

– Какие лыжи?

– Он лыжами торгует.

– А… Не знаю, следак нам докладывать не обязан. И не докладывает. Мужика-то зря закрыл, я согласен.

– А этот как себя чувствует? Раненый?

– Пришел в себя, даже говорить начал, – ответил Стае. – Я сейчас в больничку поеду опрашивать.

– Возьми сразу справку уточненного диагноза, Сметанин просил, – напомнил Буров.

– И спроси, куда они "гайки" дели, которые с бабы сняли, – добавил Данилов.

– Если скажет. Колоть-то его в реанимации вряд ли получится. Можно, конечно, шланг пережать какой-нибудь незаметно…

– Пережми. Еще раз напоминаю про оперплан, – подвел черту Буров. – Разбиться, но сделать надо. Если и здесь провалим, расформируют нас за бесполезностью. И раскрытие по оперданным давайте. Это наш хлеб, наше лицо. Все, по местам.

Возле кабинета Данилов увидел Надю с белым пакетом в руках.

– Здравствуйте, – она кивнула Алексею, – а Костя еще здесь?

– Нет, он в изоляторе, это рядом с райуправлением.

– Мне следователь говорил что-то про изолятор, но вы ж понимаете, я ничего вчера не соображала. Ему можно пакет передать?

– Да, конечно. Пройди, я запишу адрес, тут недалеко.

Алексей открыл кабинет, кивнул Наде.

– А что Косте будет, не знаете?

– Не знаю. Послезавтра отпустят. До суда. Может, до суда и не дойдет, так дело прекратят, но маловероятно. Все-таки труп… Вот адрес, – Данилов протянул Наде бумажку.

Она задержалась на пороге, что-то собираясь спросить, но так и не спросила, шепнула: "спасибо" – и вышла из кабинета.

"Жили себе люди, никого не трогали, любили, работали… Выйди Надя на пять минут позже от подружки… Кто-то скажет – стечение обстоятельств. Я ничего не скажу".

Алексей сходил в дежурку, получил парочку свежих заявлений и парочку свежих анекдотов.

На обратном пути столкнулся с протухшей личностью, судимым господином Павлом Студневым по кличке Стульчак. Наверное, в преступном мире клички вешаются не случайным манером, ведь в них зачастую довольно точно отражается сущность фигуры.

Студневу кликуха Стульчак весьма подходила. По слухам, получил он ее в камере, после первого визита туда за кражу сумки с соседского балкона. В камере отсутствовал евростандарт, и вообще какой-либо стандарт, а параша и подавно не удовлетворяла нормальным требованиям эстетики. Для нормального оправления большого физиологического процесса была необходима дополнительная опора, чтобы не загреметь с конструкции в собственные фекалии. Дополнительной опорой старший по кубрику назначил Пашу Студнева как наименее авторитетного члена экипажа. За что тот и удостоился своего благозвучного погоняла.

На первый раз судья Стульчака простил, ограничив срок наказания временем пребывания под стражей, то есть четырьмя месяцами нахождения в следственном изоляторе. Студневу в неволе жутко не понравилось, и во избежание следующего приглашения туда он решил заручиться поддержкой местных, отделенческих оперов.

Притащился после выхода на свободу в ментов-ку, нарвался на Данилова и шепнул пароль: "Я свой. Был завербован царской охранкой во время пребывания в "Крестах". Готов к тесному сотрудничеству". Данилову, только что пришедшему на службу в отдел, свои люди были нужны позарез, поэтому от предложения Стульчака он, конечно, не отказался. После недельной проверки со Студневым было подписано соглашение о партнерстве.

Партнером Стульчак оказался никчемным, информация, получаемая от него, больше походила на выдержки из самых желтых газет. Оттуда Паша ее и брал, занимаясь откровенным плагиатом. Но гонорар требовал исправно. Деньги Студнев в основном пропивал – к спиртному агент относился крайне трепетно.

Данилову в конце концов надоело узнавать газетные новости в Пашином пересказе, да еще платить за это государственные деньги, о чем он и сообщил Стульчаку. "Платить буду. Но погодя. Когда проверю донос". Студнев загрустил и обиделся. Он ведь с чистым сердцем, можно сказать, от души… Но увы.

Резко встал .вопрос, где взять на стакан насущный. Данилову эта Пашина беда была до лампады. И решил Паша развязать. Развязал неудачно – на пару с приятелем раздели в парадном инженера, приставив к глотке бедняги ножичек. Сняли немного – пальто 1962-го года выпуска, летние ботинки на утепленной подошве – и отобрали кошелек с квиточками на зарплату за последние полгода. На квиточках и погорели. Приятель Стульчака на следующий день попал в вытрезвитель, где бдительный дежурный, осматривая карманы, наткнулся на квитанции. Утром и приятель, и Студнев уже сидели в камере.

Разбой они забомбили на Даниловской территории, что Алексею было особенно обидно. Свой же "барабан" да на своей земле. Стульчака, тем не менее, это обстоятельство нисколько не смущало. И в тюрьму он садиться не спешил. А посему заявил следователю, что он-де ни при чем. Мол, после первой судимости взялся за честный труд, но товарищ Данилов, вызвав его к себе, поставил условие – или будешь стучать, или сядешь снова. Посадим. Пришлось стучать. А пару дней назад все тот же Данилов на секретной "стрелке" показал фотографию и приказал втереться к человеку в доверие, после чего вместе с ним идти на дело.

""Тебя мы, разумеется, отмажем, а человека оприходуем". Так что я не разбойник, а даже наоборот, как бы свой. И подписочку о негласт ном сотрудничестве я Данилову давал, проверьте у него, пожалуйста. В сейфе должна храниться. Поэтому все вопросы к герру лейтенанту".

"Герр лейтенант", когда такую трактовку случившегося услышал, обиделся еще больше. Выдернул агента из камеры и по ушлой головушке настучал.

Агент, однако, стойко держался до суда, надеясь на объективность и гуманность. Ни того ни другого он не дождался, получив четыре года усиленного режима. Данилов, который тоже вынужден был выступать в суде и опровергать злобные нападки, после процесса шепнул Стульчаку:

"Еще раз, пидсрачник, в отдел придешь, я из тебя коктейль "Кровавая Паша" сделаю".

Отсидев положенные четыре года, Стульчак все же пришел. Разумеется, не к Данилову, а к молодому Величко, которому нагрузил то же самое, что и Алексею некогда. "Я свой!" Данилов, случайно заметив Стульчака в коридоре, обещание выполнил и, затащив бывшего агента в кабинет, "Кровавую Пашу" взбил.

Студнев, справедливо возмутившись, кричал, что он теперь сотрудничает со Станиславом Ивановичем, будет жаловаться и писать в газету.

Сотрудничества с Величко после даниловского коктейля он не прекратил, периодически отсвечивая в отделе.

Мало того, Стульчак жил в одном подъезде с Катей, двумя этажами выше.

– Ты опять здесь, пидсрачник? – окликнул Данилов пытавшегося спрятаться в паспортном столе Стульчака.

– Какое вы имеете право обзываться?

– Имею, – Алексей прошел мимо Студнева, решив больше не тратить время на урода.

Минут через пять в кабинет заглянул Величко.

– Слушай, я вот тут написал… Пойдет так? А то Буров цепляется из-за фигни всякой.

– Что написал-то?

– Сообщенку. Слышал же, раскрытия по оперданным требуются. "Сообщаю, что 26 февраля мне позвонил домой случайный знакомый Буковский Константин, шестьдесят девятого года рождения, проживающий там-то сям-то, и доверительно сообщил, что только что убил человека, а второго тяжело ранил на почве изнасилования его жены. Собирается уехать в другой город и отлежаться. Агент "Хобот"". Мероприятия. "Немедленно задержать Буковского и принять меры по изобличению". Пойдет?

– Кого это ты "Хоботом" обласкал? Стульчака, что ли?

• Предыдущая
• 17/20
• Следующая