Трудно быть мачо - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
– Ты куда? – спросила Ирина, когда Чернаков натягивал подаренный ею два года назад темно-синий, делавший его фигуру несколько стройнее.
Для проформы, или нет, но все-таки спросила.
– На склад… Попросили подъехать… Ночью кто-то попытался забраться.
У «Планеты» на окраине имелось несколько складских помещений, охрану которых тоже осуществляла «Забота».
– И без тебя не могут разобраться?
– Не могут…
Сказано было не очень убедительно. Да и раскрытая спортивная сумка на полу плохо подтверждала его слова.
– Я сегодня на рынок хотела сходить. Затариться на неделю. Одной тяжело. Во сколько ты вернешься?
– Не знаю… Я позвоню.
Ирина скрылась на кухне. Он быстро покидал в спортивную сумку кое-какие вещички, пшикнулся туалетной водой, подаренной женой на последний день рождения, выскочил в коридор и накинул куртку. Жена вышла закрыть за ним дверь. Уже с лестничной площадки Вячеслав Андреевич бросил на нее взгляд. По супружниной щеке сползала слеза. Или показалось?.
По пути к Юлиному дому Чернаков притормозил возле небольшого продуктового магазина, обосновавшегося на первом этаже жилого дома. Обедать в ресторане мотеля накладно, надо купить «перекус» и «перепив». На дверях магазина висела строгое предупреждение: «В магазине ведется скрытное видеонаблюдение!» Видимо, хозяева тоже страдали от проклятых несунов, и подобным образом пытались защититься. Естественно, реального видеонаблюдения никто не вел, это дорогое удовольствие для такого лабаза.
Вячеслав Андреевич купил бутылку молдавского красного вина, колбасную нарезку, фруктов, хлеба и вафельный тортик. Кофе можно заказать в мотеле.
Юля ждала его на остановке возле дома. Она была в симпатичной красной курточке с капюшоном, белой вязаной шапочке и джинсах. Легкий мороз успел подрумянить ее щеки, и выглядела любовница свеженькой и соблазнительной. И пахло от нее чем-то свежим, с цитрусовым оттенком. Нежный запах проник вместе с ней в салон, и у Чернакова как-то странно и приятно защемило сердце, словно кто-то внутри сдавил его легонько и отпустил. Он поцеловал ее в губы, мягкие и сладкие, по вкусу напоминавшие клубнику и беззаботное лето.
– Ты пахнешь летом и клубникой, – прошептал Чернаков.
– Дурачок, это блеск для губ такой. С клубничным оттенком.
– Вкусный. И сама ты вся такая вкусная… Если бы я был людоед, я бы тебя съел.
– Какое счастье, что ты не людоед.
– Рано радуешься, я пенсионер-маньяк.
– Но это все-таки лучше. У меня, по крайней мере, есть шанс остаться в живых.
– Ну, это как повезет. С каждым часов твои шансы уменьшаются.
Какая чушь! Да – вам любовь не трали-вали.
Чернаков вышел из машины, протер заднее стекло ветошью – «дворник» барахлил, вернулся и вырулил на проспект.
– Ты мужу что сказала?
– Как всегда. Едем с подругой за город…
– Поверил?
– Наверно…
– Трезвый?
– Да… А кстати, куда мы едем на самом деле?
– Кататься на коньках, – улыбнулся Чернаков.
– На каких коньках?
– Фигурных, – он протянул руку и достал с заднего сидения белый женский конек для фигурного катания. Коньки остались от дочери, она уже лет пять их не надевала. Но размер должен был подойти и Юле. Накануне Чернаков отрыл их на антресолях.
– Ты с ума сошел! Я не умею!
– Я помогу. Там ничего сложного… Главное, падать правильно. А когда будешь делать тройной «тулуп», важно приземлиться на один конек, иначе можно сломать лодыжку… А остальное пустяки.
– Сломать лодыжку, тройной тулуп! О боже! На что ты меня обрекаешь!
– За удовольствие надо платить.
Через десять минут они свернули на Приморский проспект и взяли курс в курортную зону. Пробок не было, выходной. Но Чернаков не гнал, шел легкий снежок, машину могло занести на вираже. В прошлом году его крутануло на довольно спокойном повороте. Повезло, что вдоль дороги тянулся высокий сугроб, который и остановил вращение.
– Вчера мать звонила, – как-то невесело сказала Юля, – у них там совсем кисло.
– Что-то случилось?
– Шахту закрывают. Эстония отказывается покупать сланец, мол, проблемы будут с Евросоюзом. А других покупателей нет. Полторы тысячи шахтеров без работы останутся.
– Отца тоже уволят?
– Само собой.
Юлин отец работал на шахте, единственном предприятии, кормившем местный народ. Собственно, для добычи сланца городок и был построен. Теперь, с ликвидацией шахты, он мог оказаться на грани вымирания. Юля, получив образование химика-технолога, планировала вернуться в родные Сланцы, но осталась в Питере. Родители жили в трехкомнатной «хрущевке», Юля была единственным ребенком. Мать преподавала в начальных классах местной школы.
– Найдет что-нибудь?
– Вряд ли… Он всю жизнь на шахте, ничего другого не умеет. Они там трассу с Эстонией перекрывать собираются, в знак протеста. А толку-то… Думает в Питер перебираться, у него брат здесь, дядюшка мой, но мать против. Нашу хрущебу даже на комнату в коммуналке не обменяешь…
– Можно на первое время сторожем устроиться, у нас на складах есть вакансия.
– Пока с жильем что-нибудь не придумают, нечего и дергаться.
Снег усилился, Чернаков еще немного скинул скорость. Периодически на обочине попадались патриотические плакаты, призывающие любить органы внутренних дел. Разбитая чашка и слоган «Участковый – от слова участие». «Соучастие», – поправил про себя Вячеслав Андреевич. Разбитая чашка… Он тут же вспомнил Ирину. Может, и правда, участкового вызвать? Пускай с ней поговорит, ее позицию выяснит. Потом начальству доложит в рапорте. Начальство примет решение. Бред…
Обогнали коптящий «Икарус-гармошку», расписанный рекламой, как старый зек наколками. От задней двери к передней раскинулось великое полотно неизвестного живописца-креативщика. На космической ракете, по форме напоминавшей ванну, мчались три свиньи, в смысле – поросенка, за ними, тоже на ракете голубой волк. Видимо, серой краски не хватило, либо она выгорела на солнце. Свиньи сжимали рабочие мастерки и со страхом оборачивались на голубого волка. Волк клацал зубами. Свинячья ванна – ракета подлетала к небесному телу, по форме напоминавшему большой дом с витринами. Над полотном протянулся слоган «Открой надежную „Планету“».
К полудню добрались до мотеля. Поставили машину в стойло, бросили вещи в номер и для разминки ринулись на пустующий каток. Чернаков захватил из машины клюшку и, используя ее в качестве буксира, возил Юлю по кругу. Пару раз она теряла равновесие, но Вячеслав Андреевич успевал поддержать ее. Короче, нормальный взрослый идиотизм. Главное, весело. Все проблемы мгновенно остались в городе. Казалось, они попали не за тридцать километров от Питера, а в далекую Лапландию или сказочный Нижний Тагил.
Накатавшись, они пошли на залив. Несколько рыбачков добывали себе пропитание метрах в ста от берега. Компания молодежи, приехавшая на отдых, запускала фейерверк, выйдя на лед. Сейчас, при дневном свете, он смотрелся не так красиво, но, видимо, молодежи не терпелось выбросить деньги на ветер.
– У меня приятель есть, – вспомнил Чернаков, присев на сосновое бревно, валявшееся на берегу, – наш, мент. Его в том году главным гаишником назначили. В Кирпичевске, это под Питером. Ну, он, за новую должность, естественно, поляну накрыл. Скромную, в своем кабинете, для избранных. За знакомство, так сказать. Посидели и разошлись, тихо, без помпы. А там рядом воинская часть есть, на берегу залива. В тот вечер они к празднику какому-то готовились, салют испытывали. Серьезный такой, залпов тридцать. На следующий день весь Кирпичевск на полном серьезе обсуждал нового начальника ГАИ. Надо же, в честь назначения реальный салют устроил… А оплачивать будет из нашего кармана, подонок… Как, Юля, все-таки, много еще в мире жестокости и несправедливости…
Юля смахнула снег с бревна и присела рядом с Чернаковым и прижалась к нему.
– Здорово здесь…
- Предыдущая
- 25/49
- Следующая
