Трудно быть мачо - Кивинов Андрей Владимирович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/49
- Следующая
– Что такое?
Василий поведал о грубиянах, оскорбивших его человеческое достоинство.
– Надо было мне на трубу позвонить.
– Да кабы номерок знать, позвонил бы…
Чернаков достал из кармана визитку.
– Вот… Если меня, вдруг не будет, подойди к старшему смены, я предупрежу.
Узнать бойцов сможешь?
– Наверняка.
– Не факт, что это те же самые, но если увидишь, позвони… Ты где костюм взял?
– В Доме культуры выпросил. У меня там приятель ночным сторожем. Бороды, правда не было, пропили, наверно.
– Ну и как торговля?
– Гораздо энергичней… Я позвоню, Андреич, не волнуйся…
По дороге Ерофеев с грустью вспоминал свои боевые годы.
– Погуляли мы как-то, Андреич. Славно так, в кабачке центровом. Из Чечни вернулись, ну и решили отметить от души. Пожрать, хоть по человечески, а то от тушенки вонючей уже блевать тянуло. Нормальненько так посидели, до часа ночи. Помню, барбекю был добрый, да и другой хавчик ничего. Потом в пять тачек загрузились и с ветерком по набережной. Боевая колонна пехоты, хе-хе. Разогнались малеха, под сотенку с небольшим. Не скорость, в общем-то. Я как раз в головной тачке с Олежеком сидел, на штурманском месте. Едем, песни поем, никому не мешаем. Немного в отрыв ушли. И тут какой-то лейтеха с полосатой палкой! Вздумал нас тормознуть, мусорок! Чего ему спокойно не стоялось? Видно же сразу, что люди не простые, ну и отойди в сторону! Олежек по тормозам и сразу из тачки, мол, глаза разуй, братишка, думай на кого палку поднимаешь! На героев Чечни! Мы с мужиками тоже наружу, подлеца на место ставить. … А тут и остальные подлетают… У нас же закон – друга обижают, вступись! На подмогу приди.
– И что?
– Да, блин, со скоростью не рассчитали… Отдохнули то хорошо… Короче четыре тачки так одна в одну и вошли! Как костяшки в домино! И все из-за этого урода с палкой! Мы его в Неву скинуть хотели вместе с корытом его. Он нам потом пол года бабосы выплачивал.
– Выплатил?
– А куда б он делся? Для его палочки это не такие уж и деньги. Да, в общем славное было время… Как это, слово такое есть… Когда по прошлому скучно?
– Ностальгия.
– Во, точно…
Они заехали в оружейку «Заботы», Дегустатор сдал пистолет.
По дороге Чернаков пытался представить разговор с Юлиным супругом.
Представлялось с трудом. И, главное, не понятно, какую позицию занять? Жестко накатить? Но супруг контуженый, в атаку пойти может. Чернаков то отобьется, а с Юлей что? По доброму поговорить, за чашкой чая «Беседа»? После вчерашнего удара пестицидной бутылкой по голове добрая беседа вряд ли получится.
И самое поганое, что Вячеслав Андреевич не чувствовал в себе уверенности. Ибо, весь сыр-бор заварил именно он, а не Дима. «У тебя что, своей жены нет? Есть. А что ж ты за чужими ухлестываешь? Аморально это, не по-комсомольски». И возразить нечего. Не рассказывать же про свой переходный возраст и про солнечный лучик, попавший в цель?
Он вспомнил, как в восемьдесят пятом, когда партия и комсомол еще держались на плаву, в его отделе на собрании «разбирали» постового милиционера, осмелившегося закрутить роман с женой осужденного угонщика. «Объясни-ка нам, сержант, где твоя комсомольская совесть? Тебе нормальных женщин мало, надо обязательно с замужней гулять? И не просто замужней! А за классовым врагом замужней!» Все единогласно осудили и постановили – роман в трехдневный срок прекратить, о любви забыть! Постовой отдал честь и написал рапорт об увольнении. Говорят, женился. До сих пор живут… Интересно, а Чернакова бы сейчас разбирали, если б на дворе остался социализм? А вдруг бы помогло? Указали б ему вовремя, пристыдили, он и угомонился бы. И никакого тебе треугольника. Заплати взносы и живи спокойно, без головной и сердечной боли. Голова и сердце пусть болят у секретаря партийной ячейки, отвечающего за твой моральный облик.
Какую занять позицию Вячеслав Андреевич так и не решил. Применим старый принцип – ввязаться в бой, а дальше действовать по обстановке.
– Значит так. Стой спокойно, в разговоры не вступай, – велел Чернаков, когда они остановились возле Юлиного дома, девятиэтажной коробки – «корабля», – если полезет в драку, просто осади. Без последствий.
– А что за клиент?
– Пьянь… Но буйная.
– Тогда без проблем… Осадим, – Дегустатор с любовью погладил ладонью кулак, размером с небольшую дыню.
Свет в окнах не горел. Плохо, если Димы не окажется дома. Чернаков осмотрел двор. Грязная рыжая «копейка» отдыхала под тонким слоем снега.
Дверь подъезда защищал домофон. Чернаков позвонил в первую попавшуюся квартиру.
– Кто?
– Двое с карабином.
Домофон запищал и дал зеленый свет. Ну и какой смысл в таких системах?
Большой. Для тех, кто их устанавливает.
До пятого этажа доехали на лифте, стену которого украшал несмываемый призыв: «Не рисуйте на стенах, пидеры! Нам здесь жить!»
– А у нас в лифте каждое утро чистый лист вешают и фломастер, – с гордостью поделился Ерофеев, – чтоб не на стенах писали.
– Ну и как, помогает?
– Не очень… Одного листа не хватает…
Чернаков позвонил в Юлину дверь.
– Дома нет, – сделал мудрый вывод бывший собровец после минутного ожидания, – либо засел… Дверь, кстати, говно, мы такие с одного удара… Да и замок никакой.
Он несильно дернул за круглую ручку, привинченную к реечной облицовке. Дверь спокойно открылась, из старого «реечного» замка вынырнул ригель.
– Да у него и не заперто, – последовал второй мудрый вывод, – заходить будем?
Чернаков не ответил, еще раз нажав кнопку звонка.
…Дима лежал на пыльном паласе, лицом вниз. Окровавленный топор с треснутой рукоятью валялся рядом. По полированной створке шкафа стекали еще свежие капли крови и мозгов. Огромная рубленая рана, походившая на кратер вулкана, чернела на лысине. Именно в эту точку вчера нанес удар Чернаков. Кто-то проконтролировал и добил. Умеючи, с одного раза. Секретер нараспашку – вещички на полу. Что-то искали… Глухарь… Надо писать план по раскрытию… Первый подозреваемый тот, кто обнаружил труп, то есть начальник службы безопасности магазина «Планета-Хауз». Второй – тот, с кем проживал потерпевший. То есть Юля. У обоих есть прекрасные мотивы, один прекрасней другого…
– Андреич, ты об чем задумался?
Чернаков вздрогнул, очнулся, посмотрел на вечно улыбающегося Ерофеева.
– Ностальгия… Навеяло.
– В хату-то, спрашиваю, пойдем? Все равно приехали…
– Пошли.
Чернаков потихоньку потянул дверь, переступил порог. Двухметровая тесная прихожая, на вешалке Димина зеленая куртка с эмблемой «Пумы» на спине. Следы высохшего вина на воротнике… Мертвая тишина. «Блин, неужели?…» Вячеслав Андреевич жестом остановил Ерофеева, зачем-то вставшего в боксерскую стойку, осторожно шагнул в комнату.
Дима лежал на полу лицом вниз. Рядом валялась пустая бутылка из-под водки и надкусанный кусок хлеба. Юлин муж был в тельняшке, трусах и одном носке. На голове повязка с запекшейся кровью. «Шел отряд по бережку, шел издалека…»
– Да он пьяный в говень, – поставил диагноз заглянувший в комнату Ерофеев, – ну и вонища.
Только тут Чернаков почувствовал едкий запах сивухи. Открыл форточку, оглядел комнату. В целом довольно опрятно и уютно, если не учитывать тело на полу и бардак на столе. Юля неплохая хозяйка. На почетном месте бушлат с рядками медалей. Над ним карандашный портрет хозяина. Стеллаж с книгами и акварельными пейзажами на полках. Юлино творчество. Платяной шкаф перегораживал комнату пополам. Вячеслав Андреевич заглянул за него. Фото в рамке на стене. Дима и Юля. В обнимку. На фоне Адмиралтейства. На нем камуфляж с медалями, на ней легкое платье. Оба улыбаются. Под карточкой супружеское ложе. Разобранное. Единственное. Правда, есть еще диванчик во второй половине комнаты. Ревность больно кольнула в подбрюшье. Здесь, на этой простыни спит его любимая женщина. Не одна… Даже если только в плане ночлега. Но, скорей всего, не только. Для конспирации… Ох, как колет… Умом то, вроде, все понимаешь, а сердцем…
- Предыдущая
- 30/49
- Следующая
