Стрелы в полёте - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 7

• Предыдущая
• 7/55
• Следующая

Красные, желтые, зеленые шарики, нанизанные на веревочку – близко-близко. Если бить по ним руками, они начинают весело трещать. Погремушка…

Картины торопились, наскакивали одна на другую, картины все убыстрялись и убыстрялись, словно боясь, что тот, кому они являлись, вот-вот отмахнется от них.

А потом вдруг все смешалось, исчезло, и навалилась темнота, бесплотная и в то же время странно осязаемая темнота, и в этой темноте зазвучал чей-то голос. Голос что-то говорил и говорил, словно забивал невидимые гвозди, и голова просто раскалывалась от непрекращающегося грохота, похожего на барабанную дробь… Смысл слов ускользал, но слова все возвращались и возвращались, тяжелыми плитами ложились на дно, и было понятно, что от них никуда не деться, и они никуда не денутся – и так и будут лежать под заносами пепла времени. До поры.

Ничего уже нельзя было разобрать в стократных отголосках, что метались по бесконечным переходам бесконечного лабиринта, дробя и умножая самих себя, и каждый отголосок был еще одним острым гвоздем, впивающимся в мозг…

И вдруг грохот прекратился – и растеклась, расползлась тишина, заполнив все углы и закоулки, и пришло понимание, и все остальное сразу стало мелким и несущественным.

Поднялись тяжелые плиты, и взметнулся с них пепел времени, и черной тучей окутал весь лабиринт. Тьма достигла пределов беспредельного мира, мгновенно скомкала и уничтожила его. Мигнул огонек – и погас…

От резкого, пронзительного запаха, ворвавшегося в ноздри, невыносимо заломило в висках. Сергей дернул головой, ударился затылком обо что-то твердое, закашлялся и открыл глаза. Смахнув слезы, он увидел сидящего рядом Большевика с пузырьком в руке.

– Слава Богу, – пробасил Большевик. – Нашатырь – великое дело, да?

– Да уж, – механически отозвался Сергей.

Некоторое время он приходил в себя. Молча сидел, потирая затылок, и смотрел на вновь перебравшегося на свое место Большевика. Большевик тоже молчал, и вид у него был такой, словно он только что общался с инопланетянами.

Потом Большевик поставил пузырек на стол, в упор взглянул на Сергея ошалелыми глазами и тихо сказал:

– Аттала…

Сердце у Сергея на мгновение замерло, а потом заколотилось часто и неровно.

– …дита… – закончил он. – Атталадита.

Нет, они не сошли с ума, не отравились кофе или печеньем, не надышались газа. Посреди океана лежал окольцованный горами цветущий остров Атталадита, и они были оттуда родом.

«Этого не может быть, – сказал себе Сергей. – Этого не может быть, потому что я родился здесь, а не там. В роддоме на улице Пролетарской. Я не мог родиться там. Возможно, это действительно какая-нибудь память предков…»

– Атталадита… – пробормотал Большевик. – Дом над заливом… Свитки… Разноцветное окно, и на нем нарисован портрет кошачьего бога. Кошкочеловек… Знаешь, что такое Атталадита?

– Догадываюсь, – сказал Сергей. – Атлантида.

Большевик кивнул и обхватил ладонью подбородок:

– Вот именно. Кажется, мы с тобой – потомки атлантов. Вот это нас и объединяет.

– Только ничего не объясня… – начал было Сергей и осекся, пригнувшись к столу. Ему показалось, что кто-то внезапно ударил его по голове. Ослепительная вспышка высветила глубину, и в той глубине таилась скрижаль, на которой было начертано только одно слово:

«РИТУАЛ».

Губы его шевельнулись, и ему показалось, что он произнес это слово вслух. Но голос был не его. Это Большевик неуверенно и удивленно сказал:

– Ритуал…

Сказал, выбрался из-за стола, проковылял к холодильнику. Достал бутылку водки – толстого стекла, узорную, похожую на вазу разными нашлепками и завитушками. Со стуком водрузил на стол, извлек из настенного шкафчика рюмки. Отвинтил пробку, налил. Поднял рюмку и только тогда посмотрел на оцепеневшего Сергея:

– Давай, а то крыша сейчас поедет, – и залпом выпил. Сергей без колебаний последовал его примеру.

Водка была крепкой, но не противной; наоборот, даже с каким-то подобием аромата. Сергей мимоходом отметил это и тут же забыл, потому что сосредоточился совсем на другом. Теперь он знал свою самую важную, самую главную задачу – чьи-то слова-гвозди намертво вколотили эту задачу в его сознание. Он был обязан выполнить ее. Он не мог не выполнить ее.

Ритуал…

Ему, Сергею Соколову, поручили совершить Ритуал. Он был одним из восьми исполнителей. Ритуал требовал присутствия четырех человек, а еще четверо были как бы запасными, дублерами. Резервом. На случай, если что-то помешает первой четверке. Ритуал нужно было провести не позже, чем через семь раз по семь дней и три раза по три дня после дня зимнего солнцестояния. Ни в коем случае не позже, иначе он окажется бесполезным.

Проведение Ритуала казалось делом несложным. Как минимум четыре его участника должны были собраться вместе и найти какое-нибудь уединенное место вблизи водн – озера, пруда или реки. Ночью развести костер из ветвей любых деревьев, а четыре ветки дуба положить на землю так, чтобы они указывали на четыре стороны света и образовывали крест, центром которого был бы костер. Каждый из четырех участников Ритуала встанет у своей ветки, у ее удаленного от костра конца, и все вместе они произнесут то, что можно назвать заклинанием, – четыре раза, меняясь местами по ходу солнца.

В сознании Сергея материализовавшимся призраком проявился и текст заклинания – набор ничего не говорящих ему непонятных слов. В голове чуть-чуть зашумело от выпитой водки, но Сергей знал, что никакая водка не заставит его теперь забыть эти слова, бессмысленные, на первый взгляд, но, наверное, все-таки имеющие смысл…

Да, Ритуал представлялся несложным, совсем несложным. За городом полно уединенных мест, и речушек хватает, и прудов, да и дубы не такая уж редкость. И не прошло еще семь раз по семь дней и три раза по три дня после зимнего солнцестояния – точной даты солнцестояния Сергей не знал, но помнилось ему, что это где-то в двадцатых числах декабря. Оставалось пока неясным, где искать остальных участников Ритуала – кроме Большевика, разумеется, – хотя Сергей почему-то был уверен, что тут все скоро станет определенным.

В этой отчетливой картине-задании, всплывшей из Бог весть каких глубин, существовало, тем не менее, одно темное пятно: совершенно непонятной была цель Ритуала.

И еще: кто и когда дал такое задание?..

– Бред какой-то, – растерянно пробормотал Большевик, возвращая Сергея к действительности. – Абракадабра… «Аррелгеор муссуленур наррингонур беро…»

– Я где-то читал, что словами можно воздействовать на мир, – сказал Сергей. – Звуки могут быть ключом к тонкой структуре мира… что-то в этом роде. Как в сказке: волшебное слово. Возможно, в этом и суть Ритуала.

– Вот именно, что в сказке. – Большевик, хмуря густые брови, вновь наполнил рюмки и вдруг замер, держа бутылку на весу: – Так тебя тоже пробило? Насчет Ритуала. Костер, дубовые ветки…

– Крест, заклинание, – продолжил Сергей. – Мы с тобой из этой восьмерки.

Большевик поставил наконец бутылку на стол и с силой потер небритые щеки:

– Нас что, закодировали, что ли?

– Автоматы Странников, – помолчав, сказал Сергей.

Большевик, потянувшийся было за рюмкой, откинулся на спинку дивана и недоуменно посмотрел на него:

– Каких еще странников?

– Книга такая есть, – пояснил Сергей. – Человек живет себе, живет, и в какой-то момент в нем включается программа, которую в него заложили, когда он был еще не зародышем даже, а яйцеклеткой. Заложили не земляне, не люди, а какая-то космическая сверхцивилизация, Странники. И он эту программу не может не выполнить. Это фантастический роман. Братьев Стругацких.

– Ага, – сказал Большевик. – Значит, братьев Стругацких? – Он залпом осушил свою рюмку и потянулся за очередной сигаретой. – А у нас с тобой это откуда? Тоже из братьев Стругацких?

– Вот это я не знаю, – медленно ответил Сергей. – Возможно, наследственная память. Задание передавалось из поколения в поколение… И теперь наступил тот момент, когда оно проявилось.

• Предыдущая
• 7/55
• Следующая