Дырчатая Луна - Крапивин Владислав Петрович - Страница 20

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая

С высокой набережной виден был выход из бухты, перегороженной бонами, и другой берег, называвшийся Батарейная слобода. И мыс, где стоял полукруглый старинный форт.

Сейчас форт был наполовину закрыт серым корпусом крейсера-авиаматки «Ла?донь». Название авиаматки полагалось говорить с ударением на «а». Но все ее называли «Ладо?нь» или «Ладо?шка». На широкой стальной палубе – будто и правда на ладони, как уснувшие мухи, – сидели боевые вертолеты. По бортам торчали расчехленные ракетные установки, похожие на кусочки пчелиных сот.

Город был спокоен и тих. По набережной и бульвару гуляли взрослые и ребята. Здешние и туристы. От музыкального фонтана доносилась переливчатая мелодия. На стальную великанскую «Ладошку» смотрели спокойно. Но в этом спокойствии была усталость. Так люди, живущие рядом со складом боеприпасов, устают от страха и уже не думают о постоянной опасности…

«Ладонь» хотела уйти. В другой порт, на базу другого флота, который теперь считался заграничным. И подняла нездешний флаг. Так решил командир авиаматки, и его поддержал экипаж.

Штаб запретил уход. Пригрозил «принять все меры» и привел в готовность береговые батареи. «Ладонь» расчехлила установки. После чего в штабе начались долгие и бесполезные переговоры. Авиаматка с раскаленной от солнца палубой уже неделю стояла у выхода из бухты – громадная, стальная, неумолимая. На корабле и на берегу боевые вахты дежурили у пусковых пультов. На площадях и в скверах порой собирались митинги – кто за «Ладонь», кто за штаб. Тех и других иногда пытались разогнать парни в пятнистых робах и лиловых беретах. Один раз с лиловыми беретами крепко сцепились черные – морской десант. Правда, без стрельбы, врукопашную. Досталось и тем и другим.

Дядя Сима сказал по этому поводу:

– Р-романтика гражданской войны… Мало что на Горном берегу все передрались, так и нашим не сидится. Адмиралы грызутся за власть, а у лейтенантов и мичманов зуд под копчиком. И матросики туда же…

Лесь крепко сжал излучатель.

– Гайка, если сейчас лучом по «Ладошке»! Может, пропадет у них агрессивность? А то ведь шарахнут из установок, тогда половина Батарейной слободы в дым…

– Давай, Лесь, – неуверенно согласилась Гайка.

Лесь уперся локтями в гранитный парапет… Вот тут-то и подошел Вязников.

– Чем это вы занимаетесь? – Видно было, что он прячет под ленивой усмешкой настоящее любопытство.

– Играем, – сказала Гайка миролюбиво. И посмотрела на Леся: «Не задирайся, ладно?» А он и не собирался. Хотя и досадно было, что Вязников помешал.

Вязников тронул пальцем банку. Спросил совсем серьезно:

– Это что? Космический бластер?

– Да, – сказал Лесь. Он ведь ничем не рисковал. Все равно Вязников не догадается. – Особый излучатель. Сейчас шарахну по «Ладошке» секретной энергией, и там сразу раздумают ракетами грозить.

– Не надо, Лесь, – вздохнул Вязников. Будто поверил. – У меня там старший брат. Мичман.

– Но это же безвредно для людей! – быстро разъяснила Гайка. – У них только злость исчезнет.

– И тогда их с батарей раздолбают, как плавучую мишень, – тихо сказал Вязников. – Или ночью десант возьмет их тепленькими.

Гайка глянула на Леся:

– Тогда, может, облучить батареи?

– Отсюда не достать, – насупленно объяснил Лесь. – И вообще… Чем «Ладошка» лучше батарей?

– На батареях у меня дядя, – сказал Вязников. – Папин брат. Старший лейтенант… Ладно, пока… – И пошел, покачиваясь. Тонкий, слегка согнувшийся. Почему-то грустный.

И Лесь неожиданно сказал ему в спину:

– Вязников! Ты правда уедешь отсюда?

Он остановился, посмотрел через плечо:

– Не знаю. Может, да, а может, нет. Как получится у родителей, – и пошел опять. И скрылся за каштанами.

– Лесь, не надо нам соваться в эти дела, – негромко, но твердо сказала Гайка. – Мы же не знаем, кто прав, а кто виноват. И вообще… там брат, а там дядя…

– Да никто не прав! Все посходили с ума: и дяди, и братья! – Лесь чуть не заплакал.

– Но у тебя же не хватит энергии на всех!.. Лесь…

– Что? – ощетиненно вскинулся он.

– Ты же сам говорил: виноваты инопланетяне! Если сбить их излучение… – Она смотрела не на Леся, а куда-то назад и вверх.

Лесь посмотрел туда же.

Над каштанами Адмиральского бульвара видны были крыши Сигнальной горки. А над крышами блестел голубой куб новой метеостанции с белым шаровидным чехлом антенны.

Лесь сжал губы и поднял приклад к плечу. Потом нахмуренно глянул на Гайку:

– А как мы узнаем, что излучение прекратилось?

– Увидим же, какая сделается жизнь…

– Это не сразу. А сейчас-то как?

– Лесь, мне кажется, шар лопнет и задымится.

Лесь теперь не колебался. Убрал предохранитель, прицелился. И на три долгие секунды нажал спуск.

Разумеется, ничего не случилось. Шар по-прежнему сверкал белизной – неподвижный, незыблемый.

Лесь враз, в один миг, понял, что все это – его сплошная выдумка. Не было никакой искры на круге затмения, а был просто блик на линзе. И не может быть никакой энергии Луча. И «лейденская» банка – обычная пустая жестянка. И стеклянный кубик врет, когда разбивает мир на радужные картинки. И Безлюдные пространства – просто оглохшие от зноя окраины Заповедника. И Бухта, О Которой Никто Не Знает, – обычный закуток между скалами: купальщики в него не лазят, потому что боятся крутых тропинок…

И так он стоял, прощаясь со сказкой и надеждой. Уже не смотрел на антенный шар, а смотрел на свои старые сандалии. Опустил деревянно-жестяную игрушку и слышал, как звенит вокруг беспощадное знойное солнце. И асфальт, и гранит были горячими, как броневые листы авиаматки…

– Лесь!! Смотри! Туда!..

По шару шли змеистые черные трещины. Потом он распустился как бутон, куски скорлупы откинулись. Гайка и Лесь увидели кузнечика.

Издалека он казался обыкновенным желтым кузнечиком.

Но он занимал всю центральную площадку крыши.

В среду вернулся дядя Сима. Поцеловал размякшую от радости Це-це, подкинул под потолок Леся. Был дядя Сима жилистый, высокий, с длинным коричневым лицом и светлыми, как голубая вода, глазами.

– Мама на работе? Пошли, я соскучился!

Мама работала в маленьком почтовом отделении. Здесь пахло разогретым сургучом и яблоками и было мало посетителей.

Мама обрадовалась дяде Симе. Завела его и Леся в комнату, где хранились посылки, и велела:

– Ну, Серафим Денисович, рассказывай, как ездил и почему так долго.

Дядя Сима стал рассказывать и под конец сообщил, что ездить по сухопутью ему совсем уже надоело, поэтому он окончательно решил перейти на работу в яхт-клуб.

– Ура… – выдохнул Лесь.

– А вы как тут жили без меня?

Мама сообщала, что жили ничего. К зарплате обещают прибавку. Лесь почти не спорил с тетей Цецей и завел себе новых друзей, которых обучает хитростям солнечной энергии.

– Друзья – это чудесно! Ладно, Лесь, пошли, маме надо работать, а то не дадут прибавку…

– Я задержусь. У меня еще… разговор…

Дядя Сима был понятливый.

– Хорошо. Тогда догоняй…

Едва он ушел, мама взволнованно сказала:

– Лесь? Что случилось?

– Ничего. Так… Признаваться буду…

– Господи, в чем? Что натворил?

– Да не сейчас. Вообще… За долгое время.

– Вот как? – Мама успокоилась. Но не совсем. Села на табурет, Леся поставила перед собой. – А с чего это на тебя такая откровенность снизошла?

Лесь затеребил пыльные, разлохмаченные на кромках шорты:

– А чего… во второй десяток лет перешагивать с грехами…

Мама посмотрела очень внимательно. Придвинула растрепанного сына ближе. А он уткнулся взглядом ей в колени и сильнее задергал штаны.

– Лесёнок, ты это сам придумал?

– Да… А еще Гайка… подсказала.

– Гайка – умница…

– Да, – шепотом согласился Лесь.

– Ну, давай… выкладывай.

Лесь потрогал под майкой дырчатый камешек. Посмотрел в окно:

• Предыдущая
• 20/30
• Следующая