Мальчик со шпагой - Крапивин Владислав Петрович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/75
• Следующая

– Учись, – откликнулся Алексей Борисович. – Слушай. Смотри.

Катер заглушил мотор и по инерции подходил к пирсу. Там, под яркой лампочкой, сидел маленький мальчик-рыболов.

– Эй, пацан, ноги береги! – закричал выскочивший на палубу Витя-моторист.

Мальчик вскочил, взметнул длинную удочку.

Стало совсем тихо, только журчала у борта вода.

В этой тишине Серёжа негромко сказал:

– Я постараюсь. 

От пристани до самого дома Нок вел себя как дрессированный. Ни разу даже не дернул поводок. Он шел рядом с Серёжей, и тот все время ощущал ногой его косматый теплый мех.

– Нок – лохматый бок, – шепотом сказал ему Серёжа.

Пес вопросительно повернул голову. Свет, падающий от близкого фонаря, желтыми точками блестел в его глазах.

– Скоро будем дома, – пообещал Серёжа.

Еще несколько шагов – и тогда сквозь черные тополиные ветки глянут на усталых путешественников светящиеся окошки второго этажа.

Вот они, окна.

Однако горели только два окошка – в Наташиной комнате. Стекла Серёжиных окон отражали синевато-серое небо июльской ночи.

"Может, смотрят телевизор? – подумал Серёжа. – Или спят уже? Папа так рано не ложится… А может быть, оставили Марину у Наташки и в кино ушли на последний сеанс?"

Он слегка встревожился. Во-первых, чего же хорошего возвращаться в пустую квартиру? Во-вторых, не хотелось ему откладывать объяснение с отцом и тетей Галей.

Серёжа нисколько не боялся этого разговора. Но он хотел, чтобы поскорее остались позади все неприятности и все обсуждения этих неприятностей. Не надо о них вспоминать. Пускай только всадники на золотистых конях вспоминаются каждый день…

Серёжа и Нок вошли во двор. Серёжа толкнул нижнюю дверь, и они стали подниматься на второй этаж. Над лестницей горела неяркая лампочка. Потрескивали точеные старые перила. Когти Нока громко стучали по ступеням, и этот стук отдавался в железном корыте, которое висело у двери чулана. Пахло пересохшими досками, теплой пылью и древесным лаком. Это был запах пожилого доброго дома, в котором Серёжа провел все свои почти двенадцать лет… Верхняя дверь была облезшей клеенкой. Клеенка местами треснула, и в разрывах торчала пакля. На косяке весело белела кнопка. Это была обманная кнопка: звонок Серёжа и Наташка развинтили еще пять лет назад, когда строили из большой корзины и картонного ящика ледокол. Блестящая чашечка звонка понадобилась им для корабельного сигнала. С тех пор кнопку нажимали только те, кто первый раз приходил в этот дом.

Серёжа несколько раз ударил кулаком по мягкой клеенке. Бух-бух-бух… – отдалось за дверью. Сначала была тишина, потом часто защелкали подошвы, и Наташкин голос капризно спросил:

– Кто?

– Я.

– Кто "я"?

– Ну я, Сергей! Ты спишь, что ли?

Лязгнул крючок, и дверь распахнулась так стремительно, что перепуганный Нок отскочил на всю длину поводка. Наташка перешагнула порог и схватила Серёжу за локти мокрыми пальцами.

– Серёжка! Как здорово! Какой ты молодец, что приехал!

Она лишь мельком глянула на пса и даже не удивилась.

– Ой, ну как здорово! Бывают же чудеса! – повторила она и, не отпуская, потянула Серёжу в коридор.

Он совсем не считал, что его приезд такое уж чудо. Пожал плечами, втащил в коридор очень оробевшего Нока и взглянул на свою дверь. Обычно по вечерам в ней светилась тонкая щель. Сейчас ее не было.

– Где наши?

Глядя счастливыми глазами, Наташка сказала:

– Да! Ты ведь ничего не знаешь!

– Ничего не знаю. Скажешь ты наконец?

– Вы квартиру получили. Три комнаты. Уже неделю назад переехали.

Это была новость. Уж чего-чего, а такого дела он никак не ждал.

– Вот так финт… – медленно сказал Серёжа. – Это значит, я здесь уже не живу?

Она вздохнула:

– Значит… Ну и что? У тебя теперь будет своя комната. Ой, Серёжка, такая хорошая, просто прелесть! Окно на юг, реку видно. Обои на стенах такие веселые, голубенькие… Ты что, не рад?

– Да я не знаю даже…

Он и правда не знал. Он, видимо, просто устал сегодня от разных неожиданностей.

– А почему не написали, что новая квартира?

– Хотели тебе сюрприз сделать.

– Сюрприз… – усмехнулся Серёжа. Поглядел на притихшего Нока, потрепал ему загривок. – Я вот тоже сюрприз привез.

– Я уж смотрю… Это ты из лагеря такое страшилище везешь? Да нет, он хороший, только… больно какой-то уж непричесанный.

Нок вопросительно посмотрел на незнакомую девочку, потом на хозяина и вдруг зевнул во весь размах розовой пасти.

– Ой, – сказала Наташка.

– Она пошутила, Нок, – сказал Серёжа. – Она больше не будет, не глотай ее.

Наташка засмеялась и вдруг сразу встревожилась:

– Серёжка… А почему ты… Ведь смена только через десять дней кончится. Ой, выгнали, да?

– Сам ушел, – хмуро сказал Серёжа. – С начальником лагеря поругался.

Наташка охнула:

– Мамочка моя… А тебя отпустили?

– А я спрашивал?

– Серёжка, сумасшедший! Тебя же искать будут.

Серёжа поморщился:

– Да не будут, там знают… Я все расскажу, только потом, ладно?

Наташка тряхнула своими светлыми, коротко подрезанными волосами.

– Ну ладно. Идите в комнату, я вас кормить буду… Слушай, а у него блох нет?

– Нет… Не знаю… Не надо нас кормить, мы на катере ели. Ты адрес скажи. Мне ведь надо… домой.

– Ой, ты не уходи! – испугалась она.

– Как это "не уходи"?

– Подожди. Переночуй здесь.

– Зачем?

– Ну, зачем… Скучно же. Думаешь, приятно полночи одной дома сидеть?

– А где тетя Маша и дядя Игорь?

– В театр пошли. Опера из Свердловска приехала. А потом еще в гости к папиному знакомому.

– А тебя не взяли?

– А я не пошла.

– Почему?

– Из вредности.

– А-а…

– Конечно… Отца всю неделю просила: "Почини, почини велосипед". Он все: "Починю, починю". А сам дотянул… Все ребята на озеро сегодня уехали, а я дома осталась… Ну вот и пусть сами ходят в свой театр.

– Ну, ты тоже хороша. Дядя Игорь с утра до вечера на работе, а ты с велосипедом…

Наташка виновато шмыгнула носом.

– Он говорил: "Подожди до субботы". А в субботу его вызвали в порт. Что-то там срочное случилось. А он сейчас диспетчера порта замещает.

– Сейчас навигация в разгаре. Мы пока плыли, знаешь сколько всяких теплоходов навстречу попалось… Ну, ты все-таки давай адрес, я пойду.

– Останься, Серенький… – жалобно сказала Наташка.

Вот она всегда так, если хочет подмазаться: "Не уходи, Серенький. Сделай, Серенький". Только она Сереньким его и называет.

Раньше еще мама так называла, но это было давным-давно…

– Не уйдешь, да? Я пельменей сварю, у нас две пачки в холодильнике.

Пельмени – это, конечно, вещь, но…

– Куда ты пойдешь ночью… – уговаривала Наташка. – Это далеко, за семь кварталов, на углу Октябрьской и Челюскинцев. Уже полдвенадцатого. И холодно сейчас, вон у тебя руки в пупырышках.

Вечер и в самом деле был свежий. Серёжа, пока шел от пристани, слегка озяб. Но он сурово глянул на хитрую Наташку.

– Это от твоих рук. – Он потер ладонями голые локти. – Почему у тебя пальцы мокрые и холодные? Стирала на ночь глядя?

– Это я ревела, – сердито призналась она.

– Тоже из вредности? – понимающе спросил Серёжа.

– Нет… Я боюсь одна.

Серёжа внимательно посмотрел ей в лицо. Только сейчас при свете слабой коридорной лампочки он разглядел, что глаза у Наташки красные и припухшие. Он не стал, конечно, смеяться. Никогда они не смеялись друг над другом, если одному из них было по-настоящему, до слез плохо. Если человеку одиноко и страшно, кто-то должен оказаться рядом (как сегодня на станции). Хотя, по правде говоря, Серёжа не понимал: как может быть страшно в своем доме, знакомом до последнего гвоздика?

– Ладно, вари пельмени, – сказал он.

• Предыдущая
• 16/75
• Следующая