Победители - Крапивин Владислав Петрович - Страница 30
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
– Котька, ты с нами не ходи.
– Еще чего" Тебе можно, а мне нельзя?
Это просто нахальство какое-то! Нашел место где распоряжаться! Раскомандовался!
– Тебе нельзя, – твердо подтвердил Борька.
– Я тебя, что ли, обязан спрашивать?
– Дурень, – совершенно по-взрослому сказал Борька. – Смотри, у тебя ботинки раскисли и ноги насквозь мокрые. А идти-то нам туда и обратно целых десять километров. По лужам.
– Тебе-то что…
– А то, что потом еще и тебя хоронить придется. Думаешь, я не слышу, как ты по ночам от кашля крутишься?
Много обидных слов мог сказать в ответ Костик. Можно было, например, ответить, что Борьку ночью даже корабельными пушками не разбудишь, не то что кашлем. Можно было посоветовать, чтобы заботился не о чужих ногах, а о своей голове. Но все эти ответы перепутались у Костика, и он только сказал:
– Ты для меня не командир.
– Нет, командир, – сказал Борька.
– Ты?! – сердитым шепотом спросил Костик. – Думаешь, если заступался за меня, значит, командовать можешь? Все равно пойду, не указывай.
– Не пойдешь, – таким же шепотом ответил Борька. – Если хочешь знать, я имею право командовать. Ты сам говорил, что собираешься в пионеры вступать.
– Ну и что?
– А я в совете дружины, вот что. Значит, ты должен подчиняться.
Можно было сказать, что он, Костик, еще не пионер и поэтому ничего не должен. Но Костик не сказал. Четкое воспоминание о шеренге мальчишек с винтовками заставило его промолчать. И когда Борька совсем уже не по-командирски попросил: "Останься, будь человеком", Костик тихо сказал:
– Есть.
И вышел из шеренги на тротуар. Он стоял, а мимо проходили люди и нескончаемую печальную мелодию повторял оркестр. И Костику представилось, что это уходит армия, а он оставлен для ее прикрытия.
Армия уходила, унося с собой убитого фашистами Володю, а он оставался, чтобы держаться до конца. И отомстить.
Но ведь Володя убит не "понарошку", а всерьез. Это же не игра. А если всерьез, то что мог сделать Костик?
Ну как он мог отомстить не игрушечным, не из снега слепленным или нарисованным, а настоящим фашистам?
Бомбу придумать не удалось, а больше он ничего не умел. И знакомое ощущение острой беспомощности опять кольнуло его.
Володя, пока мог, тушил зажигалки. Борька ящики для мин сколачивал, пока гвозди были… Пока были… Гвозди!
Их сейчас нет, и мина, которая должна взорвать фашистский танк, взорвет его. А Протасов свежими, новенькими гвоздями прибивает к своим дровам фанеру.
Сколько надо гвоздей, чтобы сколотить корпус для мины? Хотя бы один ящик! Может быть, именно эта мина попадет под гусеницу "тигра" или "фердинанда", и стальное чудовище заполыхает оранжевым огнем, бессильно уронит длинный орудийный ствол…
Протасов поймал Костика, когда он вытаскивал плоскогубцами двадцать седьмой гвоздь. Костик почувствовал, как тяжелая рука ухватила его воротник, и сжал в правой руке плоскогубцы, а в левой – добычу.
– Змееныш… – с придыханием сказал Протасов, и лицо у него было даже не красное, а сиреневое. – Я все знаю, я давно вижу… Я в милицию…
Он потянул воротник, но Костяк рванулся с такой яростной силой, что пальтишко затрещало, а Протасов качнулся и не выдержал, отпустил.
Костик упал, но тут же вскочил, оттолкнувшись от мокрой земли сжатыми кулаками. Затем отступил на два шага, потому что Протасов опять потянулся к нему. Глядя в его лиловую рожу, Костик сказал:
– Тыловая крыса.
– У-у-у! – тонко закричал Протасов и почему-то замахал руками. Костик побежал. Протасов кинулся следом, но сразу отстал. Костик обернулся, бросил в него плоскогубцами и выскочил со двора на улицу…
Он бежал по теплой и тихой вечерней улице, и прохожие удивленно оглядывались на него. Он бежал, сдерживая закипающие слезы. Бежал, как бегут в атаку, когда самое главное – бить врага наповал.
Он бежал и видел перед собой немецкий танк, охваченный ревущим пламенем. И никакие силы не заставили бы его разжать ладонь и отдать гвозди.
1971 г.
- Предыдущая
- 30/33
- Следующая
