Семь фунтов брамсельного ветра - Крапивин Владислав Петрович - Страница 7
- Предыдущая
- 7/78
- Следующая
– Отмоешься, поедим чего-нибудь… Не бродить же тебе таким пугалом до вечера.
– К сожалению, я всегда пугало, – равнодушно сообщил он. И вдруг согласился: – Хорошо, пойдем.
Сперва я думала, что его толкнуло на согласие это мое “поедим чего-нибудь”. И только много позже поняла: нет, наверно, не только это…
Мы с минуту еще постояли над дерновым холмиком. Я сама не заметила, как положила руку на Лоськино плечо. И он этого, кажется, не заметил. Потом пошли мы к улице Машинистов. Лоська не спрашивал, далеко ли. Сперва шел молча, а потом стал рассказывать про Умку. Уже без слезинок в голосе, а словно о живом. Как Умка ждал его каждый день на лавочке, как деликатно, без жадности, принимал угощение: остатки рыбных консервов, вареную картошку, селедочные головы и обрезки колбасы. Как играл, будто котенок, сделанными из травы “мышками”, как иногда (не часто, правда) просился на руки и клал голову на Лоськино плечо… А при прощании Умка вел себя спокойно, никогда не увязывался следом.
– А ты не думал взять его домой?
– Нет… Мне кажется, он не хотел. Он был вольный кот, гулял сам по себе, как в той сказке…
Я подивилась, что Лоська знает Киплинга. Не ведала еще тогда, какой он книгочей.
В подъезде Лоська оробел опять:
– А дома у тебя кто-нибудь есть?
– Никого нет. Шагай…
3
Я ввела его в ванную, велела “отдраивать себя как следует”, но потом увидела в открытую дверь, как осторожно он трогает мокрыми пальцами перемазанные щеки и шагнула через порог.
– Ну-ка, радость моя…
Сдернула с грязнули майку, нагнула его над ванной, пустила тугую горячую струю, взяла мыло. Лоська не упирался, только один раз дурашливым шепотом сказал “спасите”. Я вымыла ему голову, оттерла тощие плечи и спину. Отскребла суровой мочалкой грязь с локтей и коленей Подумала, что надо бы постирать его штаны и майку, но не решилась. Ладно, все же чище стал… Я сама вытерла его махровым полотенцем.
Фыркая толстыми губами, Лоська сказал:
– Женя, у тебя, наверно, есть брат…
– Есть.
– Ты его так же мочалишь?
– Его помочалишь! Ему семнадцать лет.
– У-у… Я думал, вроде меня.
– Обормотов “вроде тебя” мне приходилось мочалить в лагере. Подшефных из младшего отряда. Они тоже собирали на себя пыль, песок и глину. И чуть что бежали ко мне, потому что свою вожатую боялись…
– А я никогда не был в лагере…
– Тебе повезло… Ты как относишься к сосискам? Правда они в целлофановой шкуре.
Лоська скромно признался, что к сосискам в любой шкуре он относится хорошо. И вообще к любой еде. Особенно “когда толком не позавтракал и ни крошки не обедал”.
После обеда он без всякой просьбы помог мне вымыть тарелки (видать, привычное дело) и сказал, что пойдет.
– Куда ты спешишь? Ключа-то нет, а до вечера далеко.
– Так. Погуляю…
“Уличное дитя все-таки…”
– Хочешь провожу тебя?
Лоська быстро вскинул “марсианские” глаза.
– Да. Хочу.
Мы опять побрели переулками – почти молча, с отдельными редкими словами. И оказались в начале Рябинового бульвара. Направо тянулись вдоль аллеи ряды торговцев-художников, а слева был неработающий фонтан и площадка со скамейками. Мы присели на бетонный край бассейна.
– Женя, хочешь мороженого?
– У тебя что, деньги есть?
– У меня нет. Я думал, может, у тебя найдутся пять рублей…
“Тоже мне кавалер”. Но я ничего не сказала, зашарила в джинсовом кармане. Достала железный пятирублевик. Лоська, видно, прочитал мои мысли.
– Женя, это не насовсем. На три минуты. Ты только не ходи за мной, я сейчас… – И зашагал к скамейкам, на которых устроились разного вида дядьки. Независимо так пошел, прямо. Широкие штаны парусили на ветерке и все еще влажная голова блестела слипшимися сосульками.
Дядьки на скамейках были всякие – одни “вполне культурного вида”, другие довольно “бомжеватые”. Но почти перед каждым лежала доска с шахматами. Некоторые играли между собой, а другие сидели в одиночестве, будто ждали партнера.
Лоська встал рядом с таким одиночкой – молодым, в соломенной шляпе и очках, но каким-то несимпатичным, с толстым затылком (как у откормленного охранника). Посмотрел на доску, сказал:
– Привет. Сыграем? – (Я слышала издалека).
– Гуляй, мальчик, – скучно отозвался “Охранник”.
– А почему?
– Гуляй, я сказал.
– Боитесь, что ли?
– Ты не на детской площадке. Тут играют на интерес.
– Вот… – Лоська положил рядом с шахматной доской мою денежку. “Охранник” сдвинул повыше шляпу, глянул внимательней:
– А не жалко?
– Для хорошей игры не жалко, – ровным голосом разъяснил Лоська. Кое-кто на него оглядывался (некоторые хмыкали).
Охранник сказал с зевком:
– Ну, садись, раз такой смелый.
– Вы свой-то “интерес” поставьте тоже, – напомнил Лоська.
– Все по закону… – Дядька положил рядом с Лоськиной свою монетку.
Они стали двигать фигуры. Мне хотелось подойти, но я чувствовала – Лоську это смутит. Игра шла минут пять.
“Охранник” вдруг сказал:
– Ну и что?
– Что “что”? – вежливо переспросил Лоська.
– Подожди… как это у тебя получилось?
Лоська пожал плечами: получилось мол. Смотрите сами…
– Ладно… ладно-ладно. Тогда я так!
– Тогда будет мат в два хода.
– Как это?
– Так и так…
– Ну, тогда я…
– Нельзя. Шах же…
– Й-й… ёлки сухостойные… Это что же?
– Это всё, – вздохнул Лоська.
– Ну, ты и стервец…
– Разумеется. Спасибо за игру, – Лоська смахнул в ладонь обе денежки и погрузил их в складки штанов. Его и “охранника” уже обступили зрители.
– С кем-нибудь еще? – скромненько спросил Лоська.
– Да ну тебя, знаем… – отозвался кто-то.
Два игрока – один похожий на доцента, другой на дворника – переглянулись. “Доцент” спросил:
– Рискнем, коллега? Пять рублей не деньги.
– Давай. Только ты первый…
– Я могу сразу с двумя, – предложил Лоська, почесывая пяткой щиколотку.
– А вы, молодой человек, не переоценили свои возможности? – “Доценту” Лоська был явно симпатичен.
– Мне просто некогда, – отозвался “молодой человек” и подтянул штаны. Дядьки с двумя досками сели рядом, Лоська остался на ногах. Это было недалеко от меня, я не выдержала и подошла…
В шахматах я ничего не понимаю. Видела только, как “Доцент” и “Дворник” задумывались перед каждым ходом, а Лоська моментально двигал фигуры то на одной, то на другой доске. Доцент сдался первым. Некультурно почесал макушку и положил на бок короля (словно даже с удовольствием). Его небритый компаньон держался еще минуты две. Потом бормотнул неразборчиво, сдвинул фигуры с доски. Лоська терпеливо подождал, когда они расплатятся. “Доцент” спросил:
– Коллега, какой у вас разряд?
– Никакого… Лоська оглянулся на меня, протянул пятирублевик. – Вот. Спасибо… Ну что, идем?
Когда отошли, я спросила:
– Ты кто? Вундеркинд?
Лоська не удивился. Видимо, знал это слово. Но не знал, вундеркинд он или нет.
– Просто они все играют по правилам. По одним и тем же. А есть еще всякие другие способы. Это чувствовать надо.
Что-то похожее Илья говорил про компьютерные дела, когда пытался объяснить мне (правда без результата) свои теории.
– Лосенок, тебе, наверно, учиться надо…
– А! – он махнул кулаком с зажатыми денежками. – Вон мороженое. Пошли…
Мороженое он купил ананасовое, я его не люблю, но все равно было славно (только чуть-чуть грустно почему-то) сидеть на бетонном барьере у сухого фонтана, лизать сладкий брикет и молчать без всякой неловкости, а просто так, по-хорошему. Потом Лоська метко бросил скомканную обертку в ближнюю урну, встал и сказал, что ему пора домой.
– У тебе же ключа нет!
– Я к маме на работу забегу. Она, конечно, скажет, что я растяпа, ну да пусть. Тем более, что и правда растяпа… А дома дел полно.
– Лоська, ты… если захочешь, заходи ко мне.
Он растянул в улыбке толстые губы.
- Предыдущая
- 7/78
- Следующая
