Тополиная рубашка - Крапивин Владислав Петрович - Страница 19

• Предыдущая
• 19/22
• Следующая

На четвереньках я подобрался к окну. Встал, ухватился за край. Царапая коленками железо, подтянулся, заглянул в ржавую пустоту… И сразу в локти мне впились железные колючки, меня дернули в сторону, я услышал проволочный скрежет…

Меня держали за руки два чудовища. Две косматые железные куклы ростом со взрослого дядьку. Они состояли из клубков колючей проволоки. Вместо головы – комок ржавого железа, ни лица, ни глаз. Понятно было, что нисколечко они не живые, а вроде заводных.

Я подумал, что все пропало, но – удивительное дело – в тот момент ничуть не испугался. Потом я узнал, что такое состояние называется по-научному “защитная реакция организма”. Ну вот, из-за этой реакции я и вел себя спокойно. Проволока въедалась в голые руки, и я сказал:

– Пустите вы, болваны, больно ведь.

Но колючие болваны покачивались с легким скрежетом и не пускали.

Они не очень крепко держали, я мог бы вырваться, но понимал, что ржавыми шипами-издеру кожу.

Сзади, противно скрипя, подошло третье чудовище, ткнуло колючим кулаком в мою спину, и меня повели к передней части троллейбуса. Мокрая трава щекотала босые ноги, и ее холодные касания казались мне теперь такими приятными по сравнению с царапающей хваткой железных кукол…

Дверь кабины со скрежетом раздвинулась, и я увидел Хозяина.

Я думал, что Хозяин – это страшный колдун вроде Кащея, а оказалось, что это низкорослый мужичок с круглым животиком, лысоватый, с дряблыми щеками. У него были заплывшие глазки и мясистый нос. И одежда совсем не колдунская – старые галифе, из-под которых спускались завязки кальсон, стоптанные чувяки и мятый черный пиджак, под которым, кажется, ничего не было. В общем, никакой не злой волшебник, а хозяин частного огорода, который спекулирует овощами. Или жулик-завхоз с мелкого склада.

Но я сразу понял, что это Хозяин. Потому что в вырезе пиджака на волосатой груди его светился ключик из блестящей нержавейки. Маленький ключик вроде чемоданного. На шнурке.

Хозяин деловито вытер о галифе ладони, шагнул в траву, глянул на меня и хихикнул:

– Привели голубчика? Ну-ну…

Я все еще не боялся.

– Чего они вцепились? Скажите, чтоб отпустили! – сердито потребовал я.

– Отпустят, отпустят, – пообещал Хозяин. – Конечно. Только маленько апосля… Хе-хе… Как все дела оформим, так и отпустим.

– Какие еще дела?

– Документик надо составить. Как, значит, полагается. Что попытка воровства. То есть хищения…

– Врете вы все! Я у вас ничего не брал!

– А ключик-то кто хотел стащить? А? Мы тебя давно проследили, не отопрешься.

– Врете вы все, – опять сказал я. И глупо проговорился: – Не могли вы за мной следить, у меня ничего железного нет.

– Хе-хе… Как это нет? Да ты от своего компаса весь промагниченный. И еще есть железное, только ты сам не знал. Эта самая… железная решимость, чтобы, значит, ключик чужой украсть и колечко не– свое отпереть. Это мы нашим уловителем сразу определили. Не выйдет у тебя, нет… Освободитель нашелся! Сейчас мы на освободителя актик составим, а потом в суд. Все по закону…

“При чем тут суд? Псих какой-то”, – подумал я. И все смотрел на блестящий ключик. И еще пытался разглядеть под рукавом пиджака браслет, но не видел.

Хозяин сел на ступеньку в двери троллейбуса, достал из-за пазухи большущий блокнот и ручку-самописку. Зачем-то лизнул у ручки перо, добродушно посопел и поднял на меня глазки.

– Ну дак, значит, как фамилия, имя-отчество, год рождения и место-проживание?..

– Фиг вам, – сказал я.

Мои проволочные конвоиры сердито заскрежетали и сильнее вдавили колючки. А Хозяин ничуть не разозлился.

– Ну и ладно. Ну и так знаем… Хе-хе. Пяткин-то Лев Эдуардыч про тебя все данные сообщил. Вот так, хороший ты мой…

Вот оно что!

– Гад он, ваш Пяткин, – искренне сказал я. – Пьяница проклятая, всю совесть за бутылку продал. Шпион…

– Хе-хе, кому шпион, а кому надежный помощничек. Он у меня на тебе премию заработал, так что не отпирайся.

Я кипел от злой обиды и молчал.

– Ну и молчи, – покладисто проговорил Хозяин. – Все одно судить будем. Степа, давай принадлежности.

Колючий болван, который стоял в сторонке, со скрежетом полез в заднюю дверь троллейбуса и оттуда вывалил железную бочку. Подкатил, поставил перед Хозяином, как стол. Потом… потом приволок и положил на бочку громадный, как у палача, топор! С полукруглым зазубренным лезвием и кривым топорищем.

Вот тут я перепугался. Весь ослабел даже. И дышать перестал.

– Хе-хе, – обрадовался Хозяин. – Поржавела железная решимость-то, а?

– Ничего не поржавела… – слабо сказал я.

– Да ты не боись, – утешил он. – Топор-то, он так, для авторитету. Голову я тебе рубить не буду, что я, зверь кровожадный какой-нибудь? А вот постегать тебя придется, железной крапивой. – Он опять ржаво и отвратительно хихикнул. – Такой сорт специальный, очень для воспитания подходящий.

– У вас у всех одно и то же на уме, – бессильно огрызнулся я, вспомнив тетю Тасю.

– Хе-хе, – обрадованно отозвался Хозяин. – А уж опосля того дела браслет тебе для послушания… Степа, давай-ка.

Безобразный Степа, переваливаясь, побежал к темной опушке и вернулся с чем-то черным, длинным и колючим в лапе.

И тогда я рванулся!

Я боялся унижения не меньше, чем топора, и отчаянно дернулся из ржавых когтей. Они разодрали мне руки от плеч до кистей, но я взмыл над поляной и с высоты, не чуя боли, радостно и освобожденно заорал:

– Эй ты, ржавая кадушка! Взял, да? ! Фашист паршивый! Прыгни сюда, я оборву тебе завязки на подштанниках!

Он и правда запрыгал! Забегал по поляне, хлопая чувяками, и несколько раз подскочил. Я снизился метров до трех и плюнул ему на макушку. И попал! Он завизжал, замахал кулаками, заорал:

– Хулиган! Спускайся, а то хуже будет!

Я захохотал. Знал, что хуже не будет.

Но… ведь и лучше не будет. Ключик-то у Хозяина. И заперты наглухо все ржавые браслеты…

Хозяин все бегал по кругу, ключик серебристой искоркой вздрагивал у него на груди.

И еще что-то сильно сверкало внизу. В траве. У передней стенки троллейбуса. Может, еще один ключик?

Мысль была, конечно, совершенно глупая, но я все же спикировал к земле. Хозяин со злорадным воплем кинулся на меня и, конечно, не успел: я взвился опять. Однако за секунду мне удалось разглядеть, что блестит среди травяных стеблей осколок стекла. Наверно, от разбитой фары.

У расколотых стекол всегда острые края…

А шнурок у ключика совсем тонкий.

Ну, давай, Славка, думай. Решайся…

Конечно, отпереть браслет на Хозяине я не сумею. Он со своими ржавыми дураками десять раз успеет меня скрутить. Но есть же другие браслеты! На Насте, на Глафире, на Степаниде. Был бы ключик!

– Спускайся лучше добром! – опять завопил Хозяин. Он стоял задрав голову и все тер ладонью лысую макушку.

Я сказал ненатурально и плаксиво:

– Ага, “спускайся”. Чтобы вы меня отлупили, да?

Он сразу учуял новые нотки в моем голосе. Торопливо пообещал:

– Не буду, не буду! Да что ты! Пошутил это я… Ты спускайся, поговорим, обсудим все. По-хорошему, значит…

– Мне ваш ключик вовсе и не нужен, – обиженно сообщил я с высоты. – Пяткин вам наболтал, а вы этому пьянице и поверили… А я и не за ключиком прилетел, я хотел у вас колдовать научиться, вот…

– Ну и хорошо, ну и давай! – суетился он. – Я ведь чего… Я, конечно… это… научим! Ты давай, лети вниз-то… А? Ну, не боись.

– Ага, “не боись”… А эти дураки опять полезут. И так всего исцарапали!

– Степа, Федот, Кузя! Брысь! – гаркнул Хозяин, и прислужники торопливо полезли в троллейбус. Хозяин опять задрал голову.

– Ладно… – сказал я. И почти со скоростью падения опустился перед троллейбусной кабиной. Сел. Правой ладонью быстро накрыл стеклянный осколок, а левой вцепился в согнутую коленку и громко ойкнул.

Хозяин быстро засеменил ко мне.

– Ой, – опять сказал я. – Кажется, ногу подвернул. И в пятке-колючка. Посмотрите, пожалуйста.

• Предыдущая
• 19/22
• Следующая