Пространство мертвых дорог - Берроуз Уильям Сьюард - Страница 10

• Предыдущая
• 10/67
• Следующая

Для стрельбы можно использовать множество позиций. В некоторых лучше держать оружие обеими руками. Например, когда оно держится на уровне глаз. В том случае, когда оружие держится одной рукой, лучше слегка наклониться вперед, чтобы прицеливаться как бы немного сверху по отношению к точке прицела. Можно также держать револьвер второй рукой непосредственно за цилиндр, но в этом случае она должна обязательно быть в перчатке.

Быстрые неожиданные движения тела могут привести к решающему промаху противника при первом выстреле. Для худого человека самым простым будет резко повернуться вбок или упасть на колено. Выхватывая оружие, обязательно улыбайся. С таким видом, словно хочешь сказать: «А вот это – тебе от меня».

Отождествляй себя со своим оружием. Ощупывай его пальцами, пока тебе не станет знаком каждый его изгиб. Думай о дуле, как о стальном глазе, который внимательно ищет слабые точки противника. Путешествуй во времени – думай о пуле, попавшей во врага, как о свершившемся факте.

Если противник сам нарывается, лучше всего сделать вид, что уклоняешься от столкновения. Это вынудит его все дальше и дальше забираться на твою территорию, удаляясь при этом от базы.

Он изучает «Анатомию» Грея, мысленно прочерчивая траектории, которые пуля проходит внутри тела. Что расположено между солнечным сплетением и позвоночником? Где проходят крупные вены и артерии?

Пещерные художники часто изображали свою добычу с видимыми внутренними органами, так и вам следует представить, словно вы просвечиваете вашего противника рентгеном. Отождестви себя со смертью. Представьте, что ты и есть смерть твоего противника.

На четвертый день Ким просыпается, чувствуя, что боль в лодыжке почти исчезла. Он легко может ходить, опираясь на вырезанную им и обработанную наждачной бумагой тяжелую трость из дерева гикори. Он принимает дозу экстракта гашиша вместо опийной настойки и пишет…

Я учусь вырабатывать независимость револьвера, руки и глаза друг от друга, так чтобы они действовали каждый сам по себе и чтобы привычка целиться и стрелять превратилась в условный рефлекс. Я должен научиться действовать независимо правой и левой рукой, как парочка сиамских близнецов. Я представляю себе, будто сижу голый на стуле, обтянутом розовым атласом. Если посмотреть на меня слева, то моя прическа выдержана в духе XVIII столетия, волосы уложены в пучок на затылке.

Я сижу с вставшим членом. На мне нет ничего, кроме розовых шелковых чулок до колена и розовых бальных туфель, я целюсь в скукожившегося от страха Инквизитора двуствольным кремневым мушкетом, который держу в левой руке. Кремень исполнен в виде наконечника стрелы; эту изысканную игрушку сработал один швейцарский часовщик: после каждого выстрела начинает играть скрытая внутри мушкета музыкальная шкатулка. Пули смазаны серой, амброй и мускусом.

«В сочетании с запахом черного пороха, падре, аромат просто изысканный».

Если же посмотреть на меня справа, то на мне – высокие сапоги, и я целюсь в шерифа – охотника на черномазых – из русского револьвера 44-го калибра. От того что я расщеплен на две половины, я возбуждаюсь еще больше, как это бывает в щекочущих воображение эротических снах, похожих на сны о сборах в дорогу, когда понимаешь, что твой чемодан уже до отказа набит нужными тебе вещами, а в выдвинутом ящике перед тобой еще куча всего, что нужно взять с собой, в то время как в порту уже гудит к отплытию твой пароход… Пуля 50-го калибра крушит поповский череп. Музыкальная шкатулка исполняет менуэт, после того как я попадаю шерифу прямо в адамово яблоко. Я называю это «нашпиговать как индюшку».

Ким переходит через старое железнодорожное полотно. К ржавым и заросшим сорняками рельсам надо подниматься по склону насыпи. Он расставляет вдоль насыпи свои мишени. Он ощущает оружие словно продолжение собственной руки. Он знает, чем занята каждая клеточка его тела. Он крутится на месте и подпрыгивает, стреляя из самых невероятных позиций. Он принимает непристойные позы, пританцовывает с. оттопыренной задницей, словно уличный мальчишка. Он бесстыдно вихляет тазом, пронзая шерифу сердце, а затем шутки ради быстренько стреляет ему еще и в голову, которая тут же взрывается, раскидывая во все стороны красные ошметки, потому что ее изображает банка консервированных томатов. Ким потирает у себя в паху, созерцая мертвого блюстителя закона.

«Ты уже труп, от тебя воняет».

Он поворачивается, чтобы уйти, и делает «вульгарный жест, принятый среди проституток, состоящий в поднятии ноги и демонстрировании противнику подошвы обуви в знак презрения».

Помощник шерифа – тип с жабьей мордой – бочком пятится в открытую дверь. Ким спускает штаны, наклоняется и стреляет у себя между ног. Вжжжикк… он попадает прямо в солнечное сплетение, снизу вверх.

Затем выпрямляется и видит обращенное к нему лицо, которое кажется ему сперва просто сплетением ветвей кустарника, как лица на этих забавных картинках, где можно выиграть поездку на Ниагарский водопад, если отыщешь всех, кто спрятался среди деревьев и облаков…

(Мягкие ленивые псы пропахшие запахом человечества глаза вечно ищущие давно исчезнувшего возлюбленного дыхание которого более никогда тебя не согреет.)

Это лицо фавна с острыми ушками, желтыми глазами и темно-рыжими кудрями, похожими на бронзовую проволоку. Он одет в рубашку и крапчатые брюки. Ким ощущает расслабленность, странное головокружение, когда картинка оживает. Не дергаться. Не нервничать. Мальчик потирает у себя в паху и посылает Киму ленивую волчью улыбку, обнажая острые звериные зубки. Ким продолжает стоять со спущенными штанами и набухшим членом, лицо его так же бесстрастно, как летнее небо с проплывающими по нему облаками.

(Точно так же, как когда я еще был крохотным кенгуренком в сумке у сестры Хоу и ничего не вызывало у меня тогда отвращения: даже слезы, даже когда горячая кровь текла из носа, запах сырого мяса.)

Мальчик приближается. На нем мягкие желтые сапоги до колен. Тяжелый револьвер, в котором Ким узнает новенький полуавтоматический кольт, висит у него на поясе. С другого бока – серебряная флейта в кожаном футляре.

– (Темнота сгущается у меня за спиной, собираясь в чернильные лужи. Мы начинаем вгрызаться в наши булки… их пышный аромат ударяет мне в голову, легкая щекотка возбуждения пробегает у меня по спине.) Меня зовут Карл Крысолов.

– А меня – Ким Карсонс.

– Я хочу отсосать у тебя, Ким.

Стоя у разрушенной железной дороги на песчаном берегу глубокого водоема, Карл обхватывает бедра Кима своими бедрами, правой рукой держит Кима за талию, флейта в левой руке играет прямо в левое ухо Кима гудки призрачного поезда с пустынных путей, плач мальчишек на эстакаде и у берегов водоемов тонкое призрачное растворение в чернильной темноте космоса. Ким кладет руку на ягодицы Карла вонзает ему член прямо в бледное лицо, обращенное к небу: горячая кровь текла из носа запах сырого мяса прямо по его груди орошая кровью его брызжущий семенем отросток.

Он выпрямляется и видит лицо не слезы сначала… просто сплетение ветвей кустарника… мальчик приближается… уже можно различить тяжелый револьвер, пропахший запахом человечества у него на поясе… вечно ищущий давно исчезнувшего возлюбленного с другого бока – серебряная флейта… лицо фавна, собираясь в чернильные лужи… Ким, наши булки, их пышный аромат… давление… щекотка возбуждения пробегает по спине странное головокружение-старое железнодорожное полотно крапчатая зеленая рубашка и брюки… потерянный одинокий мальчик плачет с набухшим членом лицо его тонкое призрачное растворение в чернильной луже запах сырого мяса втягивая его в забавные картинки кто спрятался среди деревьев мягкие ленивые псы на другой стороне глаза распахнутые в изумлении вечно… темнота сгущается у меня за спиной дыхание которого более никогда тебя не согреет… острые ушки и желтые глаза ощущает щекочущую расслабленность…

– Я хочу отсосать у тебя, Ким.

• Предыдущая
• 10/67
• Следующая