Любовь до белого каления - Ларина Арина - Страница 35

• Предыдущая
• 35/46
• Следующая

Вид у Носкова был весьма неважнецкий. Можно даже сказать – дикий. Он уставился на Таню и шел к ней, как мышь на зов волшебной дудочки, не сводя глаз и нервно сглатывая.

Она быстро улыбнулась и выпалила:

– Сколько лет, сколько зим! Хорошо выглядите. Только не садитесь здесь, у меня важная встреча.

– И вы… тоже… выглядите, – оторопело покивал Носков, уцепившись за стол.

– Юрий Михайлович, пожалуйста, не надо здесь стоять, – начала она и в ужасе осеклась.

– Бывает же, – покрутил головой бывший начальник. – Анекдот. Так это вы мама Карины?

– А вы папа Веника, – криво улыбнулась Таня, но от страха губы у нее прыгали так, что дергалась щека. – Что? Что с Каришей?

И тут она заплакала. Хорошо, что косметики не было.

– Так вы уже знаете? – тихо спросил Юрий Михайлович.

– Что я должна знать? – Татьяна внезапно схватила его за ворот куртки и тряхнула, как грушу.

– Про них с Веником?

– Вы как были занудой и педантом, так и остались! – заорала она ему в лицо, испытывая горячее желание отлупить Юрия Михайловича по толстощекой физиономии.

– Да-да, я помню, вы еще по телефону говорили… Только я не знал, что вы – это вы, а я – это я…

– Сейчас я тебя ударю, – с ненавистью прошипела Таня. – Где моя дочь?

– Так не знаю! – Он пожал плотными плечами и осторожно попытался отцепить ее пальцы от куртки. – Дело в том, что я подслушал их разговор, случайно. Просто девочка так громко говорила, что я не мог не услышать. Конечно, мой сын повел себя не совсем по-мужски, но я с ним потом поговорю. Они ушли, а я нашел в его записной книжке ваш домашний номер.

– Мой?

– Ну, не совсем ваш. Каринин.

– Что вы врете тут. Там что, были перечислены все ее родственники и я с именем-отчеством?

– Я пробил ваш номер по компьютеру и вычислил по датам рождения, кто может быть ее матерью. Послушайте, что я тут оправдываюсь, как будто в чем-то виноват? – неожиданно вспылил Носков и стряхнул Танины руки. – Они оказались достаточно взрослыми, чтобы сделать ребенка, и недостаточно взрослыми, чтобы разобраться, как с ним быть. Мне кажется, что нам с вами надо как-то… ммм…

– Не смейте мычать! – взвизгнула Татьяна так громко, что народ начал на них оглядываться.

– Нам надо им помочь! И себе тоже помочь! Пока эти сопляки не понаделали чего-нибудь непоправимого.

– Чего не понаделали? Чего? По-моему, все непоправимое уже случилось. И что делать?

– Это я у вас хотел спросить. Я не понял, насколько у них серьезные отношения.

– Вы что, издеваетесь? Куда уж серьезнее, если моя дочь беременна? Вы ведь на это намекаете?

– Я не намекаю, я прямо говорю. И перестаньте смотреть на меня, как на врага. У нас общая беда и…

– Общая? Да если бы ты смотрел за своим ребенком, если бы ты воспитывал его нормально, ничего бы не было!

– Па-а-азвольте! – заголосил Юрий Михайлович и даже привстал. – Я пытаюсь договориться с вами по-человечески, а вы что же? А как вы воспитывали свою дочь, если она допустила…

– Презервативы ребенку надо покупать!

– Мой сын не такой! Он серьезный мальчик, он хорошо учится! Это ваша дочь…

– Не тронь мою дочь!

– Да я не трогал!

– Еще бы ты ее трогал! Да я за своего ребенка глаза выцарапаю и все оторву! Ясно?

– Какой-то неконструктивный диалог у нас получается, – вдруг печально заключил Носков. – Вы мне скажите, вам как лучше: чтобы девочка родила или чтобы нет?

– Лучше, чтобы ни тебя, ни твоего сына в природе не было, – с ненавистью сообщила Татьяна. – Как она теперь может не родить, если она беременна?

– Ну, мало ли, – намекнул Юрий Михайлович и сразу сник под тяжелым Таниным взглядом. – Я это к чему: давайте тогда как-то обдумывать их совместное будущее. Собственно, материальную сторону вопроса я беру на себя, но ребенку нужна будет бабушка, ведь девочке надо учиться.

– И что вы на меня уставились? – Татьяна уже немного успокоилась и снова начала «выкать». – Где я возьму бабушку? Нет у меня знакомств в богадельне.

– Я имел в виду, что вы могли бы заниматься с внуком…

– Я-а-а-а? – ахнула Таня. – Я – бабушка? С внуком? Да ты что себе позволяешь? Материально он обеспечит. А я что, по-твоему, под забором ночую? Дома я сяду! Нет, люди добрые, вы гляньте на этого наглеца. А работа? Мне что, уволиться теперь?

«Люди добрые», уже давно и с интересом следившие за ходом переговоров, послушно начали разглядывать съежившегося Носкова.

– Перестаньте устраивать спектакль, истеричка! Да я могу платить вам как няньке! Это всяко будет больше вашей библиотекарской зарплаты! Мы нищие, но гордые, скажите на милость! Это и мой внук тоже, между прочим. Хватит ломаться: будете жить у нас, на всем готовом. У меня еще есть приходящая домработница, она будет помогать частично. Будете нормально питаться, оденетесь как человек…

– Я оденусь как человек? – ахнула Татьяна. – Да что вы себе позволяете?! Жену свою в бабки записывайте! Или она у вас молодая и красивая, на роль бабульки не годится?

– Ладно-ладно, извините. Нет у меня жены. И вообще мы теперь почти родственники, давайте как-то попробуем ладить.

– Ладить? – эхом повторила Таня. – Я сейчас с ума сойду. Посидите, я через минуту вернусь.

Она рысью побежала в дамскую комнату и уставилась на свое отражение в небольшом зеркале.

– Какой ужас, – простонала она и в отчаянии вцепилась в волосы. – Бомжиха! И он же теперь все расскажет Крыжовникову! Осталось только повеситься! Опустилась, спилась, дочь по рукам пошла! А-а-а-а!

Из кабинки послышался звук спускаемой воды и появилась объемистая женщина с доброжелательным румяным лицом. Она оценивающе посмотрела на Таню и весело утешила:

– Если осознала, уже хорошо. Брось пить, приведи себя в порядок, займись дочкой.

– Займусь, – злобно пообещала Татьяна. – Пусть только вернется домой – так займусь, как никогда не занималась!

Она снова повернулась к зеркалу: под глазами темные пятна от туши, недосохшие волосы торчат грязными, как будто сальными, прядями, красное лицо, прихваченное после ванны морозом, домашняя растянутая футболка с надписью «Хочешь – догони!» и старые джинсы со стразами во всех местах. На фоне всего этого дубленка, оставленная на стуле в зале, выглядела, видимо, краденой.

Уложив под сушилкой для рук волосы и смыв тушь, после чего под глазами образовались красные распухшие мешки, Таня вернулась к Носкову. Он внимательно наблюдал, как она торопливо одевается.

– Уже уходите?

– Нет, просто замерзла, – скованно ответила Татьяна. Чувствовала она себя – хуже некуда. Что про нее мог подумать бывший шеф, даже страшно было представить. Самое ужасное, что он имел полное право думать все, что угодно. Сначала она разговаривала с ним, как престарелая кокетка с ревматизмом, которую зовут на вечер «кому за шестьдесят», потом как базарная хамка, а теперь вообще непонятно, как себя вести. В свете того, что они действительно, как это ни странно, почти родственники. В таком виде бить себя в грудь и орать, что она креативный директор, – только позориться. Лучше молчать и пытаться выправить ситуацию. Хотя как выправить, если она выглядит как аварийный автомобиль, валяющийся в кювете кверху колесами?

– Ваш луковый суп и буханка хлеба, – давешняя официантка плюхнула на стол одуряюще вонючий суп и хлеб в плетенке.

Юрий Михайлович потрясенно моргнул, но ничего не сказал.

– У них нельзя сидеть просто так, пришлось заказать, – попыталась оправдаться Татьяна, но получилось только хуже.

– А я буду неоригинален, – не принял подачу Носков. – Чашечку кофе и сливки. Отдельно, пожалуйста.

Когда официантка ушла, он вопросительно посмотрел на Таню.

– Я понимаю, вам тяжело это пережить. Давайте вы все обдумаете, поговорите с дочкой, а послезавтра мы встретимся у нас и все обсудим.

– У нас?

– Не у вас, а у нас, дома, – терпеливо пояснил Юрий Михайлович. – Вот, я сейчас напишу вам адрес. Это недалеко от метро, двадцать девятый троллейбус…

• Предыдущая
• 35/46
• Следующая