Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 10

• Предыдущая
• 10/93
• Следующая

И еще – может быть, показалось? – дядюшка морщился то ли болезненно, то ли брезгливо, когда она попыталась задать – всего раз или два – вопрос о том, что было до происхождения мира... до Бога...

И еще – Якун говорил, что кто-то в нас уже все решил и потом только ставит нас в известность – нашими же делами. А я вот лежу и медленно помираю.

Значит, именно этого я хочу? Как странно...

Четыре дня Алексей не знал ни минуты отдыха. То есть он бросал что-то в рот и прожевывал на ходу, урывками спал... Но на исходе четвертого дня он имел в своем распоряжении двадцать две деревянные пушки... или правильнее сказать – по одиннадцать выстрелов на каждый из лафетов. Больше сделать было просто невозможно... железо кончилось. Возможно, у кузнеца были и другие тайники-запасы, но Алексей просто не имел права требовать от этого человека чего-то большего. Поэтому, когда тот сказал... это все, – Алексей только кивнул. Вынул из кармана заранее припасенные изумруды... два больших, с фалангу пальца, и один поменьше. Ключи и карты Домнина продолжали верно служить ему...

Это иногда ввергало его в сомнения... а полно, вышли ли мы из Кузни? Не видимость ли вокруг? Будто бы не видимость... Проверить нечем, вот в чем беда.

За эти дни стало чуть теплее, дождь и ночью оставался дождем, болота разбухли еще сильнее и уже выливались через край, даже мощенные дороги местами стали непроезжими, дальний лес стоял по пояс в воде, дикие козы плыли куда-то по реке, тонкие рога торчали вверх и назад. Запах стоял как ранневесенний... мокрой пашни и молодой травы.

Туман возникал ранним вечером и стоял почти до полудня.

А потом с юга потянуло сухим жаром. Как раз накануне Алексей упал в кузнице на застеленную лавку и исчез отовсюду. Ему показалось, что растолкали его через минуту, но оказалось, что зовут к обеду. А вечером из дальней деревни прискакал мальчишка и крикнул, что по дороге с юга идет сильное войско...

– Что же ты, сотник... – Конрад Астион говорил как бы укоризненно, но в голосе слышалась усмешка. – А говорил, все тропы тут наощупь знаешь...

Афанасий же испытывал действительное смущение. Уже три раза приходилось возвращаться, упершись в непроходимую трясину, и он никак не мог понять... неужели же начала поскальзываться всегда безупречная память? Или так вздулись болота, что потаенная тропа не нащупывается под слоем грязи?..

Но если так – надо возвращаться, первое место, с которого ушли, и было скорее всего началом той тропы. Возвращаться же почему-то казалось неловким...

– Передохнем, – сказал он. – Люди вон с утра не жравши.

– Хорошая мысль, сотник, – сказал Конрад, тылом запястья проверяя толщину корки грязи на щеке. – И хорошо сказано... с утра. Не уточняя, с какого.

Однако тут даже лапу не помоешь, чтобы потом ее пососать.

– Помоем после... – Афанасий посмотрел вперед поверх деревьев. – Ох, бани у нас там... ты себе не представляешь, потаинник... А пожрать найдется. Я сохранил.

– Ремень? – с готовностью отозвался Конрад.

– Примерно...

В седельной сумке у него запрятаны были три овсяных лепешки, до прозрачности пропитанные маслом, и ком соленого пересушенного мяса походный провиантский запас, взятый неделю назад с убитого степняка. Ни о степняке, ни о припасе Афанасий никому говорить не стал. Велика ли доблесть... рубануть сзади присевшего по нужде воина? А припас вот пригодился. Сознайся же – сожрали бы сразу...

Уже привычно и ловко действуя левой рукой, он размотал тряпицу, скрывавшую сокровища, и кивнул... налетай.

Каждому получалось по четвертой части лепешки; мясо же взялся строгать длинноусый крепыш Павел Спиридон, обладатель отличного кривого засапожного ножа. Стружка тебе, стружка тебе... не налегайте на соленое, ребята, воды мало...

Все равно что в море... кругом вода, однако помереть от жажды очень даже легко. Здесь не от жажды, конечно, помрешь, а просто поносом кровавым вывернет наизнанку... в чем и утешение. Питьевую воду собирали, растягивая под дождем плотную холстину. Но последние дни дожди шли квелые; сегодня же не было вообще никакого.

– Будем пробовать, пока не найдем, – как бы в небо сказал Конрад, ему даже не стали отвечать – и так все ясно, чего уж там. Тропа есть, перейти болото надо... значит, перейдем. Теперь вот поели, дня на два хватит. Ну, а совсем невмоготу станет – что ж, лошадки-то вот они...

Впрочем, Афанасий не мог бы сказать наверное, кого бродиславы съели бы скорее – лошадь ли, а то и кого двуногого. И как стали бы выбирать... по жребию или большинством голосов?

Почему-то последние дни смеялись надо всем подряд. Смеялись утомленно, но охотно – будто пивные бражники. Даже пусть и не смешно было что-нибудь отмоченное, все равно встречалась шутка дружным гоготом...

– Я слышал, животные находят пути в болотах, – сказал все так же в небо Конрад. – Может быть, попробовать пустить вперед лошадей?

– Лошади не чуют брода, – сказал Афанасий. – Коровы чуют, а лошади вот – нет... Не дал Бог безрогим такого дара.

– Ну, брат сотник, – даже чуть пригнулся вперед Павел, – если все дело только в рогах, так мы их твоему жеребцу враз наставим! С кем он роман последний раз крутил? С Желановой Хлопушкой?

– Жениться обещал, – флегматично подтвердил Желан, работая челюстями.

– Рога рогами, – задумчиво сказал азах Иларион, – а вымя где взять?

– Да, – согласился Павел и задумался. – Доброе вымя – это полкоровы.

– Накладное сделать, – показал руками Конрад. – Только это и остается.

При дворе ведь служилые девки как себе все устраивают?..

– Тайная служба и это знает?

– Тайная служба ничем другим и не занимается. Она вообще для отвода глаз существует. А настоящая тайная служба – это две поломойки, Ванда и Варвара.

– Но ты же в тайной службе?

– Вот... так уж сложилось...

– Однако же сейчас-то делом занимаешься?

– Попросили, я и согласился. Они, знаешь, как в угол зажмут – на что угодно согласишься, лишь бы отпустили...

Все вокруг уже изнемогали от хохота, подпрыгивали на корточках, Иларион обнял осинку и трясся вместе с нею. Афанасий тоже хохотал, придерживая безжизненную правую руку, мертвую колоду, непонятно зачем таскаемую за собой, постоянный источник боли и неудобств... Впрочем, кость вроде бы срослась, пальцы перестали быль ледяными и время от времени подергивались. Ведима Аэлла, пользовавшая его, говорила, что через год он просто забудет о том, что был ранен. Но для этого требовалось жить в тепле и покое, пить травы, подставлять себя когда под нежные, а когда и под совершенно безжалостные ее руки.

• Предыдущая
• 10/93
• Следующая