Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/93
• Следующая

А потом – его потянуло назад. Потащило. Поволокло. На миг он потерял опору. Взмахнул руками. Руки были мягко привязаны к чему-то, и это умирило бросившееся в панику сознание. Горы оказались по сторонам, потом впереди. Его несло в степь, в самую глубь степи – все быстрее и быстрее. Океанские зеленые волны бежали по веками не тронутой траве. Похожие на когти облака наискось пересекали густое, почти твердое небо.

Полет... Трава пожухла и съежилась. Серые проплешины.

Пепел времени.

Черные стрелы, вонзенные в серо-зеленое тело.

Сливаются. Каждая стрела исходит от черного насыпного кургана со знаком Опрокинутой Чаши. Курганов все больше...

Земля уходит вниз. Впадина Чаши... недоступный, навсегда запретный для смертных мирок. Иссушенный огненным жаром, дымный, ядоносный... Трещины в земле.

Потом – в трещинах глубокое пламя, таящееся, еще не готовое выскочить и пожрать все.

Это будет. Но не сейчас.

Уголь горит под землей. Сизый дым... Сизый, сизый... пластами... След.

Андрон понял, что это след, по каким-то ему самому непонятным признакам. Все будто бы то же самое, но – след.

Главное – он никак не мог по-настоящему обернуться. Летел спиной вперед, смотрел вниз и по сторонам. Поэтому, когда его потянуло к земле, вновь взмахнул руками... потеря опоры...

Тем краем зрения и знания, что у него задержались там, в монастырском зале, он видел и понимал, что на него смотрит в упор настоятель Иринарх и в глазах его тревога. Но всем остальным своим существом Андрон, только что испытавший радость полета, теперь приходил в восторг перед жарким блистающим мраком, обитающим здесь, под каменными сводами... Не доступны взорам ни потолок, ни стены.

Но мрак – мрак именно блистающ... След.

Теперь Андрон будто бы шел сам, продвигался вперед – туда, куда смотрели глаза. Шел на то, что глаза видели. Он лишь не мог понять того, что они видят.

У ног его то появлялись, то исчезали стремительно маленькие фигурки.

Это были полулюди, полуящерицы. Откуда-то сбоку выскочил маленький лев, перебежал дорогу, исчез.

Он прошел между двумя гладкими отполированными остроконечными камнями. Цвет их был темный, табачный. Камни стояли направо и налево в два ряда. Вид их что-то смутно напоминал.

Под ногами захлюпало, стало мягко. Воздух ударил в лицо, жаркий воздух, пахнущий сгоревшим углем и серой.

Что-то заставило Андрона оглянуться. Под сводом метались светлые тени. Ему показалось, что он слышит жуткие крики. Потом тени в панике устремились туда, откуда он пришел.

Сверху спускались темные остроконечные камни. Тройная гребенка.

Мягкое, то, что было под ногами, поползло назад, быстро и ровно.

Это была пасть, и пасть эта закрывалась. Захлопывалась.

Прилипая и проваливаясь, будто по тесту, Андрон опрометью бросился из пасти. Он кричал и плакал. Ужас переполнял его.

И в какой-то миг он, от ужаса забыв, что такого не бывает, оттолкнулся и полетел. Низко, над самой... землей? Это и правда было похоже на сухую сыпучую комковатую землю, только – ожившую...

Он успел в последний миг, огромные зубы, смыкаясь, скользнули по его стопам. И тут же пропали крылья. Андрон распластался на черных каменных плитах. Почему-то плиты казались холодными, хотя из щелей меж ними выбивались струйки дыма.

Перед ним стоял, широко расставив ноги и упершись ладонями в бедра, могучий темнокожий человек. Худое и изможденное его лицо с глубоко запавшими глазами, совсем не подходящее к сильной мускулистой фигуре, выражало нечеловеческое превосходство. Рот кривился в усмешке. Потом человек что-то сказал, и Андрона приподняло в воздух и растянуло – так, что затрещали все суставы. Темный человек, что-то произнося нараспев, стал смотреть Андрону в сердце, и это внезапно оказалось самым страшным, что только могло произойти.

Ему казалось, что вот сейчас – все. Кажется, он повторял за темным человеком непонятные, нараспев, слова. Это – конец... это – конец... – билось в висках. Но откуда-то приходили силы, позволяющие держаться – поэтому ужас длился и длился... бесконечно долго... дыхание пропадало, появлялось вновь... и тогда темный человек в досаде скомкал упрямого Андрона и швырнул в темноту. Полет его длился и длился, а потом впереди показались горы, а впереди-внизу какие-то развалины, наполовину знакомые. Туда он и грянулся, размазываясь по камню, цепляясь за неровности, перекатываясь и перетекая...

Совсем в другом месте тот же Андрон так же грянулся на черные каменные плиты. Плиты были обжигающе холодными...

Вздрагивающим взором он видел, как приближается к нему – как-то боком, странно изогнувшись, будто одновременно умирая от любопытства и желая оказаться как можно дальше отсюда, – настоятель Иринарх. Потом накатило блаженное забытие.

За-бытие... Иринарх занял его место. Деяние не могло, не имело права прерваться.

Разлитый воск тонкой невидимой пленкой обволакивал весь Маленький Мир. Еще немного...

Бледное пламя мелко затрепетало, задергалось – и погасло. Иринарх напрягся, готовясь к преображению. Сейчас... сейчас. Сейчас!

И все равно преображение застало врасплох, как удар грома. Удар веселого, звонкого, резкого весеннего грома.

И будто бы разом сменился свет. Так заглядывает в колодец солнце. Мир, заключенный в ящике с песком, в один миг и на несколько дней вперед – ожил.

Сейчас он был абсолютно точной копией большого окружающего мира. В каком-то смысле он был им самим. Но над ним можно было наклониться и внимательно изучать с увеличительным стеклом в руке...

Иринарх поднял взгляд. Посмотрел на все как бы впервые. Голубой купол светился над миром. За этим куполом, еле видимые, стояли они – носители истины. Истощенные, отдавшие почти все. Вдохнувшие в этот мир его движение и боль.

Брат Фортунат издал торжествующий горловой звук. Иринарх резко повернул голову налево. Что-то хрустнуло в шее и плече, острая боль ударила от затылка к лопаткам. Он совсем забыл (не получалось помнить о простом в такие минуты), что все мышцы напряжены страшно... а он уже далеко не молоденький...

Человек в белом стоял, широко раскинув крылья, в центре светящегося остроконечного креста – и смеялся. Потом он взмахнул крыльями. Порыв ветра.

• Предыдущая
• 28/93
• Следующая