Мумия - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 4
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
В коридоре стало плохо еще и Машке. Дядька в военной форме под белым халатом поднял ее на руки и отнес на кушетку. Толика посадили рядом, он был весь синий и дышал ртом. Не надо так волноваться, кудахтала Галя Карповна. Посмотрела бы на себя, подумал Руська.
– Передохнули? – спросила тетка с длинным носом. – Прошу в столовую. Вам будет дан обед из трех блюд, кто захочет добавки может попросить официантку.
– Дойдешь? – тихонько спросил Руська Толика. Толик промычал что-то в том смысле, что да, дойду.
Ха, подумал Руська, когда их повели по коридору, тут самому бы не упасть! Ноги были тяжелые, как гири, и совсем не отрывались от пола. И все так: шаркали о паркет и плелись, пошатываясь. Машку сзади всех вел, придерживая, тот военный в белом халате. Навстречу классу попалась странная парочка: горбун, который проверял на честность, и с ним гибкий тонкий человек в мягком сером костюме, круглолицый и круглоглазый. Проходя мимо, этот человек сказал горбуну: «Покушал любимый. Ты погляди, Федор, от сарделек одни шкурки остались…» – на что горбун зашипел и заозирался.
– Ты видел? – прошептал Толик.
– Кого? – не понял Руська.
– Ты что, не знаешь, кто это?
– Который?
– Ну не горбатый же.
– Нет. А кто он?
– Это же кошачий бог!
Руська оглянулся, но никого в коридоре уже не было.
В столовой их рассадили за столы по восемь человек, и официантки в белых передниках и наколках стали разливать суп. Суп был страшно вкусный, только слишком горячий. На второе было что-то тоже вкусное, но как оно называется, Руська не знал. Потом принесли компот и мороженое. Мороженое Руська уже еле ковырял, засыпая. Кошачий бог, думал он, надо же…
В автобусе Руська уснул. Разбудила его Галя Карповна. Оказывается, всех развозили по домам, и больше того – завтра на уроки можно не ходить, и еще больше – мама или папа могут завтра не идти на работу, вот талон на отдых, передай им… Руська не помнил, как добрался до кровати. Он спал, ему снился почему-то кошачий бог, как он долго и тщательно вяжет оберег, надевает на шею, оглядывается через плечо, хитро подмигивает и делает Руське «козу». Как он сказал? Сад… сер… седельки? Что такое седельки? Надо будет спросить… Потом приснилась мама, она сидела у стола и плача, втыкала булавку в какую-то бумажку. Мама очень боялась, но все равно втыкала и втыкала. Потом сожгла бумажку на огне. Мама, позвал Руська, но вместо мамы подошел кошачий бог и сказал: гордись, теперь ты настоящий пионер. Почему галстук красный знаешь? Это цвет крови, пролитой… – сказал Руська и испугался чего-то. Правильно, сказал кошачий бог, вот смотри: он сжал галстук в кулаке, и закапала кровь. Мама! – опять позвал Руська, открой, открой глаза, сказала мама, скорей открой! Руська открыл. Завешенная газетой, горела лампа, и за столом сидели отец и тетя Люба, Машкина мама.
– Ты пить хочешь? – спросила мама.
– Пить, сказал Руська. – Да, хочу.
– Сейчас… мама налила из чайника воды в стакан, поднесла Руське ко рту. Руська жадно выпил.
– Русланчик, – спросила тетя Люба, – как ты себя чувуствуешь?
– Ничего… сказал Руська. – Голова только болит… и тошнит везде.
– А Машеньку в больницу забрали, – сказала тетя Люба. – Так ей плохо было, так плохо…
– Он у нас герой, – сказал отец. – Он у нас выносливый…
– Все обойдется, Люба, – сказала мама. – Бывает…
– Да обойдется, конечно… я, что ли, сомневаюсь…
Вдруг что-то звонко хрустнуло, мама вскрикнула. Отец, сердито ворча, встал, стряхивая с ладони осколки стекла – и вдруг быстро-быстро закапала кровь.
– Это не я! – испуганно сказала тетя Люба.
– Ясно, что не ты, – отец, держа ладонь перед собой, как полную до краев чашку, пошел к рукомойнику. – Какая из тебя колдунья…
Мама помогла ему промыть руку, перевязала чистой тряпочкой.
– Может, в больницу сходишь? – сказала она. – Укол сделают.
– Да ну, – отмахнулся отец. – Заживет, как на собаке.
– Пойду я, – сказала тетя Люба. – Хорошо с вами…
– Куда ты торопишься, – сказала мама. – Чего тебе там одной делать?
– Спать лягу. Завтра с утра – в больницу, кровь для Машеньки сдавать…
– Слушай, Люба, – сказал отец, – если надо будет – я ребят организую. Ты говори, не стесняйся.
– Спасибо, Петя. Сказали, пока хватит…
Она ушла. Отец налил себе чаю в новый стакан. Сквозь повязку проступило яркое пятно.
– Давай поворожу, – сказала мама. – Кровь остановлю, да и заживет скорее.
– Хочешь на работу меня завтра выгнать? Шучу, шучу. Руська, что ты?..
– Ничего, – сказал Руська. – Просто смотрю.
Следующий день был длинным и скучным. Руська пытался читать, играть с отцом в шашки… Хотелось не то чтобы спать – а просто лечь и отвернуться от всего. К вечеру рука отца разболелась, он дождался, когда вернется с работы мама, и пошел в больницу. Мама села чистить картошку. Руська лежал и смотрел на нее. Ему почему-то вспомнился кошачий бог, как он вяжет оберег, надевает его, оглядывается через плечо…
– Мама, – сказал Руська. – А знаешь, я там подумал, чтобы он показал «козу» – и он показал…
Мама поняла все сразу.
– Ты никому не говорил? – прошептала она. Губы у нее побелели.
– Н-нет… испугался Руська.
– Никому никогда не говори! – мама оказалась вдруг возле Руськи, схватила его за плечи. – Никому и никогда! Даже папе! Забудь! Забудь навсегда, чтобы никто-никто… потому что иначе всем конец: тебе конец, нам с отцом, дяде Косте с тетей Валей, их Женечке и Оксане… ты меня понял? Ты понял, да?
– По-онял… – прошептал Руська и вдруг заплакал. – Мама, мама…
– Я твоя мама! Ах, боже ж ты мой, вот несчастье, вот несчастье…
Пришел отец, сказал, что рану почистили, положили мазь и дали освобождение до конца недели.
– Вы что, поссорились? – спросил он, приглядываясь к зареванным лицам Руськи и мамы.
– Нет, все в порядке, – сказал Руська. – В шашки еще сыграем?
Они сели играть, и отец проиграл четыре партии подряд.
– Рука сильно болит? – понимающе сказал Руська.
– Разве это боль, – сказал отец странным голосом. – Это не боль…
– Мужчины, ужинать! – позвала мама.
– Иди, – сказал отец, – это тебя…
- Предыдущая
- 4/5
- Следующая
