Раз в тысячу лет - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 1
- 1/3
- Следующая
Андрей Лазарчук
РАЗ В ТЫСЯЧУ ЛЕТ
Абсолютно ничто не предвещало в то утро никаких событий. Владимир Иванович Беззубкин, а для друзей и для себя самого просто Вовочка, сорокапятилетний поэт областного масштаба, проснулся в безукоризненном расположении духа. Киску, свернувшуюся под одеялом, он будить не стал, а сразу прошел на кухню и стал варить кофе. Потом, когда кофейный дух растекся по квартире, Вовочка побрился, не без удовольствия рассматривая себя в зеркале. Зеркало украшал трафарет: «Разговор не более 3-х минут!» Раньше оно висело в каком-то учреждении у внутреннего телефона. Такого рода таблички и плакатики были Вовочкиной невинной страстью. Так, гостиную его украшали строгие плакаты «Бдительность – прежде всего!» и «Не оставляйте секретных документов в местах, не обеспечивающих их сохранность и доступ к ним посторонних лиц!», таблички: «Мест нет», «Столик не обслуживается» и «Штраф – 50 рублей». Кухня пестрела предупреждениями: «Осторожно, работают люди!», «Опасная зона!», «Не стой под грузом!», «Стой!» и «Не прислоняться!». Что касается ванной, то на двери ее висела огромная жестянка: «За буйки не заплывать!!!»
Выпив кофе, Вовочка слегка, взлохматив шевелюру, пошел к выходу – у него были свои поэтовы дела в издательстве. На двери красовался светящийся транспарант: «Выхода нет!» С лестничной площадки доносился крутой аромат Борща – именно Борща с большой буквы, густого, ароматного, с косточкой. Вовочка открыл дверь и вышел…
Черта с два. Никуда он не вышел. Он толкнул дверь и вошел вновь в свою собственную квартиру. Это из нее тянуло борщом, на кухне раздавались обычные кухонные звуки и доносились оттуда голоса, и один из голосов принадлежал законной его, Вовочкиной, жене Эльвире, которая в настоящий момент быть на кухне никак не могла, потому что находилась в городе Гагра, на побережье далекого отсюда Черного моря…
– Пришел? – крикнула Эльвира. – Наконец-то! А то мы тут ждем не дождемся… – и те, на кухне, рассмеялись непонятно, но громко.
Вовочка оглянулся назад: там, за незакрытой дверью, тоже была его квартира, и в рифленом стекле двери спальни преломлялось что-то легкое и розовое – то есть не что-то, а Киска в пеньюаре. Киска встала и сейчас выглянет сюда, и увидит…
Вовочка захлопнул дверь, замок щелкнул.
– Что ты возишься? – воззвала Эльвира. – Помочь тебе, что ли?
И в этот момент грянул телефон. Он стоял здесь же, в коридоре, на полочке, только руку протяни, но Вовочка руку не протягивал. Он смотрел на телефон, как на бомбу, как на змею, поднявшуюся на хвосте, и ему становилось все страшнее, страшнее – пока не сделалось почти все равно…
– Да возьми же ты трубку! – крикнула раздраженно Эльвира. – У меня руки мокрые! – И те, на кухне, опять непонятно почему захохотали.
Невесомой рукой Вовочка взял невесомую трубку. В ней раздались шаги, тяжелые и медленные, шуршание, и ровный, без выражения, голос сказал…
– Дом окружен. Сопротивление бесполезно. Сдавайтесь. Вам гарантируется безболезненная эвтаназия и сохранение личного имущества.
Голос смолк, и в тишине остались только тоскливые далекие звуки: будто скрипела где-то калитка да завывал в проводах ветер.
Колени Вовочки подогнулись, и он по стенке сполз на пол…
– Да что же это такое?! – с тревогой в голосе кричала Эльвира. – Что там у тебя? Случилось что-нибудь? Почему ты молчишь? Я сейчас…
– Ничего, – хотел сказать Вовочка, но «ничего» у него не получилось, а получилось что-то вроде «чав!»
– Посмотри-ка сходи, – велела Эльвира кому-то из своих кухонных компаньонов.
Раздались шаги, шаги вышли в коридор – вышли сами по себе, никого при них не состояло, ни тела, ни ног, – постояли, подошли совсем близко, так, что Вовочка ощутил живое тепло и запах чеснока, колбасы и водочного свежачка, невидимые руки взяли с пола пикающую трубку и вернули ее на рычаги…
– Никого тут нет, – сказал над Вовочкой глуховатый голос. – А трубка на полу лежит. Странно.
– Странно, – близким голосом откликнулась Эльвира.
Шаги прошли сквозь Вовочку, дверь открылась в гулкую пустоту лестницы.
– Никого, – подтвердила Эльвира.
– Странно, – откликнулся глуховатый голос.
– Ну просто очень странно, – подтвердил еще кто-то. – Я читал, что так бывает. Только я забыл, как называется.
Шаги вернулись на кухню.
– Ну так я вам говорю, – громче, чем прежде, заговорила Эльвира. – Я, говорю, эти ваши намеки гнусные очень даже хорошо понимаю. Но, говорю, сейчас прямо ничего отвечать не буду. Я, говорю, подожду – вот обстоятельства созреют, как надо, вот тогда я и отвечу по форме номер восемь…
И тут за дверью раздался крик. Кричала женщина. Кричала Киска. Кричала так, что Вовочка съежился и стал ждать всего, что только может быть. «А-а-а! – кричала Киска. – Уберите это от меня!!!» Вот сейчас, представлялось Вовочке, в щепки разлетится дверь и просунется, зеленая чешуйчатая лапа… Киска кричала долго, может быть, полчаса, потом стала замолкать, страшно, нечеловечески замолкать – будто душа уже отлетела, а тело еще кричит, исходит криком… Вовочка, не смея зажать уши, потихоньку отползал от двери, пока не оказался под самой дверью кухни. Крик стих, и снова стали слышны голоса. Теперь Эльвира делилась с невидимками подробностями интимных привычек Вовочки. Еще весь колыхаясь внутри, как степлившийся студень, от пережитого ужаса, Вовочка встал на неверные ноги и прошел на кухню. Кастрюля с борщом стояла на плите. Вовочка взял со стола сахарницу и высыпал в борщ. Голоса разом смолкли. Вовочка поднял над головой и швырнул об пол стопку тарелок, выбил табурет из-под чьей-то задницы, взял спички и хотел было поджечь занавески, но передумал и бросил спички в борщ. Туда же он опорожнил пепельницу. Кто-то осторожно, роняя все на своем пути, пятился к выходу из кухни; потом побежал и упал, вскочил и побежал дальше. Вовочка торжествующе захохотал. Ему стало легче. Немного не довершив разгрома, Вовочка выглянул в прихожую. Никого не было. Дверь осталась приоткрытой, и за дверью была просто лестничная площадка. Кошмар кончился, понял Вовочка, и заторопился – вниз, вниз по лестнице, на второй этаж, на первый, на улицу…
Ох, не стоило ему торопиться! У дверей подъезда стояли часовые, прямо напротив двери, в песочнице, было оборудовано пулеметное гнездо, а на въезде во двор стоял, растопырив во все стороны стволы пулеметов и пушек, пятнистый многобашенный танк. Пока ошалевший Вовочка понимал, что к чему, к нему подошел офицер в форме внутренних войск; на одном плече его был погон с четырьмя маленькими капитанскими звездочками, а на другом – с одной средних размеров майорской.
– Гражданин Беззубкин? – скучным голосом спросил капитан-майор. – Пожалуйста, встаньте вот сюда, к стенке. Так, ноги на ширину плеч, руки можно за голову… Азизов, Алиев, Аванесян – ко мне! Становись! Товьсь! Гражданин Беззубкин, ваше последнее слово.
– Последнее? – переспросил Вовочка. – Как это – последнее? За что?!!
– Зафиксируйте: последними словами гражданина Беззубкина были слова: «Как последнее» и «За что», – сказал капитан-майор вынырнувшему из-под его локтя плюгавенькому солдату с блокнотом. – Упускаете шанс, Беззубкин, – усмехаясь непонятно чему, сказал он Вовочке. – Как знать, Владимир Иванович, может быть, от вас сейчас судьбы мира зависели? А? Ладно, – сказал он как бы сам себе, – подождем немного, авось, что и придумается… Даю вам минуту на размышления.
Это была, наверное, самая длинная минута Вовочкиной жизни. Густой непробиваемый туман, обволакивающий все извилины, не давал пробиться ни единой мысли – Вовочка только и мог, что переводить глаза с одного автоматного зрачка на другой, потом на третий, и обратно. «Азизов, Алиев, Аванесян, – думал он. – Почему они все на «А»? Это неспроста…»
– Минута прошла, – сказал капитан-майор, пряча в карман часы. – Итак, ваше последнее слово?
В глазах у Вовочки померкло, и он только и смог, упав на колени, простонать…
- 1/3
- Следующая
