Коллекция страхов прет-а-порте - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 28

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая

– Увы. Говорю ж тебе: гаражи эти, где Илюшу нашли, в таком тупичке, что вряд ли свидетели обнаружатся… Даже дворник – а он все время во дворе сидел – и тот говорит, что никого не видел. Ну, и мотива для убийства менты тоже не определили – жил Илья тихо, врагов у него вроде не было.

– А Черкашин? – вскинулась Надя. – Казиношник этот? Вдруг это он – за Соньку так отомстил?.. Он, по-моему, может.

– Выдвинул я ментам эту версию, – поморщился Полуянов. – Но, похоже, не впечатлил. Черкашин, сказали, уважаемый человек, при должности, при деньгах. Илюша – пацан. Непересекающиеся множества. Пообещали, конечно, что проверят, но ты ж понимаешь… – Он досадливо отмахнулся и пожаловался: – Ох, Наденька, и устал я…

Надя, повинуясь порыву, встала. Подошла к обмякшему за столом журналисту. Ласково коснулась ладонями его висков. Пробормотала:

– Бедненький ты мой…

Понимала, что совсем не похожа она сейчас на «новую звезду рекламы». Ведет себя, как овца, – а от овец, как известно, лишь снисходительно принимают благодеяния, а потом – вытирают об них ноги.

Но Димочка – так обрадовался ее мимолетной и глупой ласке! Так трогательно, будто щеночек, ткнулся лицом в руки… Ну и пусть он считает ее за дуру. Лишь бы сейчас, когда он так одинок, – ему было хорошо.

– Ты так помогаешь мне, Наденька, – пробормотал Полуянов. – Сразу на душе легче стало.

И смотрит на нее – преданными и почти что влюбленными глазами.

«Ну же, действуй! – приказал Наде внутренний голос. – Ведь он сейчас такой слабый! Только склонись к нему – немедленно поцелует! И дальше он твой! Твой!!!»

Но склониться к Диме Надя так и не решилась. Еще раз погладила его, словно ребенка, по голове – и отстранилась:

– Я сейчас тебе чайку сделаю. С медом. И с конфетками. Хочешь?

Как ее все достало! Одно уродство кругом. И люди – уроды.

Начать с того, что сегодня даже до первого урока дойти до школы без приключений не удалось. Классуха подстерегла у раздевалки – и тут же потащила к директору. Ну, и там закрутилось – целый ворох преступлений приписали. Срыв урока по истории (какой, на фиг, срыв – подумаешь, телефон забыла выключить!). Вызывающее поведение – это из-за того, что историчку, как та велела, не дождалась и извинений ей не принесла. А также – «немотивированный побег из школы».

Но Лера – тоже не лыком шита. Включила, как учил физик, логику и придумала так: рассказывать правду смысла нет. Директриса только еще больше взбесится, если узнает, что Лера из школы ушла только за ради подружкиных съемок в рекламе.

А чтобы пронять дураков-взрослых, надо самой идиоткой прикинуться. Эдакой дрожащей, ранимой фифой. Напустить в глаза слезы (этому Лера научилась – не зря ж о ГИТИСе подумывала) и блеять жалобно:

– Я сама не понимаю, что со мной происходит… Так все ужасно! Эта история с моей подругой, с Соней… ведь я ее мертвой видела (тут надо, чтобы слезы хлынули ручьем)… а мы ведь дружили, я так ее любила… Простите меня, пожалуйста, но мне так тяжело…

Спектакль, как и надеялась Лера, удался. Взрослые – директриса с классухой – чуть сами не прослезились. Капали ей валерьянку, говорили, что надо быть сильной. Лера даже понадеялась, что, может, домой отпустят – чтобы она стресс в спокойной обстановке снимала.

С этим, увы, не прокатило – велели идти в класс: «Тебе сейчас лучше быть на людях, Лерочка!»

Ну, на людях – так на людях. Главное, что отстали. Надо только с печальным видом ходить – чтоб еще больше жалели.

Первые два урока прошли спокойно, Лера даже подремать умудрилась – вчера-то вернулась за полночь. А строго в 10.10, едва звонок прозвенел, в сумке завибрировал мобильник. Лера взглянула на определитель: Марат. Ну, сейчас уж не придерешься – как она и просила, на перемене звонит.

Она нажала на «прием», проворковала:

– Да, Маратик?

Он ласкового тона не принял. Не поздоровался, хмуро велел:

– Спустись вниз. Я во дворе стою.

Пришлось бежать.

Марат подхватил ее на школьном крыльце.

– У меня только семь минут, – предупредила Лера.

– Я успею, – заверил он.

И успел. За несколько минут выдал ей таких пенделей – пока говорил, раз двадцать хотелось ему в рожу вцепиться. Суть оказалась такая: она, Лера, видите ли, договор нарушает – а именно пункт 2.23 о «строгой конфиденциальности взаимоотношений». А нарушает так: видится без высочайшего Маратова дозволения с журналистами. Мелет почем зря языком. Подставляет под удар хороших людей – в смысле, старикашку Черкашина.

– Да ладно тебе, Марат, – вяло оправдывалась Лера. – Да что там я этому журналисту рассказала?..

– Пасть захлопни, овца, – отмахнулся менеджер. И резюмировал: – По-хорошему с тобой, видно, нельзя. Так что придется по-плохому.

– Я больше не буду, Марат… – пискнула Лера.

Но менеджер обещанием не удовлетворился. Строго сказал:

– Имей в виду. Узнаю, что опять с журналистом виделась, во-первых, вкачу штраф. Тыща у. е., строго по договору. За разглашение конфиденциальности. А во-вторых – в Милан не поедешь. Незаменимых у нас, как говорится, нет. Ленку вместо тебя отправлю. Усекла?

– Усекла, – вздохнула Лера.

Вот гад – знает, в какое место бить. Зря она ему раньше хвасталась, что уже итальянский разговорник изучает и насчет дешевых миланских магазинчиков узнает… Но как же с Димой-то быть – они ведь сегодня встретиться договорились?

…Лера ломала голову все оставшиеся четыре урока. И к концу занятий порешила: отменять встречу с журналистом она, конечно, не будет. Несолидно это. И обидно – вот так, без боя, отдавать красавчика Полуянова «подружке его детства» Наденьке. Но и рассказывать Диме про Соню она больше ничего не станет. Себе дороже.

У Димы Полуянова день тоже складывался наипаршивейше.

Домой накануне приехал поздно – спасибо Надюшке, сытый, но уставший, как сволочь. Тут же рухнул в постель – думал, отрубится в две секунды. Однако уснуть не удавалось: едва закрывал глаза, как перед ним Илюша всплывал. С перекошенными губами, с мертвыми глазами, уставленными в одну точку, – но со свеженьким, будто только с прогулки, розовым лицом…

Проворочался до пяти утра – а когда наконец отбыл в царство грез, все ему сквозь сон казалось, что в комнате газом пахнет. И просыпался в холодном поту чуть не каждые полчаса.

Промучился до девяти – и, с тяжеленной головой, встал. В башке будто черти поселились – а работать-то все равно надо. Сериал «Смерть на подиуме» уже заявлен, читатели, как говорится, ждут.

Долго пил кофе, бездумно разглядывал пометки в блокноте:

Илья Казарин, ясное дело, отменялся. Лерочка, будем надеяться, сегодня на встречу придет. Но как ему быть с Маратом? Встретиться миром не получается. Вчера Сонин менеджер был не то что груб – просто его послал. И с Черкашиным тоже проблемы – секретарша казиношника, как заведенная, повторяет: «Андрей Борисович сейчас занят. Перезвоните позже».

Ловить Марата в офисе? Ехать к Черкашину в казино? Но что им обоим мешает послать его, как говорится, «по месту действия»?

Может быть, к Сониным родителям заявиться? Тоже будет эффектно, если описать их слезы и причитания: «Ах, какой она девчонкой была»…

Диму передернуло – нет, увольте. Не выдержит он сегодня чьих-то слез.

Но куда в таком случае двигаться? Было бы полезно получить комментарии у милиционеров. Опера, ведущие дело, ему, конечно, ни слова не скажут. Но почему бы в отдел по связям с прессой не позвонить?

Сказано – сделано. Позвонил, представился, обрисовал ситуацию. И, разумеется, нарвался на обычную тягомотину: «Пришлите факс с запросом. На официальном бланке вашей газеты. За подписью главного редактора. Мы рассмотрим вашу просьбу и с вами свяжемся. В течение трех дней».

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая