Пока ангелы спят - Литвиновы Анна и Сергей - Страница 34
- Предыдущая
- 34/80
- Следующая
Слава богу, никаких намеков на жаб, саранчу и град в земле российской пока не наблюдалось. Ничего странного и необычного – Петренко судил по самым последним сводкам – ни в Москве, ни на периферии не случалось. Пока не случалось.
И подполковник мог трактовать случившееся на Металлозаводской как угодно: божественный промысел, человеческий злой умысел или же пример спонтанного психокинеза. Ему оставалось только строить догадки и размышлять – причем пищи для полноценных, раскидистых, глубоких размышлений явно не хватало.
Значит, оставалось только ждать. Ждать, что какую-нибудь зацепку отыщут подчиненные. Или же что случатся новые события. И одновременно надеяться, что они не произойдут.
Наташа мне больше не снилась. И ничего не снилось. Но проснулся я поздно, и первая моя мысль была о ней. Передо мной как наяву встали ее глубокие зеленые глаза, ее улыбка, ее румянец, ее жизнерадостный смех. Под ложечкой засосало, словно бы в предчувствии счастья.
– Кажется, я в нее влюбился, – сказал я сам себе вслух. Подумал и добавил: – Этого еще мне только не хватало…
Было уже позднее утро – половина одиннадцатого. За плотными гардинами угадывалось шпарящее совсем по-летнему солнце. Я, как обычно, прошлепал босиком на кухню варить кофе.
Выглянул в окно. Ствол березы, несчастный, обугленный, по-прежнему торчал перед глазами. Внизу к нему сиротливо жалась моя красная, уже довольно-таки запыленная «копеечка». А на расстоянии метров тридцати от дома стоял давешний серый «Опель» с тонированными стеклами. Несмотря на то, что окна «Опеля» были наглухо закрыты, мне показалось, что, как и вчера, внутри машины кто-то есть.
«Странно, – подумал я, ставя на плиту турку. – Много странностей происходит в этом доме и вокруг него. И нельзя не признать, что непонятные события удивительным образом совпали по времени с началом моей работы над романом».
Я начал вспоминать – с холодной душой и по-утреннему свежей головой – все эти непонятки, стараясь ничего не упустить. Началось все еще в среду, когда я подступился к роману. Вечером в тот день я прослушал странный звонок на автоответчике – звонок от давно умершего человека. Ладно, положим, что запись на магнитной ленте пребывала там в течение всего последнего года, но все равно удивительно, что весточку от Андрея я вдруг услыхал именно тогда, когда сделал его прообразом моего героя.
Далее… На следующее утро ко мне явилась негритянка. Как-то раньше ко мне домой не приходили негритянки. Да и вообще нечасто встретишь в нашей средней полосе шляющееся по квартирам «лицо африканской национальности».
Но эти странности – звонок от Андрея, негритоску – слышал и видел только я. Можно было посчитать, что мне отказывают зрение и слух. Что мне изменяет рассудок. Что нелепые фантазии рождаются в моем утомленном работой мозгу.
Утомлением и галлюцинациями можно было бы объяснить и странные сны в субботу, и появление в компьютере загадочного файла DREAM – его я, видит бог, не писал! А если писал, то только во сне…
Собственной манией можно было бы объяснить и стойкое чувство, появившееся у меня вчера: ощущение того, что за домом – или за мной? – следят… Эти машины с затемненными стеклами, не двигающиеся с места, – но где, кажется, все время кто-то сидит… Мне стало казаться, что и в телефонной трубке что-то пощелкивает. Поставили на прослушку?
Кофе сварился, я перелил его в чашку. Капнул холодной воды и поставил осаждаться. Мысли мои между тем текли своим чередом.
Если бы имели место только эти, субъективные – то есть данные мне в ощущении – странности, можно было бы предположить, что они творятся в одной лишь моей бедной головке – в моем мозгу, разгоряченном творчеством, жарой, одиночеством и пивом…
Но вот сгоревшая до остова береза… Внезапно сорвавшаяся с передачи и покатившаяся – без всякой горки! – арменовская «шестерка»… Это-то видели все! Приезжали пожарные, «Скорая»… Только об этом и судачат соседи… Для того, чтобы написать об этом, являлась в мою квартиру Наташа… Да что там: и о трагической судьбе березы, и о самоездящей машине уже написали в газете; Маргарита, подружка Татьяны, взяла и написала. Я сам видел заметку…
Если бы я был психом, я бы, конечно, мог возвести свой роман в фетиш. И маниакально решить, что мое произведение – слова и образы, выдуманные мною, пришедшие в голову мне! – влияют на окружающую действительность. Преобразуют ее. Но… Но я не псих.
Вот я пью кофе. И осознаю, что пью кофе. А не воду, обращенную в вино. Несколькими глотками я осушил чашку. Горячий маслянистый напиток обжег мне гортань. Нет, я не псих. «Я не умею поджигать березы! – мысленно прокричал я.– И не могу заставить машины ездить сами собой! Да, не могу! Для того чтоб они двигались, нужен работающий движок и бензин!»
Но тем не менее: факт остается фактом. Странные события вокруг нашего дома действительно совпали по времени с началом моей работы над романом. Я не сумасшедший. Я не утверждаю, что они произошли вследствие моей работы. Но они случились одновременно.
И в этом была загадка. Загадка… И ее мне хотелось разгадать.
Я отправился в душ, и тут мне пришла в голову идея. Классная идея. «А почему бы, – подумалось мне, – снова не повидаться с моим заказчиком? С моим издателем, господином Козловым? Не сможет же он меня не принять? Меня, такого перспективного, по его собственным словам, автора? Меня, человека, в коего он уже вложил тысячу долларов?.. Да обязательно он меня примет! Примет, непременно примет – и минералки предложит! Ну а я ему выложу все, что происходит. И посмотрю за его реакцией. И если он имеет хоть какое-то, хотя бы косвенное, отношение к происходящему – я это пойму. Пойму, несмотря на всю его непроницаемость, ледяные глаза и какую-то чекистскую выучку.
Может, – тут мне пришла в голову совершенно сумасшедшая идея, – и сгоревшая береза, и поехавшая машина – его, Козлова, рук дело? Может, это часть какого-то секретного эксперимента? Эксперимента, посвященного тому, как, скажем, странные обстоятельства влияют на творческие способности? Мои творческие способности? Ведь ставили же опыты (я не раз читал об этом), как на творческую потенцию влияют те или иные наркотики. Так почему бы искусственно не окружить творца – то есть меня! – действительностью, похожей на наркотический сон? И не посмотреть, что тогда с человеком тонкой душевной организации – то есть со мной! – произойдет?»
Под струями ледяного душа я понял, что моя идея является вполне параноидальной. Вроде тех, коими делятся с ФСБ, редакциями и прокуратурой бедные безумцы с тридцатилетним стажем учета в психоневрологических диспансерах. «Меня облучают из-за стенки соседи… На мне ставит опыты КГБ… На мне испытывают психотронное оружие…» Да. Бредовая идея. Ну что же, раз так – об этом мы никомушеньки говорить не будем и даже в уме развивать сию мысль дальше не станем.
Но факт остается фактом: странные вещи, происходящие вокруг и внутри нашего дома, по меньшей мере совпали по времени с моей новой работой. Они начались после моего визита в издательство с необычным названием «Первая печать».
Значит, имеет смысл наведаться туда еще раз. Наведаться и, может быть, если что-то покажется мне подозрительным, отказаться от дальнейшей работы. И вернуть Ивану Степановичу, человеку с ледяными глазами, мой аванс в пятьсот долларов. Душевное спокойствие дороже.
Итак, решено. Я рывком натянул джинсы, майку, сунул в карман права с техпаспортом, ключи от машины, пять зеленых сотен в конверте и сбежал вниз по лестнице.
Двор на Большой Дмитровке выглядел столь же пустым и оцепенелым, как и в прошлый понедельник, но только в этот раз он показался мне совсем нестрашным. Двое работяг восточной наружности, голые по пояс, вынесли из подъезда номер пять носилки, нагруженные строительным мусором. Отправились к мусорному контейнеру, и без того переполненному. Пока они вываливали туда свою ношу, гортанно переговариваясь на незнакомом наречии, я вошел в прохладную тишину подъезда.
- Предыдущая
- 34/80
- Следующая
