Приемыш обезьяны - Берроуз Эдгар Райс - Страница 19
- Предыдущая
- 19/59
- Следующая
Он сознавал все это без злобы и ненависти. Умерщвление – закон того дикого мира, в котором он жил. Удовольствий в его первобытной жизни было мало, и самыми большими из них были охота и убийство. Но Тарзан и за другими признавал право иметь такие же удовольствия и желания, даже в том случае, если он сам становился предметом их посягательств.
Его странная жизнь не сделала его ни угрюмым, ни кровожадным. То обстоятельство, что он убивал с радостным смехом, – вовсе не доказывало его прирожденной жестокости. Чаще всего он убивал, чтобы добыть пищу. Правда, будучи человеком, он убивал иногда и для своего удовольствия, чего не делает никакое другое животное. Ведь из всех созданий в мире одному лишь человеку дано убивать бессмысленно, с наслаждением, только ради удовольствия причинить страдания и смерть.
Когда Тарзану приходилось убивать из мести или для самозащиты, он это делал спокойно, без угрызений совести. Это был простой деловой акт, отнюдь не допускавший легкомыслия.
И потому теперь, когда он осторожно приближался к поселку Мбонги, он просто и естественно приготовился к тому, чтобы убивать или быть убитым, если его откроют. Он крался чрезвычайно осторожно, так как Кулонга внушил ему глубокое уважение к маленьким острым деревянным палочкам, так верно и быстро приносившим смерть.
Наконец, Тарзан добрался до большого, необычайно густо-лиственного дерева, с ветвей которого свисали тяжелые гирлянды гигантских ползучих растений. Он притаился в этом непроницаемом убежище, приходившемся почти над самой деревней, и стал созерцать все происходившее внизу под ним, изумляясь каждой подробности этой новой для него и диковинной жизни.
Голые ребятишки резвились на деревенской улице. Женщины толкли сушеное просо в грубых каменных ступах или пекли из муки лепешки. Вдали, на полях, другие женщины копали землю мотыгами, пололи и жали.
Какие-то странные, торчащие подушки из сушеной травы закрывали их бедра, и у многих были медные и латунные запястья с гремучими кольцами. На черных шеях висели забавно свитые круги проволоки. Вдобавок у многих в носы были вдеты огромные кольца.
Приемыш обезьяны смотрел с возрастающим изумлением на этих странных созданий. Он увидел также и мужчин, которые дремали в тени. А на самом краю открытой поляны Тарзан заметил вооруженных воинов. Они, очевидно, охраняли поселок от неожиданного нападения врага.
Ему бросилось в глаза, что трудились одни женщины. Никто из мужчин не работал ни в поселке, ни на полях.
Наконец, глаза Тарзана остановились на старухе, сидевшей внизу прямо под ним.
Перед нею, на маленьком костре, был прилажен небольшой котелок, и в нем кипела густая, красноватая, смолистая масса. Рядом лежала груда отточенных деревянных стрел. Женщина брала их одну за другой, обмакивала в дымящуюся массу их острия и складывала на узкие козлы из веток, стоявшие по другую сторону костра.
Тарзан пришел в большое волнение. Пред ним раскрывалась тайна разрушительной силы маленьких метательных снарядов Стрелка. Он заметил, что женщина очень старается не коснуться руками кипящего в котле вещества; и один раз, когда крошечная капля брызнула ей на палец, она немедленно окунула его в сосуд о водой и быстро стерла маленькое пятнышко пучком листьев.
Тарзан не имел никакого понятия о ядах, но его острое соображение подсказало ему, что убивает именно это смертельное вещество, а не маленькая стрела, которая только несет страшный состав в тело жертвы.
Ему страстно захотелось получить побольше этих маленьких смертоносных лучинок! Если бы женщина хоть на минуту оставила свою работу, он бы сейчас же спустился на землю и сумел захватить пучок стрел и снова вернуться на дерево прежде, чем она успела бы вздохнуть. Он уже обдумывал, как отвлечь ее внимание, как вдруг дикий крик донесся с конца открытой поляны. Тарзан взглянул туда. Под деревом, на том самом месте, где час тому назад был умерщвлен убийца Калы, стоял черный воин.
Воин кричал и размахивал над головою копьем. По временам он указывал на что-то лежащее у его ног.
Весь поселок мгновенно поднялся. Вооруженные люди выбегали из хижин и мчались, сломя голову, через поля к возбужденному воину. За ними побрели старики, побежали женщины, дети, и в мгновение селение опустело.
Тарзан, обезьяний приемыш, понял, что они нашли труп его жертвы, но совсем не это интересовало его сейчас. В деревне не осталось никого, кто мог бы помешать ему набрать соблазнявший его запас стрел. Быстро и безмолвно спустился он на землю около котла с ядом. С минуту он стоял неподвижно, с интересом рассматривая селение своими живыми, блестящими глазами. Не было видно никого. Взгляд его остановился на открытой двери ближайшей хижины. Тарзану захотелось заглянуть в нее, и он осторожно подошел к строению с низкой крышей.
Сперва он постоял у входа, чутко прислушиваясь. Ни звука! Тогда он скользнул в полумрак хижины.
По стенам висело оружие – длинные копья, странного вида ножи и два узких щита. В середине хижины стоял котел, а у дальней стены лежала подстилка из сухих трав, покрытая плетеными циновками, очевидно служившими владельцам постелью и одеялом. На полу лежало несколько человеческих черепов.
Тарзан не только ощупал каждый предмет, но и перенюхал их, потому что он «видел» главным образом своими высокоразвитыми ноздрями. Он решил было взять одно из длинных острых копий, снятых со стены, но не мог захватить всего за раз из-за стрел, которые ему непременно хотелось унести. Он снимал со стены одну вещь за другой и складывал их в груду посередине комнаты. Поверх всего он поставил перевернутый котелок, а на котелке водрузил один из ухмыляющихся черепов и надел на него головной убор убитого им Кулонги.
Затем он отошел в сторону, чтобы полюбоваться на свое произведение, и усмехнулся. Приемыш обезьян любил шутить.
Но в то же мгновение он услышал снаружи множество голосов; раздавался долгий жалобный вой и громкие причитания. Тарзан встревожился.
Не слишком ли долго пробыл он здесь? Быстро выскочив из дверей, он взглянул вдоль улицы по направлению к воротам.
Туземцев еще не было видно, хотя он ясно слышал, что они приближаются полями. Голоса их раздавались где-то совсем близко.
Как молния прыгнул он к груде стрел. Ухватив все, что можно было унести одной рукой, он опрокинул ногой кипящий котел и исчез в листве дерева как раз в тот момент, когда первый дикарь уже входил в ворота на другом конце поселка. Качаясь на ветке, как дикая птица, готовая слететь при первой опасности, Тарзан стал наблюдать за тем, что теперь происходит в деревне.
Улица была запружена народом. Четверо туземцев несли мертвое тело Кулонги. За ними шли женщины, испускавшие страшные вопли и громко рыдавшие. Передняя часть шествия подошла к дверям хижины Кулонги – той самой, на которую Тарзан произвел свой набег, и вошла в нее. Но вошедшие почти тотчас же, в диком смятении, выскочили из нее обратно, возбужденно тараторя. Все сразу окружили их. Все яростно жестикулировали и голосили, указывая на хижину, пока несколько воинов не подошли и не заглянули туда.
Наконец, один из них вошел в хижину: это был старик, обвешанный металлическими украшениями, с ожерельем из сухих человеческих рук, ниспадавшими на грудь.
Это был сам Мбонга, король, отец убитого Кулонги. В течение нескольких минут все молчали. Вскоре Мбонга вышел из хижины с выражением гнева и суеверного страха, сквозившем на его страшном лице. Он сказал что-то воинам, и в одно мгновение они бросились обыскивать каждую хижину и каждый уголок поселка.
Едва начались поиски, как был замечен опрокинутый котелок, а заодно была обнаружена и пропажа отравленных стрел. Однако, ничего больше они не нашли, и, несколько минут спустя, вокруг вождя собралась перепуганная толпа дикарей.
Мбонга никак не мог объяснить этот ряд страшных и таинственных происшествий. Находка на самой границе их полей еще теплого трупа его сына, Кулонги, зарезанного и обобранного чуть ли не на пороге отцовского дома, была сама по себе достаточно загадочна; но страшные открытия в самом поселке и в хижине мертвого Кулонги наполнили сердца дикарей несказуемым смятением и вызвали в их бедном мозгу самые удивительные и суеверные объяснения.
- Предыдущая
- 19/59
- Следующая
