Процион - Ливадный Андрей Львович - Страница 35
- Предыдущая
- 35/88
- Следующая
Все выглядело чуждо, необычно. Ни в самом городе, ни в старых заброшенных бункерах Ковальский не встречал подобных интерьеров.
Он сел в кресло, которое тут же начало менять форму, подстраиваясь под особенности его телосложения.
Только сейчас он понял, как смертельно устал. События последних суток окончательно измотали его, глаза в буквальном смысле начали слипаться, как только мышцы непроизвольно расслабились в объятиях мягкого удобного кресла.
Ян даже не почувствовал, как провалился в глубокий сон.
Впервые за много лет ему не снились кошмары.
Ян проснулся полностью отдохнувшим.
Еще не открыв глаза он удивился чувству безмятежного покоя, какого не испытывал много лет.
Последний раз он просыпался подобным образом в далеком детстве.
Сладкие секунды, когда рассудок еще не полностью покинул мир грез, внезапно и необъяснимо оборвались ворвавшимся в сознание чувством тревоги.
Где я?
Он открыл глаза.
Низкий потолок незнакомого помещения источал приглушенный свет.
Сквозь ощущение тревоги тут же пробилось воспоминание о том, как он уснул в мягком кресле.
Мари? Где она?..
Ян рефлекторно пошевелился, намереваясь вскочить, но замер, ощутив теплое прикосновение.
Медленно повернув голову, он увидел Мари.
Она спала, обняв его, абсолютно нагая, (впрочем, как и он сам).
Одеяло, которым они были укрыты, сползло на пол. Взгляд Яна скользнул по плавным изгибам ее тела, и вдруг похолодел, остановившись на руке, что так ласково, доверчиво обнимала его.
Четкие шрамы от пулевых ранений тянулись от плеча к локтю, острое вспышечное воспоминание тут же ворвалось в рассудок: он явственно увидел, как она оседает на забрызганную кровью броню вездехода, автомат с глухим стуком ударяется о край люка и исчезает из поля зрения, теперь он видит только разорванную ткань униформы и раздробленный пулей локтевой сустав…
Ужас отчаяние тех секунд вернулись с новой силой, но теперь они приобрели иной оттенок: он смотрел на ее руку, и видел знакомые до дрожи серебристые пятнышки той самой субстанции, что поразила окрестности, сформировав пресловутую запретную зону.
Крохотные вкрапления серебра в местах попадания пуль переходили в продолговатое пятно, полностью покрывающее ее локоть.
Ян внезапно почувствовал резь в груди, осознав, что не дышит.
Его сознание рвалось на части: ощущение тепла, ласкового, доверчивого, желанного прикосновения не исчезло, но взгляд уже не мог оторваться от пятен серебристой проказы…
Судорожный вдох разбудил Мари.
Она сладко потянулась, что-то прошептала в полудреме и вдруг, вздрогнув, открыла глаза.
– Ян!..
Он лежал не шелохнувшись, мышцы уже успели одеревенеть от напряжения…
– Только ничего не говори, ладно? – Она встала, накинув халат. – Я сейчас все объясню. – Мари, сделав над собой усилие, присела на край постели и коснулась ладонью его плеча. – Расслабься. Я… – На глаза Мари вдруг навернулись слезы. – Я не могла поговорить с тобой накануне…
Ян не понимал, почему он слушает ее, почему…
– Да, я выключился прямо в кресле.
– Ну, не совсем выключился… – В ее глазах сквозь боль вдруг прорвался лукавый огонек.
Смутные полуосознанные воспоминания хлынули в рассудок Яна.
Теперь он понял, почему проснулся совершенно голый.
– Это не болезнь, Ян. – Дошел до него голос Мари. – Не болезнь, поверь. Правда, мне самой понадобилось время, чтобы поверить…
– Потому ты не вернулась в город? – Спросил он первое, что пришло на ум.
Мари закрыла глаза, но это не помогло, – предательская слезинка уже сорвалась с ресниц, прочертив влажную полоску на щеке.
– А кто бы вернулся на моем месте?..
…
Говорят, что время лечит любые раны, в том числе и душевные, но существует род воспоминаний, которые не подчинены правилу, они не стираются с годами, не теряют яркости и остроты.
Как будто все случилось вчера…
…Она очнулась от боли.
Рука горела огнем, не было сил пошевелиться, и Мари смогла лишь мучительно скосить глаза: как в тумане перед ней возник борт вездехода огромное колесо, и… лужа не свернувшейся отливающей серебром крови.
Крик застрял в пересохшем горле.
Она лежала, не в силах пошевелиться, и смотрела на собственную руку, которую кто-то испятнал металлизированными кляксами, как будто на ее раны пролили ртуть.
Бой уже отгремел, вокруг стояла звонкая тишина.
Затем где-то далеко зародился звук шагов, а вместе с ним и голоса:
– …никогда бы не поверил, не увидев своими глазами. Эта серебристая дрянь повсюду. Помнишь, утром подобрали двух раненных?
– Ну, помню. – Глухо отозвался второй голос.
– Они заражены. Эта пакость въелась в раны. Хирурги пытались ее удалить, но бесполезно. Оба умерли на операционном столе.
– Вот дрянь…
Голоса приближались, и Мари, едва соображая, что делает, стала отползать, боком протискиваясь под просевшее днище разбитого вездехода.
Ее не заметили…
– Чуть позже я все покажу тебе на медицинском сканере, ладно? – Предупреждая вопрос, попросила Мари. – А сейчас давай временно оставим эту тему.
Яну потребовалось все самообладание, чтобы элементарно кивнуть в ответ.
Мари оценила его выдержку.
– Не беспокойся. Я не предам тебя, Ян.
Ей хотелось сказать ему очень много, но слова, упрямые слова путались в мыслях, горько щемили душу, и, отвернувшись, она лишь до боли прикусила губу.
Иногда это помогало.
– Ян, вот эта дверь ведет в душевую. Одежду я сейчас принесу.
…
Не комплексуй, Ковальский.
Он стоял под горячими струями воды, тщетно пытаясь урезонить свой взбунтовавшийся рассудок.
Было ли ему страшно? Или, быть может, он чувствовал отвращение?
Нет.
Это судьба. Та самая капризная судьба, которая отшвырнула его тугой взрывной волной, на добрый десяток метров от вездехода, и оставила корчиться на земле, ничего не соображающего после контузии…
Ветер дул от станции в сторону распахнутых ворот, и он лишь волей случая не подвергся воздействию вездесущей серебристой пыли.
Его вовремя подобрали, удачно прооперировали, а она?..
- Предыдущая
- 35/88
- Следующая
