Взвод - Ливадный Андрей Львович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/74
• Следующая

– Хорошо Иван. Я буду подчинятся тебе.

– Нет, Джон, ты должен подчиняться не столько мне, сколько собственному разуму. У тебя будет время чтобы подумать и придти к тем же выводам: шарахнуть парой ракет по скоплениям Чужих, – это не решение проблемы, а лишь один из способов самоубийства. А нам нужна глобальная победа. В этом вся сложность.

Лесной массив неподалеку от военного городка. Сутки спустя…

Иван покинул базу МЧС ранним утром следующего дня.

С Настей они попрощались внизу, – расставание вышло сдержанным, натянутым, – за чередой неотложных ежеминутных проблем, связанных с осмотром подземных коммуникаций и реанимацией части оборудования у них так и не выпало возможности побыть наедине…

До выхода его провожал Логинов.

– Может возьмешь БМК, командир? – Спросил он.

– Нет. – Ответил ему Лозин. – Машина останется здесь. Нужно исправить повреждения и подготовить ее к предстоящим действиям. Подумай над этим Дым, и не забывай контролировать Джона, чтобы он не натворил дел с компьютерами.

– За это не беспокойся. Справлюсь.

Они крепко обнялись.

…

Направляясь к городу, Лозин невольно вслушивался, – не прогремит ли в отдалении взрыв, свидетельствующий, что Чужие вернулись на территорию части и пытаются добраться до второй БМК, но на всем протяжении пятнадцатикилометрового пути его окружали лишь мирные звуки пробудившейся природы.

Ни одного черного корабля не появилось в ясных лазурных небесах, хотя лейтенант постоянно следил за горизонтом.

Соблазн забрать вторую планетарную машину был велик, но, соизмерив степень риска, он отставил эту мысль.

В крайнем случае, воспользуюсь подручным транспортным средством. – Рассудил Иван. –Сначала надо забрать ноутбук Джона и освободить Биша.

…Город он обошел стороной, двигаясь по территории промышленных окраин, наиболее пострадавшим от цепной реакции техногенных катастроф, вызванных электроразрядными ударами трехмесячной давности.

Картины тотальных разрушений, которые ему пришлось наблюдать в протяжении этого отрезка пути, жутким образом воздействовали на разум, но Иван, по мере сил, сопротивлялся растущему внутри глухому чувству, состоявшему из смеси отчаяния и ненависти. Это была крайне трудная наука, – поставить себя выше обстоятельств, осознавая их непоправимость, но не отдать при этом душу на растерзание губительным порывам ненависти.

Сострадать, не совершая спонтанных, безумных поступков, продиктованных всплеском неконтролируемых эмоций, мог далеко не каждый, – не даром бойцов прошедших "горячие точки", при отборе в космический десант подвергали жестким психологическим тестам, одобряя, либо отвергая кандидатуры исключительно по совокупности моральных и профессиональных качеств.

Среди подчиненных и сослуживцев Лозина было много парней с железными нервами, но истощенными, сгоревшими на войне душами, и они, как правило, не проходили отбор.

Со стороны это казалось странным, обидным, но комиссия не делилась с респондентами своими выводами, им только объявляли, – годен или нет, не объясняя причин и не вступая в прения с недовольными.

Сейчас Иван с особенной остротой понимал смысл тех тестов: Психологи, отвечавшие за укомплектование первых экипажей космических кораблей, искали золотую середину. Им не годились люди со слабой психикой, но и железная воля, при потере человечности так же ставила жирный крест на кандидатуре.

Вечный конфликт между самоконтролем и состраданием, разумом и чувствами…

В итоге в космодесант попали лишь те, чья душа, пусть и покалеченная войной, сумела вернуться под власть рассудка, познав темную сторону жизни, но, не утратив при этом своей светлой составляющей.

Внешне, таких как Лозин, можно было счесть нелюдимыми, замкнутыми в себе циниками, но на самом деле, все обстояло иначе. Если они любили, то глубоко, верно, если дрались, то до конца, ну а что касается повседневной жизни, то здесь главную скрипку играл разум, отсекая ненужные, бесполезные контакты, и, тем самым, предотвращая возникновение конфликтных ситуаций, – если человек тебе неприятен или не интересен, то нет смысла вступать с ним в перебранку или пытаться переделать чужую душу. 

Впрочем, данная жизненная философия, подспудно готовившая отобранный контингент к длительному полету в замкнутом пространстве космического корабля и непредсказуемым испытаниям по ту сторону бесконечности, лишь отчасти помогала лейтенанту не сойти с ума от открывавшихся взору картин.

Чуждая реальность сама пришла на Землю, в наихудшей из ипостасей, и никакая подготовка не могла выработать морального иммунитета, который защитил бы разум от повторяющихся на протяжении многих километров застывших немых сцен внезапно и бессмысленно прерванной жизни.

Сотни, тысячи ничего не подозревавших, невинных жертв орбитального удара казалось, вопиют о возмездии, среди закопченных руин промышленных комплексов Ивану все чаще попадались разлагающиеся человеческие тела… в некоторые моменты начинало грезиться, что он бредет сквозь нескончаемый кошмар затянувшегося сна, и в такие минуты лейтенант не мог объяснить самому себе, почему он направился к цели именно через зону руин, а не обошел стороной очаг катастрофы? 

Разум впитывал страшные картины, что-то вновь надрывалось в душе, порождая непонимание, неприятие крайней формы жестокости, которую продемонстрировал чуждый разум…

Зачем?

Какая причина толкнула Чужих на массовое убийство? Что они пытались добиться варварским актом орбитального удара? Расчистить себе пространство для проживания? Уничтожить человечество как вид, или сломить техногенную мощь цивилизации? Каковы их этические ценности, если они допускают геноцид в масштабах целой планеты?

Иван знал, что будет искать ответ на эти вопросы. Не в душе, а в действии, в неравном противостоянии, на которое он, по сути, был обречен…

Разговаривая с Хербертом накануне своего ухода, он слукавил, не взяв его с собой. Джон на поверку казался честным, здравомыслящим человеком, но его психика была слаба, – это Лозин понимал со всей очевидностью, потому и оставил Джона на базе МЧС под благовидным, не надуманным предлогом.

Каждому свое. Херберт скорее реализует накопленный в НАСА потенциал и опыт, сидя в тиши подземного бункера у компьютерных терминалов. А вот Лозину выпала иная судьба, – его уделом был этот ад, через который нужно пройти, понимая, что не в силах ни похоронить всех мертвых, ни обернуть время вспять…

…Когда кончились руины производственных окраин и потянулись пригороды, часто перемежающиеся перелесками, Иван, не ощущая физической усталости, продолжал идти, словно в полусне. Казалось, все окаменело внутри, изменилось само мироощущение… и лес уже не нес успокоительного воздействия, – все застило мороком, жуткой хмарью тех картин, что накрепко запечатлел разум…

Это нужно было пережить внутри себя, как страшную болезнь, чтобы в критический момент уже не леденеть, не теряться от сонмища противоречивых чувств, что пытались сейчас разодрать его душу.

Лозин не знал, выдержит ли он это испытание реальностью, наверное, потому и пошел через зону руин…

Если он не способен к осознанному сопротивлению, то лучше захлебнуться ненавистью сейчас, дать ей волю, и погибнуть в неравной схватке с чуждыми существами, – так будет правильнее, чем отыскать людей, вселить в их души надежду, а потом сорваться на путь тривиальной мести, обрекая на бессмысленную смерть тех, кто пойдет за тобой…

Конечно, рассудок Ивана не формулировал столь четких, однозначных мыслей, – он переживал все это внутри, на уровне ощущения несоизмеримой моральной боли…

…За знакомыми площадками приземления, где на непаханой целине уже повсеместно выкинул свои стрелы люпин, он вышел, наконец, к небольшой деревушке, в крайнем доме которой до последнего времени скрывались Настя и Джон.

• Предыдущая
• 37/74
• Следующая