Автопортрет - Каралис Дмитрий Николаевич - Страница 2

• Предыдущая
• 2/93
• Следующая

Старое кирпичное здание бумажной фабрики "Коммунар" - еще дореволюционное. Запруда, озерцо. Асфальтовая дорожка, скверик, доска почета.

Читаю книгу про разврат в высшем обществе. "Анна Каренина" называется.

Со мной в вагончике работает высокий мрачный мужик. Короткая стрижка, кепка, очки. Выпустили с зоны на "химию". Осужден за убийство жены. Работал главным инженером завода. Жил в доме, что по дороге к стадиону им. Кирова. Смутно, но помню тот дом - желтый, с белыми колоннами. Стоял в парке на возвышении холмика, рядом, вроде бы, пруд.

Двое детей - два пацана. Жена пьянствовала, опускалась. Болталась около магазинов с гопниками. Все пропивала. Каждый вечер он ее ходил разыскивать. Однажды притащил ее домой и врезал. Она померла. Дали семь лет. Детей забрала его сестра. Сейчас ездит на выходные домой и налаживает контакт с детьми. Хмурый. Неразговорчивый. Я его не расспрашивал, он сам рассказал в обеденный перерыв под папиросы и крепкий чай. Пацанам девять и одиннадцать лет. Он говорит, что померла она не от его удара - у нее на теле оказались следы побоев от железных прутьев, ей, видно, врезали еще около магазина... Но свидетелей, которые видели бы, как ее били у магазина, не нашлось.

В "Войне и мире" Толстой, описывая встречу Болконского с Кутузовым, пишет: "Кутузов испуганно-открытыми глазами посмотрел на князя Андрея".

"...на глазах были слезы...". И еще несколько раз глаза во множественном числе. Почему? Кутузов же был одноглазый.

Тунеядец Миша, пятьдесят лет. Хмурый, вечно курит. По собственной инициативе ведет наше хозяйство в квартире. Варит картошку, подметает пол, протирает вентиляционные решетки на кухне, чистит газовую плиту. Хозяйственный мужик. "Я "Балтийские" больше обожаю". "Все насквозь пропитано лжей". "Как играют, так и плясать надо". "Это длительная история". "Килька приятного посола" (вместо пряного). "Пойдемте исть" (вместо есть).

У Миши 5-й разряд столяра-плотника. Золотые руки. Но его поставили работать плотником-бетонщиком 2-го разряда - "на лопату". В этом же СМУ требуются столяры и плотники высокой квалификации, но его не берут. Парадокс! Весь день он с молодыми хулиганами заливает в опалубку бетон, от стужи пухнут ноги в резиновых сапогах. Несколько раз брал больничный.

Во время войны жил в Пушкинских горах. Ему было 9 лет. Носил партизанам еду и оружие в лес. "Я жизнь прожил. Меня немец два раза к стенке ставил. Но немцы тоже люди были, не такие, как их изображают".

- Спортом заниматься было некогда. Какой в деревне спорт? Там такой спорт - косить, жать, картошку копать. Работа...

После армии перебрался в Ленинград. Женился. Получил комнату в районе нынешней Гражданки. Работал на стройке.

- Да я три сарайчика имел! - гордо говорит Миша. - В одном картошку держал, в другом - дрова, в третьем - кабанчиков. Мужики у нас в доме ленились работать, а я с пяти утра на ногах. Они знай сидят в домино на островке играют, да на меня косятся - "куркуль". Наши дома пленные немцы строили, так сделали озерцо с островком, а к нему - мосточки. Вот они на этом островке играли да выпивали. Я вечером в столовую с тачкой еду пищевые отходы собирать, они смеются. А как зимой - "Миша, дай морковки, дай луку, дай картошки... За деньги, конечно. А кто им не велит? Кругом земли навалом - паши, сажай. Рядом с домом земля бесхозная была, так я огород устроил - соток двадцать. Все имел... Три сарайки: в одном картошка, в другом дрова, в третьем - кабанчики...

Одним словом - тунеядец...

На стройке хорошо работать в начале, пока деньги есть, но не в конце. К концу денег нет, все зарыто в землю, истрачено, остается только надежда, что из главка добавят, может, даже наградят за сдачу объектов, премируют. Сроки сдачи поджимают, и все нервничают. Говорят, что наш картонажный комбинат крупнейший в Европе. Второй - такой же - строят на Украине. В стране бум на макулатурную литературу - ту, которую продают в обмен на двадцать килограммов бумажного старья. Население в ажиотаже. Ангары завалены связками старых газет и книг. Из них будут делать упаковочный картон. Попасть в эти ангары и покопаться в старых книгах - моя мечта. Но нужен блат, которого у меня пока нет.

Комсомольско-химическая стройка.

Вызвали к начальнику спецкомендатуры подполковнику Махоркину для беседы - я испугался: где-то нахимичил, кто-то стуканул, и сейчас мне вставят по самые...

Оказалось другое. Он предложил войти в состав Совета общежития. Возглавить учебную секцию. Знающие люди говорят, что это большая удача. Чтобы попасть в Совет общежития, надо сначала поработать в Совете отряда, проявить себя, попрогибаться перед начальством, держать режим, как спортсмен перед Олимпийским стартом, и лишь затем - если масть пойдет - тебя рекомендуют в высший орган самоуправления. А тут - почти что сразу.

Моя задача - следить, чтобы те, кому положено по возрасту учиться в вечерней школе, учились. В каждом отряде есть своя учебная секция, свой председатель. Я должен с них спрашивать. Тьфу, тьфу, тьфу, но такая общественная нагрузка - путь к УДО (условно-досрочному освобождению). При прочих условиях... Я, поморщив для вида лоб, согласился.

Наш рыжий хулиган Коля весь вечер был в заботах. Он, как старший квартиры, обновлял доску объявлений в коридоре. Обновлял ее Валериными руками и своими сбивчивыми указаниями.

- Значит, так, пиши! - решительно говорит он хулигану-Валере, который сидит за столом перед набором фломастеров и бумагой. - Пиши, б..., так, значит, на х..! Пиши - "Бытовой уголок", заголовок, б..... Или нет! Пиши "Уголок быта"! А, Дима? Так лучше? А чего? "Уголок быта". Пиши, Валера!

Валера спрашивает, каким цветом писать, и Коля долго мечется по комнате, чешет себя в разных местах и выбирает цвет. Останавливается на красном. Валера, высунув кончик языка, пишет.

Теперь надо составить график дежурства по квартире, но Коля не знает, как это лучше сделать. Вернее, вообще, не знает. Он задумывается, скребет свою рыжую проволочную шевелюру и смекалисто косится на меня. Я лежу на койке и читаю.

- Дима, мать твою так, ты же грамотный человек, доцент, - издалека начинает Коля. - Как, б...., правильно график делать? Чтоб все было зашибись...

Я отрываюсь от книги и набрасываю на листке бумаги эскиз графика.

Валера старательно перерисовывает его. Коля мечется по квартире и постоянно проверяет качество выполнения. Он заглядывает то через одно, то через другое плечо к Валере и матерится. То он советует обвести надпись зеленым цветом, то желтым, то еще каким-то. При этом мы выслушиваем его соображения о том, какой замечательный будет "Уголок быта", и как все будет зашибись.

- Так, мужики, теперь надо еще что-нибудь повесить. Во! Заметки! Пиши, Валера, вот здесь, слева - "Заметки".

- Какие заметки?

- Ну заметки, едрена мать, заметки! Не понимаешь, что ли? Заметки, б....!

- Что ты там будешь замечать? - осторожно хихикает Валера и на всякий случай втягивает голову в плечи.

Коля на секунду останавливается. Осторожно гладит царапину на щетинистой щеке. Вчера он ездил подглядывать в окна своей любовницы Наташки и чуть не звезданулся с обледенелой крыши - сломал антенну, поранил щеку, потерял кроличью шапку. Наташка в десять часов погасила свет и осталась не выслеженной. Коля задвинул вечернюю проверку и теперь схватился за общественную работу, зарабатывает очки.

- Обязательства какие-нибудь. Ну, эта... Дескать, обязуемся содержать в чистоте и порядке квартиру. Чтобы, б...., значит, на пол не плевать... Или что-нибудь по чистоте... Ну пиши, елки зеленые!

Кончается тем, что Валера сооружает заголовок, и я вешаю под него рукописную заметку:

"Объявляется благодарность Балбуцкому В.А. (ст. 206, ч.2) за героическое уничтожение двух зарвавшихся тараканов, позарившихся на народное добро - хлеб. Валерий Балбуцкий, твердо вставший на путь исправления, презирая опасность, в ночь с 17 на 18 ноября 1981 года, находясь в засаде, одним ударом руки, в которой был зажат черствый батон местного производства, пригвоздил к столу двух опасных хищников. Смерть тараканам! Слава героям!"

• Предыдущая
• 2/93
• Следующая