Имперские ведьмы - Логинов Святослав Владимирович - Страница 23
- Предыдущая
- 23/56
- Следующая
Влад кивнул.
– Надеюсь, лейтенант, вы попали в цель, достойную выстрела.
– Я тоже на это надеюсь, хотя я больше не лейтенант, – повторил Влад.
– Не возражайте! Вы навсегда останетесь лейтенантом, единственным лейтенантом вашей маленькой армии, ведущей безнадежную и, главное, совершенно бессмысленную войну.
Влад хотел сказать, что как раз войны-то он и не ведет, а всего лишь пытается прорваться к высшим сановникам империи и прокричать правду, которая может изменить мир. Но вместо этого спросил:
– Почему – бессмысленную?
– Потому что империи в войнах только укрепляются. Я родом с Верануса, мы совсем молодая колония, нашу собственную историю можно уместить на почтовой марке. Может быть, поэтому в юные годы я увлекался древней историей, историей Земли. За десять тысяч лет она перенесла много скоротечных империй, и, поверьте, ни одна империя не рухнула просто под натиском врагов, каждая сначала прогнила изнутри. А нашей империи, в которой мы имеем неудовольствие жить, еще очень далеко до дряхлости. Значит, и драться с ней бесполезно.
– С чего вы взяли, будто у нашей империи здоровое нутро? – спросил Влад, припомнив беседу с Мирзой-беком. – Бесчеловечный строй не может быть прочным.
– Может, еще как. И люди с радостью станут отдавать жизни за молоха, который их пожирает. Мы с вами, лейтенант, тому живые примеры. Просто обстоятельства сложились так, что у нас было время подумать о жизни. У меня – побольше, у вас – поменьше, разница невелика. Главное – мы поняли, что происходит. А другим этого времени вовсе не выпало, и они, не задумываясь, пойдут на смерть, защищая размалеванного идола. Вот когда империя действительно сгниет, то не поможет даже самоотверженность фанатиков. И знаете, как можно определить, что час настал? Я много думал над этим и нашел простой и верный способ. В стабильном государстве делают прочные вещи. Они могут быть громоздки и неудобны – новогодние игрушки, под тяжестью которых ломаются елки, бронированные ночные горшки, которые ребенку не под силу вытащить из-под кровати, книги, страницы которых в одиночку не перевернешь, – но все это сделано прочно, на века. На елочную игрушку можно наехать танком, горшок выдержит ядерный взрыв. Заметьте, ни один памятник архитектуры, построенный в эпоху загнивания империй, не сохранился. Их даже не надо было разрушать, они рассыпались сами. Государство, которое собирается существовать вечно, любую мелочь делает со старомодной основательностью. А как только промышленность начинает штамповать вещи-однодневки, дни этой страны сочтены. У нее может быть могучая армия, наводящая ужас на соседей, но пройдет совсем немного времени, и она рухнет от случайного толчка. Ее убьют не враги, а книги в клееных переплетах и одноразовые зажигалки.
Якобсон говорил быстро и горячо, ни разу не произнеся своего любимого «представляете». Так говорят только о том, что действительно наболело и тысячу раз продумано.
– А теперь взгляните сюда: мой истребитель лежит на земле уже шестьдесят три года, но вы думаете, в нем что-нибудь испортилось? Все в порядке, все исправно, ничто не проржавело и не разрядилось. Поднять его – и можно лететь, было бы куда. Кстати, лейтенант, все съемное и взаимозаменяемое оборудование наличествует в комплекте и вполне работоспособно, так что в случае нужды можете воспользоваться. И как, по-вашему, собирается ли погибать государство, которое делает такие вещи? Впрочем, оружие – последнее, что подвержено гнили. Но вот перед вами игрушка, пустячок! – старик коснулся пальцем клипсы. – Обороноспособность страны не зависит от качества этой вещицы, а между тем она работает без перерыва уже шестьдесят три года! И будет работать, пока я жив, и она может подзаряжаться от моего тепла. А если окажется, что та клипса, что вы привезли, сломается через неделю, то я соглашусь, что ваша борьба не безнадежна.
Чайка на бреющем вынеслась из-за кромки леса, лихо тормознула и соскочила возле самых дверей хижины.
Якобсон восхищенно прицокнул языком и показал Владу большой палец:
– Так летать – нужен прирожденный талант. Чудо, а не женщина! Кстати, лейтенант, вы не представили мне свою подругу, и я до сих пор не знаю, как ее зовут.
– Чайка, – сказал Влад.
– Чайка… – нараспев протянул старик. – Конечно, я должен был догадаться, такая девушка не может носить другого имени.
Он уселся на землю и обхватил руками корзинку на голове:
– Все, я погиб. Я влюблен по гроб жизни. Не ревнуйте, лейтенант, мой гроб уже очень близок.
– Обождите, Якобсон, умереть вы всегда успеете, но сначала попробуем, что Чайка наколдовала с рыбой.
А Чайка и впрямь колдовала. Мгновенно рассортировала охапку привезенной травы, вывалила рыбу на огромный зеленый лист, перед которым стушевался бы любой лопух, посолила, если, конечно, серый порошок, лежащий на одном из листов, был солью. Сухой и с виду прочный корень покорно рассыпался белой пудрой, в которой рыбешка была немедленно обваляна. Между ладонями кухарки полыхнуло белое пламя, затем Чайка неуловимым движением перевернула всю рыбу разом – и вновь последовала вспышка огня. Пахло озоном и жареной рыбой. Чайка присыпала свою стряпню мелкой травкой, вылила сверху штук пять яиц. Яйца были большие, с толстой крапчатой скорлупой, – явно от какой-то дикой птицы.
«Как она все это приволокла, без кошелки, в одних руках?» – запоздало подумал Влад.
Еще несколько пассов, уже без видимого огня, но пар, дразнящий обоняние, подсказывал, что вкусное чародейство продолжает твориться.
– Готово, – сказала Чайка. – Можно есть.
Якобсон втянул ноздрями горячий пар и произнес, наставительно подняв корявый палец:
– Вот истинное волшебство. У меня никогда так не получалось.
Обед прошел в торжественном молчании, а когда от запеченной в омлете рыбы осталась лишь кучка голов и тоненьких хребтинок, а у едоков, наконец, нашлись силы и время хвалить и благодарить, Чайка рассмеялась и сказала:
– Оказывается, готовить для других куда вкуснее, чем для себя одной. А кроме того, я придумала, какую диверсию мы устроим сегодня ночью против одного из ведьминских поселков. – И, перехватив встревоженный взгляд Влада, пояснила: – Мы не станем стрелять, мы будем дарить подарки.
Глава 12
Поселок или, скорей, небольшой городок расположился на полосе берега между морем и невысокими увалистыми горами. Деревенские домики, в которых Влад при всем старании не мог заметить ничего живого, стояли далеко друг от друга, и тропинок между ними не было; у ведьм не принято ходить в гости. Тропинки сходились на центральной площади, где и решались все дела, мирные и немирные.
Морщинистые беззубые старухи дремали на завалинках возле своих домов или толклись на площади, что-то крикливо обсуждая. Дебелые матроны неторопливо шествовали по уличкам, а выйдя за город, мгновенно взлетали и уносились по делам. Летать по городу среди бела дня считалось неприличным. Причудливые одевки облекали дамские фигуры; не может женский ум смириться с единообразием в одежде, и селекция, веско подтвержденная колдовством, доказывала, что портновской фантазии пределов нет. Совсем юные ведьмушки, еще не подманившие своей первой одевки, носились по берегу, мелькая загорелыми попками.
Мирная, идиллическая картина, и на нее, словно прозрачный трафарет, наложен совсем иной пейзаж – военно-индустриальный. То здесь, то там над домами вздымались восьмидесятиметровые минареты космических катеров, межзвездных истребителей, почтовых и исследовательских кораблей. Краса и гордость галактической империи, ее сила и мощь, взятая в плен отчаянными наездницами. Те ступы, что стоят вертикально, – живые, но тут же рядом, в куда большем количестве валяются остовы погибших кораблей. Словно валы, они отделяли один домик от другого, создавая неправдоподобную ячеистую структуру. Лишние звездолеты хозяйки оттаскивали на городскую свалку – в ближайшее ущелье, где они лежали во много слоев, – сотни, тысячи космических кораблей, и в каждом в наглухо заблокированной рубке перед ослепшими экранами и мертвой приборной доской – мумия замученного пилота.
- Предыдущая
- 23/56
- Следующая
