Закат на планете Земля - Логинов Святослав Владимирович - Страница 1

• 1/17
• Следующая

Вечер – время особое. Солнечный шар медленно наливается красной усталостью, от кипарисов и елей падают густые тени. Но словно не желая признавать близость ночи, всё живое вскипает яростно и своевольно. По сухому песку стремительно проносятся ящерицы, необычно шустрые в это время суток, в ветвях розовеющих магнолий разноголосо вопит пернатое население, а там, где серый песок незаметно переходит в гниющее болото, начинают бурно готовиться к ночи рыбы и мокрокожие – гулкие шлепки, уханье и дробное кваканье разносятся в вечернем воздухе особенно далеко.

И в этот же час, перед тем, как погрузиться в ночное подобие смерти, свершается главное таинство жизни.

На пологой горушке у самого края болота сдвинулся, рассыпаясь, песок. Что-то зашевелилось там, отчаянно барахтаясь, стараясь выбраться из надоевшего плена к воздуху, багровому исчезающему свету, свободе. Родившееся существо ещё облепляли кожистые плёнки яйца, задние конечности вязли в глубине, но существо извивалось, размахивая миниатюрными ручками, билось… разлепило один золотистый глаз, впервые увидав мир, затем – второй, и наконец выдралось наружу и неуклюже поползло по песку, волоча за собой смятую скорлупку, бывшую прежде его вселенной.

По всему пригорку, сухому, насквозь прогретому за день, творилось то же самое. Братья и сёстры родившегося взрыхлили поверхность холма. Одни ползли куда-то, подчиняясь инстинкту, другие уже стояли на ногах, смешно раскачиваясь, не умея опереться на ненужный пока хвост. А из песка появлялись всё новые, рвущиеся к жизни существа.

Родившийся подполз к воде, ткнулся носом в её нечувствительную плоть. Вода понравилась, но откуда-то он знал, что в воду ему нельзя. Пока нельзя. Детёныш пополз вдоль воды и здесь, на мокром песке, наткнулся на улитку. Сама ли она выползла на берег, или её оставила отошедшая вода, детёныша не заботило – он сразу понял, что надо делать. Он перевернул улитку, даже не успев удивиться, как ловко справились с работой пятипалые, с далеко отстоящим мизинцем, руки, и куснул мягкое тело. Улитка пыталась спрятаться в раковине, но детёныш мгновенно, словно всегда этим занимался, разгрыз раковину и принялся за еду.

Другой детёныш, точно такой же, мокрый, с налипшим на хвост и лапы песком, подобрался к найденной улитке. Первый недовольно забил ногами, отгоняя соперника, но неожиданно всем существом осознал, что новенький – его брат, и почувствовал, как нестерпимо тому хочется добраться до улитки и попробовать, что это такое. Детёныш подвинулся, пропуская брата, вдвоём они живо разделались с остатками улитки, отползли от воды и растянулись на песке.

Солнце спустилось, быстро начало темнеть. Исчезающая красная полоса заката не грела, не грели и звёзды, раскрывшие свои глаза. Песок остывал. Детёныш чувствовал, что начинает проваливаться в небытие, подобное тому, которое он испытывал, лёжа в яйце. Он ещё видел, слышал, осязал, но конечности и хвост не подчинялись ему. Детёныш лежал, тараща глаза в сгущающуюся темноту, не видя ничего, кроме звёзд на небе. Но потом две звезды, красных и пристальных, оказались внизу. Они двигались, и их сопровождал лёгкий шорох и фырканье. Кто-то возился в темноте, постепенно приближаясь к детёнышу. Вот он остановился совсем рядом, там, где лежал брат. Брат пискнул, потом детёныш услышал хруст, чавканье и понял, что «пришедший ночью» ест их также, как они ели улиток.

Глаза придвинулись вплотную, детёныш ощутил чужое дыхание и прикосновение волосков, ощупывающих его. Улитка могла хотя бы прятаться в хрупкую раковину, он же не мог ничего. Ночная прохлада сковала крошечное тельце и не давала пошевелиться.

Детёныша коснулся мокрый нос, но в это мгновение от болота, откуда прежде доносился лишь нескончаемый лягушачий концерт, прилетел низкий рокочущий рёв, и кто-то двинулся к берегу, тяжело ступая и поднимая при движении волну. Ночной хищник замер, отпрыгнул в сторону – красные звёзды описали дугу – и исчез.

Детёныш не испугался и не обрадовался. В его теле осталось слишком мало тепла. Он засыпал. И уже засыпая, всем существом почувствовал, как волной нарастает вокруг нечто могучее, не голос даже, а хор, говорящий сам с собой, сам себя спрашивающий и сам себе отвечающий. Но сил понять, что это, уже не было.

Утром солнце согрело песок и пробудило к жизни застывшего детёныша. Сперва он лежал неподвижно, лишь часто дышал, дёргая тонким горлом, затем взорвался суматошными движениями. Рывком поднялся на ноги – впервые в жизни! – шагнул раза два, остановился. Перед ним валялся бесформенный серый клочок, а из него торчала крохотная рука с зажатыми в кулачок пальцами. То, что осталось от брата. Секунду детёныш стоял неподвижно, потом раскачиваясь, побежал дальше. Вечер был ещё так не скоро, а внизу в просвеченной лучами тёплой воде, ползали улитки.

Но вечер всё же пришёл. На багровую землю легли чёрные тени, солнце, коснувшись горизонта, погасло. Холодел воздух, остывал песок, и детёныша охватила вялая усталость. Беспокойство, овладевшее им при наступлении темноты, сменилось безразличием. Один страх тлел внутри: скоро придёт сверкающий глазами, и на этот раз ничто не остановит его, – это была даже не мысль, а лишь обречённое представление.

Однако, ночной хищник медлил. Тьма сгустилась, от болота потянуло пахучей сыростью. Прохлада сковала тельце детёныша, но его брюшко было плотно набито едой – и это немного согревало его; так что сознание не ускользало окончательно, и когда вновь в бескрайних просторах, ещё неведомых детёнышу, родилась могучая музыка, сотканная из множества голосов, детёныш понял, что это не сон, это на самом деле кто-то говорит, радуется и негодует, удивляется и получает ответы, живёт, не желая признавать смерти, приходящей после заката.

И детёныш присоединился к ночному хору, послав в пространство своё первое беспомощное «почему?». Он не ждал ответа, но ответ пришёл.

– Спи, малыш, – сказали ему. – Ты ещё мал, но ты вырастешь. Мы ждём тебя. А страшный с красными глазами больше не появится – мы не пустим его…

Ночь набирала силу, и успокоившийся детёныш подчинился приказу, уснул, свернувшись клубком в ямке, полной пустых скорлупок.

• 1/17
• Следующая