Алая аура протопарторга - Лукин Евгений Юрьевич - Страница 15

• Предыдущая
• 15/50
• Следующая

– Взлетела – и висит… – скрипел Матвеич в трубку сотового телефона. – Типа шарик надувной…

Африкан обошел кран и выбрался на влажную подсыхающую улочку, где урчал и отплевывался сизым дымом самосвал, груженный сверкающими на изломах осколками.

– Понял, Глеб Кондратьич… Сейчас скажу…

Заслышав имя-отчество заклятого врага, Протопарторг вздрогнул и обернулся. За мокрым проломленным штакетником заваривалась суматоха. Матвеич пинками разгонял толпу.

– Отойти от крана!.. Всем отойти!.. Тебе что, особое приглашение?.. Хочешь жертвой бомбежки стать?.. Станешь… Готово, Глеб Кондратьич… – сообщил он в трубку, а затем, тоже отбежав на пару шажков, воздел ее над головой – наушником к гире.

Трубка буркнула что-то хорошо знакомым Африкану голосом – и кожа на спине протопарторга от ненависти съежилась и поползла. А в следующий миг гиря с кратким снарядным свистом тяжко ухнула с высоты на влажную садовую дорожку. Дрогнула земля, брызнули обломки кирпичей. Цепь с лязгом натянулась, стрела сыграла, и огромный кран устрашающе подпрыгнул на широко расставленных лапах…

Беглый чудотворец стоял неподвижно. Одним заклинанием?.. По сотовой связи?.. Страшно было даже представить, какой поддержкой должен пользоваться в народе Глеб Портнягин, чтобы вот так, играючи, уронить с высоты проклятую Африканом многопудовую гирю… Трудно будет бороться с Глебом, ох трудно…

Обычно домовые ночуют за печкой или, на худой конец, за радиатором батареи парового отопления. Но тут случай выдался особый. Устроиться на ночлег в покинутом и разоренном доме, где недавний уют был безжалостно растоптан самими людьми, представлялось Анчутке невозможным, почему он и пошел спать на чердак, где все оставалось – как до эвакуации. И, если не прислушиваться к выморочной тишине комнат, то рано или поздно пригрезится, что хозяева никуда не уезжали и что сам ты прижился здесь уже давно, а наверху заночевал просто так – скажем, прихоть нашла…

На заплетенном паутиной чердаке была в изобилии свалена мохнатая от пыли рухлядь: стул без ножки, грядушка пружинной кровати, велосипедная рама, ночной горшок… Чувствовалось, что домовой, обитавший здесь неделю назад и скорее всего бежавший вместе с жильцами, наверх заглядывал редко. Анчутка выгнал из-под обломков кровати крупную хыку и разобрался с отбившимися от рук пауками, наловчившимися было плести сети против часовой стрелки, что, естественно, порождало слабые вихри отрицательной энергии. В утеплителе водились лярвы, но лезть под доски и всю ночь перебирать керамзитовые комочки Анчутка поленился. Напутлякал на всякий случай силовых линий перед слуховым окном, затем взбежал на стропило и повис на нем в своей излюбленной позе летучей мыши.

Внизу вздыхал и ворочался Африкан. Временами над пыльным дощатым полом вставало зыбкое алое сияние – аура чудотворца была настолько обширна, что не помещалась в комнате… Вот и славно. Значит, лярвы из утеплителя сами поразбегутся – ишь, зашуршали, засуетились!..

Если вдуматься, все складывалось не так уж и плохо… Границу Анчутка пересек удачно, ночует не где-нибудь в канаве и даже не в шалашике, а под самой что ни на есть настоящей крышей. Что еще нужно беженцу для счастья!..

Вокруг дома пугливыми ватажками шастали мародеры, лениво шарили карманные фонарики ментов. Когда три местных жителя принялись откреплять наличники, Анчутка хотел их сперва пугнуть, а потом подумал: зачем?.. Все равно ведь он ночует на этом чердаке первый и последний раз. Пусть тащат…

– Да, правду говорят… – вполголоса сетовал под окном кто-то из жуликов, увязывая снятые резные досочки воедино. – Малые детки – малые бедки, большие дети – большие беды. Вот вырастут – только тогда, пожалуй, и отдохнем…

– Ага… Жди… – уныло отвечали ему. – А вырастут – тоже: то отмазывай, то передачу носи… Слушай, может, еще перила прихватим?..

Дождавшись, когда калитка за ними закроется, Анчутка распушил плавающий поблизости сгусток положительной энергии и, с удовольствием в него закутавшись, принялся вспоминать, как ловко он сегодня гасил ментам их карманные фонарики… Снаружи накрапывало. Время от времени особо крупная капля срывалась с навеса и звонко падала в погнутую миску.

Внезапно Анчутка ощутил слабенький рывок силовой линии – и насторожился. Вскоре задергалась другая, третья… Кто-то явно пытался проникнуть на чердак через слуховое окно. Анчутка приоткрыл глаз и слегка повернулся всем тельцем, по-прежнему вися на коготках задних лапок. Опять мародеры, но только на этот раз не люди, а домовые… Гостей было двое: трехцветный короткошерстый и темно-серый с подпалинками.

– Ну, какая зараза понапутала?.. – обиженно вопрошал короткошерстый, выбираясь из незримых нитей. Был он невелик ростиком и лопоух. – Нарочно, что ли?..

Серый с подпалинками (тоже плюгавенький, но не до такой степени) разочарованно озирал мохнатое от пыли чердачное чрево.

– Гля-а… – протянул он. – Забрал!.. Куркуль!.. Я думал: забудет… Такой у него здесь визгун жил!.. На три голоса выл в трубе! В терцию, прикинь!..

Короткошерстый вдруг замер и склонил к пыльному дощатому настилу правый лопушок.

– Слышь, а кто это там внизу? – боязливо спросил он.

Оба прислушались. Внизу заскрипел топчан и послышался особенно тяжелый вздох Африкана.

– Бомж, наверно… – предположил тот, что покрупнее, с подпалинками. – Как бы его утром крышей не прибило! Может, пугнем?..

Анчутка не выдержал и хмыкнул:

– Ага! Пугни-пугни… Он тебя, пожалуй, так пугнет, что не зарадуешься… Домовые подскочили, вздыбили шерстку и уставились на висящего вниз головой Анчутку. Затем опомнились и, быстро переглянувшись, двинулись к нему цепким крадущимся шажком, заходя с обеих сторон.

– Слышь, ты, дымчатый… – осторожно, почти жалобно начал лопоухий. – А ты чего это тут?..

– Живу, – нагло ответил Анчутка.

Домовые еще раз переглянулись.

– Слышь, дымчатый… – вкрадчиво продолжал лопоухий. – А ты вроде не из наших… И базар не тот, и висишь не так… Столичный, что ли? На понтах?

– Из Лыцка я, – не без гордости сообщил Анчутка.

Домовые приостановились.

– Прямо из самого Лыцка?.. – усомнился тот, что с подпалинками. – Да гонишь! Из Лыцка сейчас не выберешься – границу закрыли!.. – Тут он осекся и заморгал, потому что чердак озарился внезапно розовым сиянием. Видимо, Африкан там, внизу, перевалился на другой бок – и краешек алой ауры вновь пронизал настил.

– Слышь… А кто это у тебя там?.. – притушив голосок, пораженно осведомился мародер.

– А я знаю? – высокомерно обронил Анчутка. – Порфирия спроси…

Небрежно упомянутое всуе имя Лыцкого Партиарха произвело должное впечатление. По слухам Анчутке было известно, что беженцев из Лыцка баклужинские домовые не жалуют, но зато и побаиваются. Лыцкая группировка домовых контролировала почти два района столицы и часть Чумахлы, не гнушаясь вступать в сговор с домовладельцами и помогая им вытрясать квартплату из жильцов. Привыкши к экзорцизмам Порфирия, беженцы в гробу видели Глеба Портнягина с его демократически мягкими законами и творили, что хотели. Полный, короче, беспредел…

– А почему ты говоришь, что он меня пугнет? – мрачнея, спросил серый с подпалинками домовой, косясь на неструганые мохнатые доски настила. – Он кто вообще?..

– А ты глянь сходи, – посоветовал Анчутка. – Мне вот, например, одного взгляда хватило…

Серый хмыкнул и, скользнув в широкую щель между досками, исчез. Потом появился снова – очень испуганный.

– Ой… – только и смог вымолвить он. – С орденом… В рясе… Так вы что же… вместе, что ли?..

Ах, как хотелось Анчутке выложить все как есть, однако пора было прикусить язычок. Через государственную границу – по воде, аки посуху?.. На руках у Африкана?.. Нет, такого даже лыцкая диаспора не поймет…

– Да приблудился… – уклончиво молвил он. – Мне-то что за дело? Спит – и пускай себе спит… Какой-никакой, а жилец…

• Предыдущая
• 15/50
• Следующая